хотят быть горожанами! Хоть бы уж город как город, а то . . . так, станция ...
Городок внизу, по-моему, был очень уютным, но неизвестно почему все тут называли его „станцией".
— Значит, они живут там, а работают здесь?
— Он работает здесь. Дочка на станции, служит на почте. Еще по стаканчику?
Я вежливо отказался, хотя его вино действительно было выше всяких похвал.
— Виноградников здесь не видно, а такого вина я давно не пил.
— Виноград мы покупаем. Я езжу за ним далеко — в Сухиндол, в плевенский, в свиштовский районы. Моим главным конкурентом был Царский, но делал ли он вино этой осенью, не знаю. ..
— А наследники у него есть?
— Нету. Жил один, как волк-одиночка, в одиночку и помер. Кто свел с ним счеты — неизвестно и вряд ли будет известно ...
— Интересно ...
— Что интересно?
— Кому может мешать старик?
— Не знаю, — сказал корчмарь. — Может, кому-нибудь и мешал. Жизнь у него непростая.
Я уже приготовился слушать историю жизни Царского, как корчмарь вдруг умолк, посмотрел на часы, потом на гору мяса.
— У меня еще много работы, а в пять надо открывать. Сегодня корчма будет переполнена. Здесь новости — редкость, а за два дня их набралось, как за целый гол, Приятно было посидеть с вами. Приходите в корчму, когда у вас будет время, еще поговорим.
Он проводил меня до калитки, я оглянулся, опасаясь появления пса. Корчмарь засмеялся:
— Зять взял его с собой. Возит в коляске, как человека.
Площадь была пуста. Слег потемнел и лип к ногам. Я обрадовался: к утру весь снег растает и тогда можно будет увидеть следы под окном женщины. Проходя мимо ее дома, я замедлил шаги у ворот, они были на засове. Дом казался нежилым, как и дом лесника на другой стороне улицы. Все это, думал я, неслучайно. Что-то связывало Царского и эту женщину, но что? Мне нужен был ответ именно на этот вопрос, но я был здесь человеком со стороны, а крестьяне не любят рассказывать о своих сложных взаимоотношениях посторонним, особенно в такие моменты, как сейчас, когда жизнь вдруг выходит из накатанной колеи, и чужие люди начинают ею интересоваться.
Я без труда узнал дом, куда мы накануне привели женщину. Из трубы вился дымок. Я заглянул через ограду. Передо мной был обычный деревенский двор. Бродили куры. Пять или шесть овец лежали под навесом, жуя жвачку. Дом выглядел новым, он был одноэтажным, но на высоком фундаменте, с террасой. На террасе стояли цветочные горшки, накрытые полиэтиленовой шлейкой. Наверное, с геранью, которую вчера вечером хотели уберечь от снега. Если бы мы увели с собой женщину в дом отдыха, сегодня она была бы жива. Впрочем, кто его знает! Если она покончила с собой, то ничто не могло ей помочь. Если человек принял такое решение, его уже никто не остановит.
Во дворе не было видно собаки, и я нажал на щеколду. Однако она не поддалась. Голос разума говорил мне: брось ты все это, ведь ты приехал сюда заниматься, осталось всего восемь дней, не растрачивай их по-
пуету! Но другой, настойчивый и коварный, был громче: неужели гы упустишь такой случай, ведь ты хочешь стать следователем, отбрось все колебания и займись этим делом, развяжи узел! Я представил себе, как сейчас уютно в моей комнате, все отдыхают, вокруг тишина, можно спокойно читать учебник, время от времени прислушиваясь к тому, что происходит в коридоре. Около пяти в дверь постучит Леля, я быстро оденусь и выйду, и мы предпримем одну из наших обычных приятных прогулок — либо вниз, к станции, либо направо, в лес, который всегда доброжелательно нас встречает и в ласко-вом дыхании которого таится нетерпеливое ожидание, что вот-вот между нами что-то непременно произойдет. В семь мы вернемся, поужинаем, затем усядемся возле камина, женщины будут болтать о чепухе, а мы с доктором Эйве померимся силами за шахматной доской, где в моей власти организовать сражение и выиграть его, не пролив при этом ни капли крови.
Постучать или нет в запертую калитку? Бывают мгновения, когда явственно ощущаешь равновесие чаш весов п прекрасно сознаешь, какое решение более благоразумно, по как нарочно именно тогда бес толкает тебя в ребро: попробуй, дорогой, не бойся!
Тут я заметил иод жестяным козырьком калитки кнопку звонка — село тоже приобщилось к современной технике! — и нажал на нее. раз, другой. На террасе тотчас появился мужчина в толстом свитере и быстро спустился по ступенькам. Мне показалось, что он наблюдал за мной из окна. Подойдя к воротам, широко распахнул калитку:
- Входите, пожалуйста.
