На рынке, несмотря на поздний час, жизнь била ключом. Крикливые уличные торговки, скупщики золота и валюты шныряли в толпе, возле продовольственных ларьков были крик и давка, поминутно приезжали и уезжали грохочущие грузовики. Над площадью носились тучи пыли и стоял удушливый запах бензина. По радио передавали чью-то речь.
Они расставались впервые за два дня. У ресторана Кристина хотела попрощаться.
— Подожди еще немножко,— попросил он и задержал ее руку в своей.
— Поздно уже.
— Еще минутку. Как ты думаешь, когда ты сегдня освободишься?
— Понятия не имею. Обычно по понедельникам большого наплыва не бывает.
— Часам к десяти?
— Может быть.
Трое мужчин, громко разговаривая, вошли в ресторан. Мацек все не выпускал руку Кристины.
— Я буду тебя ждать.
— Ты пойдешь наверх?
— Зайду на минутку.
— А потом?
— Потом будет этот разговор. Как только освобожусь, загляну к тебе сказать, чем это кончилось. Хорошо?
Она кивнула.
— Только на минутку.
— Конечно. Ты не волнуйся. Все будет хорошо.
— Ты думаешь?
В этот момент мимо них проехал белый от пыли джип и со скрежетом затормозил перед входом в гостиницу. Оба машинально посмотрели в ту сторону. Мацек вздрогнул. Он почувствовал, как кровь прилила к сердцу, а ноги одеревенели и стали тяжелые, как колоды. Из джипа в пропыленном плаще медленно, тяжело вылез Щука с палкой в руках. Мужчина, который вел машину,— молодой, высокий, в кожаной куртке и высоких сапогах,— уже стоял на тротуаре. Два парня лет по двадцати в милицейской форме с автоматами остались на заднем сиденье.
Вдруг Мацек почувствовал, что Кристина тянет его за рукав.
— Ты чего так уставился?
Он медленно и тяжело повернулся к ней, и тогда она заметила, что на нем лица нет.
— Мацек!— испуганно воскликнула она.
Он хотел улыбнуться, но губы искривила гримаса. До него, как сквозь тонкую стену, доносился глухой бас Щуки и стук подкованных сапог его провожатого. Он догадался, что они вошли в гостиницу.
— Мацек!— прошептала Кристина.— Что с тобой? На этот раз улыбка получилась естественной.
— Ничего. Не обращай внимания. Говорю тебе, ерунда!— Он сжал ее руку.— Так, что-то померещилось.
— Что?
— Ерунда какая-то. Не стоит говорить об этом.
— У тебя был такой странный вид.
— Да? А сейчас?
— Сейчас нет.
— Ну, вот видишь. Тебе в самом деле пора идти?
— Пора.
Она еще раз внимательно посмотрела на него, но не успокоилась.
— Что это за люди?
Он изобразил удивление.
— Какие люди?
— Которые только что вышли из машины. Хелмицкий оглянулся. Щуки и его спутника уже не
было. На тротуаре возле машины стояли два милиционера и прикуривали.
— Понятия не имею. Наверно, приезжие.
— Ты их знаешь?
— Нет. Откуда ты взяла?
Он сказал это с таким непритворным безразличием, что она поверила.
— Ну, до свидания,— сказала она с улыбкой.
Он проводил ее взглядом до дверей ресторана и, когда они закрылись за ней, почувствовал огромное облегчение и одновременно усталость. Даже не заметил, как его толкнул какой-то человек, торопившийся в «Мононоль». Другой, проходя мимо, бросил на него любопытный взгляд, потом еще несколько раз обернулся в его сторону. Он стоял, опустив голову и ощущая внутри такую страшную пустоту, как будто ослеп, оглох, погрузился в непроглядную тьму одиночества. Его привел в себя звук запущенного мотора. Он поднял голову. Спутник Щуки сидел за рулем, милиционеры — сзади. Машина тронулась и, въехав на рынок, исчезла из вида. Хелмицкий медленно побрел прочь от ресторана. Но, сделав несколько шагов, сообразил, что идет не туда, и, повернув обратно к гостинице, столкнулся с Анджеем. От неожиданности Мацек замер на месте.
— Привет!— поздоровался Анджей.— Где ты пропадаешь?
— Я? Я как раз собирался идти к тебе. Тебе говорил братишка?
— Говорил. А ты не получил моего письма? — Письма?
Анджей пристально посмотрел на него.
— Я оставил письмо у портье. Три раза заходил к тебе сегодня и не мог застать. Где тебя носит?
— Я ведь сказал, что шел к тебе.
— С тобой совершенно невозможно договориться,— раздражением сказал Анджей.— Я тебе написал, чтобы ты не приходил ко мне и что я сам к тебе приду в семь часов. Сейчас как раз семь.
— Что-нибудь случилось?
— Ничего особенного. Просто я ушел из дому и ночую у Сроки.
— Почему?— забеспокоился Мацек.