Взгляд егс глаз был заискивающим и немного испуганным
— Добрый день! — сказал я и запнулся, не зная, как представиться, но он облегчил мне задачу:
— Вы из милиции, да?
Я пе ответил ни „да", ни „нет", лишь представился:
— Тихов! — и вошел во двор. Мужчина закрыл калитку и пропустил меня вперед по ведущей к дому цементной дорожке.
— Жена еще в городе, похороны, как вы велели, мы отложили на послезавтра, чем могу быть вам полезен? — выпалил он почти речитативом.
- На данный момент, — начал я медленно, но твердо, - у меня к вам один-единственный вопрос.
— Слушаю! — Он вытянулся и щелкнул каблуками. На вид ему было лег сорок пять — пятьдесят. Наверное, служит в армии?
— Где вы работаете? — спросил я.
— В кооперативе. Один год. До этого служил в строительных войсках. Старшина сверхсрочной службы. Теперь пенсионер.
— У вас есть собака?
— Собака?
Не знаю почему, по мне все время казалось, что на меня вот-вот бросится собака. Перед моими глазами еще стоял пес ветеринара — огромный Христо.
— Значит, нет, — произнес я и направился к сараю. Хоть я и роднлся в городе, мои детство и юность, можно сказать, прошли в деревне. Все каникулы я проводил у моей бабули и прекрасно знал, что есть в деревенском сарае, включительно и под навесохм, где в данный момент лежали овцы. Навес обычно опирается на несколько столбов, и практичный крестьянин забивает з них гвозди, а на гвозди вешает веревки, без которых в сельскохозяйственных работах ему не обойтись. Моя бабуля, например, хоть и женщина, всегда распределяла веревки по толщине: на один гвоздь вешала самые тонкие — бечевки — для мелких нужд, на другой — потолще, для вязки и переноски сена, на третий — самые толстые, с которыми раньше ходили в лес; на другом столбе у нее висели цепи, которыми обматывают стволы, и чеки, которые подкладывают под колеса телеги при спуске с крутых склонов... Веревка, которую сегодня утром я пытался отвязать от сука дуба, представляла собой тонкую конопляную бечевку, много раз бызшую в употреблении и потому жесткую и лоснящуюся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Городок внизу, по-моему, был очень уютным, но неизвестно почему все тут называли его „станцией".
— Значит, они живут там, а работают здесь?
— Он работает здесь. Дочка на станции, служит на почте. Еще по стаканчику?
Я вежливо отказался, хотя его вино действительно было выше всяких похвал.
— Виноградников здесь не видно, а такого вина я давно не пил.
— Виноград мы покупаем. Я езжу за ним далеко — в Сухиндол, в плевенский, в свиштовский районы. Моим главным конкурентом был Царский, но делал ли он вино этой осенью, не знаю. ..
— А наследники у него есть?
— Нету. Жил один, как волк-одиночка, в одиночку и помер. Кто свел с ним счеты — неизвестно и вряд ли будет известно ...
— Интересно ...
— Что интересно?
— Кому может мешать старик?
— Не знаю, — сказал корчмарь. — Может, кому-нибудь и мешал. Жизнь у него непростая.
Я уже приготовился слушать историю жизни Царского, как корчмарь вдруг умолк, посмотрел на часы, потом на гору мяса.
— У меня еще много работы, а в пять надо открывать. Сегодня корчма будет переполнена. Здесь новости — редкость, а за два дня их набралось, как за целый гол, Приятно было посидеть с вами. Приходите в корчму, когда у вас будет время, еще поговорим.
Он проводил меня до калитки, я оглянулся, опасаясь появления пса. Корчмарь засмеялся:
— Зять взял его с собой. Возит в коляске, как человека.
Площадь была пуста. Слег потемнел и лип к ногам. Я обрадовался: к утру весь снег растает и тогда можно будет увидеть следы под окном женщины. Проходя мимо ее дома, я замедлил шаги у ворот, они были на засове. Дом казался нежилым, как и дом лесника на другой стороне улицы. Все это, думал я, неслучайно. Что-то связывало Царского и эту женщину, но что? Мне нужен был ответ именно на этот вопрос, но я был здесь человеком со стороны, а крестьяне не любят рассказывать о своих сложных взаимоотношениях посторонним, особенно в такие моменты, как сейчас, когда жизнь вдруг выходит из накатанной колеи, и чужие люди начинают ею интересоваться.