— А, чепуха. Не стоит говорить об этом. Ну, пошли, чего мы стоим посреди улицы. Куда пойдем? В «МоноПОЛЬ»?
— Ну его!
Мацек почувствовал, что краснеет. Анджей заметил это и насмешливо улыбнулся.
— Что, уже осточертеть успел?
— Нет. Но с какой стати туда идти? Оркестр даже поговорить не даст. Пойдем ко мне наверх.
— Как хочешь. Вижу, ты совершал далекие прогулки.
— Откуда это видно?
— По твоим сапогам.
Войдя вслед за Мацеком в комнату, он сразу же заметил на ночном столике букетик фиалок,
— Что это?
Мацек открывал окно.
— Что?
— А это? Мацек обернулся.
— Ты что, не видишь? Фиалки.
— Вот-вот.
— А что?
— Цветы себе покупаешь?
Он снял пиджак, уселся на кровать и указал пальцем на стену.
— Там? Мацек кивнул.
— У себя?
— Да. Только что вернулся.
— Приятное соседство. Хелмицкий промолчал.
— Ты почему ушел из дому?— спросил он немного погодя.— Поссорился?
— Да, в этом роде.
— Из-за чего?
— А, не стоит даже говорить. Семейные разногласия по поводу моего будущего, учебы и так далее, понимаешь? Мой отец все еще довоенными представлениями живет. Он ровным счетом ничего не понимает, хотя столько лет просидел в лагере. Оперирует такими понятиями, как положение в обществе, будущее, материальная обеспеченность и тому подобная дребедень. А я тоже в дурацком положении, вот и приходится выкручиваться. Не могу же я ему выложить все, как есть.
— Они знают о твоем отъезде?
— Знают. С этого все и началось. Они, конечно, не в курсе, куда я еду и зачем. Ну, кончим этот разговор, есть вещи более интересные.
Хелмицкий задумался.
— Эх!— неожиданно сказал он.— Человек не ценит того, что имеет. Была бы жива моя мать или отец бы вернулся...
— Что я слышу?— удивился Анджей.— И это говоришь ты? Ведь ты всегда плевал на это. И правильно делал. Человек не должен иметь привязанностей. К чему они? Чтобы потом больней было расставаться? Но сейчас речь не об этом. Послушай...
— Ну?
— Сядь! Не могу же я кричать на всю комнату. Да что с тобой? У тебя совсем обалделый вид.
— У меня? Почему?
— Это тебе лучше знать. Садись!
— Ну?— спросил Мацек, садясь.
— Дело идет о завтрашнем дне. Флориан перед отъездом...
— Он уехал?
— Да, вчера уехал по заданию. Так вот, он прислал мне записку с указаниями. Во-первых, я должен завтра днем быть в Калиновке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Они расставались впервые за два дня. У ресторана Кристина хотела попрощаться.
— Подожди еще немножко,— попросил он и задержал ее руку в своей.
— Поздно уже.
— Еще минутку. Как ты думаешь, когда ты сегдня освободишься?
— Понятия не имею. Обычно по понедельникам большого наплыва не бывает.
— Часам к десяти?
— Может быть.
Трое мужчин, громко разговаривая, вошли в ресторан. Мацек все не выпускал руку Кристины.
— Я буду тебя ждать.
— Ты пойдешь наверх?
— Зайду на минутку.
— А потом?
— Потом будет этот разговор. Как только освобожусь, загляну к тебе сказать, чем это кончилось. Хорошо?
Она кивнула.
— Только на минутку.
— Конечно. Ты не волнуйся. Все будет хорошо.
— Ты думаешь?
В этот момент мимо них проехал белый от пыли джип и со скрежетом затормозил перед входом в гостиницу. Оба машинально посмотрели в ту сторону. Мацек вздрогнул. Он почувствовал, как кровь прилила к сердцу, а ноги одеревенели и стали тяжелые, как колоды. Из джипа в пропыленном плаще медленно, тяжело вылез Щука с палкой в руках. Мужчина, который вел машину,— молодой, высокий, в кожаной куртке и высоких сапогах,— уже стоял на тротуаре. Два парня лет по двадцати в милицейской форме с автоматами остались на заднем сиденье.
Вдруг Мацек почувствовал, что Кристина тянет его за рукав.
— Ты чего так уставился?
Он медленно и тяжело повернулся к ней, и тогда она заметила, что на нем лица нет.
— Мацек!— испуганно воскликнула она.
Он хотел улыбнуться, но губы искривила гримаса. До него, как сквозь тонкую стену, доносился глухой бас Щуки и стук подкованных сапог его провожатого. Он догадался, что они вошли в гостиницу.
— Мацек!— прошептала Кристина.— Что с тобой? На этот раз улыбка получилась естественной.
— Ничего. Не обращай внимания. Говорю тебе, ерунда!— Он сжал ее руку.— Так, что-то померещилось.
— Что?
— Ерунда какая-то. Не стоит говорить об этом.
— У тебя был такой странный вид.
— Да? А сейчас?
— Сейчас нет.
— Ну, вот видишь. Тебе в самом деле пора идти?