Я без труда узнал дом, куда мы накануне привели женщину. Из трубы вился дымок. Я заглянул через ограду. Передо мной был обычный деревенский двор. Бродили куры. Пять или шесть овец лежали под навесом, жуя жвачку. Дом выглядел новым, он был одноэтажным, но на высоком фундаменте, с террасой. На террасе стояли цветочные горшки, накрытые полиэтиленовой шлейкой. Наверное, с геранью, которую вчера вечером хотели уберечь от снега. Если бы мы увели с собой женщину в дом отдыха, сегодня она была бы жива. Впрочем, кто его знает! Если она покончила с собой, то ничто не могло ей помочь. Если человек принял такое решение, его уже никто не остановит.
Во дворе не было видно собаки, и я нажал на щеколду. Однако она не поддалась. Голос разума говорил мне: брось ты все это, ведь ты приехал сюда заниматься, осталось всего восемь дней, не растрачивай их по-
пуету! Но другой, настойчивый и коварный, был громче: неужели гы упустишь такой случай, ведь ты хочешь стать следователем, отбрось все колебания и займись этим делом, развяжи узел! Я представил себе, как сейчас уютно в моей комнате, все отдыхают, вокруг тишина, можно спокойно читать учебник, время от времени прислушиваясь к тому, что происходит в коридоре. Около пяти в дверь постучит Леля, я быстро оденусь и выйду, и мы предпримем одну из наших обычных приятных прогулок — либо вниз, к станции, либо направо, в лес, который всегда доброжелательно нас встречает и в ласко-вом дыхании которого таится нетерпеливое ожидание, что вот-вот между нами что-то непременно произойдет. В семь мы вернемся, поужинаем, затем усядемся возле камина, женщины будут болтать о чепухе, а мы с доктором Эйве померимся силами за шахматной доской, где в моей власти организовать сражение и выиграть его, не пролив при этом ни капли крови.
Постучать или нет в запертую калитку? Бывают мгновения, когда явственно ощущаешь равновесие чаш весов п прекрасно сознаешь, какое решение более благоразумно, по как нарочно именно тогда бес толкает тебя в ребро: попробуй, дорогой, не бойся!
Тут я заметил иод жестяным козырьком калитки кнопку звонка — село тоже приобщилось к современной технике! — и нажал на нее. раз, другой. На террасе тотчас появился мужчина в толстом свитере и быстро спустился по ступенькам. Мне показалось, что он наблюдал за мной из окна. Подойдя к воротам, широко распахнул калитку:
- Входите, пожалуйста.
Взгляд егс глаз был заискивающим и немного испуганным
— Добрый день! — сказал я и запнулся, не зная, как представиться, но он облегчил мне задачу:
— Вы из милиции, да?
Я пе ответил ни „да", ни „нет", лишь представился:
— Тихов! — и вошел во двор. Мужчина закрыл калитку и пропустил меня вперед по ведущей к дому цементной дорожке.
— Жена еще в городе, похороны, как вы велели, мы отложили на послезавтра, чем могу быть вам полезен? — выпалил он почти речитативом.
- На данный момент, — начал я медленно, но твердо, - у меня к вам один-единственный вопрос.
— Слушаю! — Он вытянулся и щелкнул каблуками. На вид ему было лег сорок пять — пятьдесят. Наверное, служит в армии?
— Где вы работаете? — спросил я.
— В кооперативе. Один год. До этого служил в строительных войсках. Старшина сверхсрочной службы. Теперь пенсионер.
— У вас есть собака?
— Собака?
Не знаю почему, по мне все время казалось, что на меня вот-вот бросится собака. Перед моими глазами еще стоял пес ветеринара — огромный Христо.
— Значит, нет, — произнес я и направился к сараю. Хоть я и роднлся в городе, мои детство и юность, можно сказать, прошли в деревне. Все каникулы я проводил у моей бабули и прекрасно знал, что есть в деревенском сарае, включительно и под навесохм, где в данный момент лежали овцы. Навес обычно опирается на несколько столбов, и практичный крестьянин забивает з них гвозди, а на гвозди вешает веревки, без которых в сельскохозяйственных работах ему не обойтись. Моя бабуля, например, хоть и женщина, всегда распределяла веревки по толщине: на один гвоздь вешала самые тонкие — бечевки — для мелких нужд, на другой — потолще, для вязки и переноски сена, на третий — самые толстые, с которыми раньше ходили в лес; на другом столбе у нее висели цепи, которыми обматывают стволы, и чеки, которые подкладывают под колеса телеги при спуске с крутых склонов... Веревка, которую сегодня утром я пытался отвязать от сука дуба, представляла собой тонкую конопляную бечевку, много раз бызшую в употреблении и потому жесткую и лоснящуюся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41