— Пора.
Она еще раз внимательно посмотрела на него, но не успокоилась.
— Что это за люди?
Он изобразил удивление.
— Какие люди?
— Которые только что вышли из машины. Хелмицкий оглянулся. Щуки и его спутника уже не
было. На тротуаре возле машины стояли два милиционера и прикуривали.
— Понятия не имею. Наверно, приезжие.
— Ты их знаешь?
— Нет. Откуда ты взяла?
Он сказал это с таким непритворным безразличием, что она поверила.
— Ну, до свидания,— сказала она с улыбкой.
Он проводил ее взглядом до дверей ресторана и, когда они закрылись за ней, почувствовал огромное облегчение и одновременно усталость. Даже не заметил, как его толкнул какой-то человек, торопившийся в «Мононоль». Другой, проходя мимо, бросил на него любопытный взгляд, потом еще несколько раз обернулся в его сторону. Он стоял, опустив голову и ощущая внутри такую страшную пустоту, как будто ослеп, оглох, погрузился в непроглядную тьму одиночества. Его привел в себя звук запущенного мотора. Он поднял голову. Спутник Щуки сидел за рулем, милиционеры — сзади. Машина тронулась и, въехав на рынок, исчезла из вида. Хелмицкий медленно побрел прочь от ресторана. Но, сделав несколько шагов, сообразил, что идет не туда, и, повернув обратно к гостинице, столкнулся с Анджеем. От неожиданности Мацек замер на месте.
— Привет!— поздоровался Анджей.— Где ты пропадаешь?
— Я? Я как раз собирался идти к тебе. Тебе говорил братишка?
— Говорил. А ты не получил моего письма? — Письма?
Анджей пристально посмотрел на него.
— Я оставил письмо у портье. Три раза заходил к тебе сегодня и не мог застать. Где тебя носит?
— Я ведь сказал, что шел к тебе.
— С тобой совершенно невозможно договориться,— раздражением сказал Анджей.— Я тебе написал, чтобы ты не приходил ко мне и что я сам к тебе приду в семь часов. Сейчас как раз семь.
— Что-нибудь случилось?
— Ничего особенного. Просто я ушел из дому и ночую у Сроки.
— Почему?— забеспокоился Мацек.
— А, чепуха. Не стоит говорить об этом. Ну, пошли, чего мы стоим посреди улицы. Куда пойдем? В «МоноПОЛЬ»?
— Ну его!
Мацек почувствовал, что краснеет. Анджей заметил это и насмешливо улыбнулся.
— Что, уже осточертеть успел?
— Нет. Но с какой стати туда идти? Оркестр даже поговорить не даст. Пойдем ко мне наверх.
— Как хочешь. Вижу, ты совершал далекие прогулки.
— Откуда это видно?
— По твоим сапогам.
Войдя вслед за Мацеком в комнату, он сразу же заметил на ночном столике букетик фиалок,
— Что это?
Мацек открывал окно.
— Что?
— А это? Мацек обернулся.
— Ты что, не видишь? Фиалки.
— Вот-вот.
— А что?
— Цветы себе покупаешь?
Он снял пиджак, уселся на кровать и указал пальцем на стену.
— Там? Мацек кивнул.
— У себя?
— Да. Только что вернулся.
— Приятное соседство. Хелмицкий промолчал.
— Ты почему ушел из дому?— спросил он немного погодя.— Поссорился?
— Да, в этом роде.
— Из-за чего?
— А, не стоит даже говорить. Семейные разногласия по поводу моего будущего, учебы и так далее, понимаешь? Мой отец все еще довоенными представлениями живет. Он ровным счетом ничего не понимает, хотя столько лет просидел в лагере. Оперирует такими понятиями, как положение в обществе, будущее, материальная обеспеченность и тому подобная дребедень. А я тоже в дурацком положении, вот и приходится выкручиваться. Не могу же я ему выложить все, как есть.
— Они знают о твоем отъезде?
— Знают. С этого все и началось. Они, конечно, не в курсе, куда я еду и зачем. Ну, кончим этот разговор, есть вещи более интересные.
Хелмицкий задумался.
— Эх!— неожиданно сказал он.— Человек не ценит того, что имеет. Была бы жива моя мать или отец бы вернулся...
— Что я слышу?— удивился Анджей.— И это говоришь ты? Ведь ты всегда плевал на это. И правильно делал. Человек не должен иметь привязанностей. К чему они? Чтобы потом больней было расставаться? Но сейчас речь не об этом. Послушай...
— Ну?
— Сядь! Не могу же я кричать на всю комнату. Да что с тобой? У тебя совсем обалделый вид.
— У меня? Почему?
— Это тебе лучше знать. Садись!
— Ну?— спросил Мацек, садясь.
— Дело идет о завтрашнем дне. Флориан перед отъездом...
— Он уехал?
— Да, вчера уехал по заданию. Так вот, он прислал мне записку с указаниями. Во-первых, я должен завтра днем быть в Калиновке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73