! (Сейчас.)»
Хаиткулы твердо знал, что, пока он не решит эти три вопроса, ничто другое его не будет интересовать. Может быть, он предчувствовал, что неоконченное дело об исчезновении Бекджана Веллекова войдет в его жизнь не только для того, чтобы прибавить материала для диссертации о методах ведения следствия? Может быть, и предчувствовал,.. Так или иначе, но прежде всего ему надо было знать ответ на третий вопрос: каков результат следствия?
Как часто самое, казалось бы, простое не сразу дается в руки. Когда он вернулся в министерство, его встретила закрытая дверь того кабинета Следственного управления, в котором он сегодня работал. В соседнем помещении ему сказали, что сотрудника управления срочно вызвали и сегодня его больше не будет.
Хаиткулы направился к выходу. Он торопился так, как торопится охотник, предвкушая удачную охоту... Ответы на первый и третий вопросы откладываются на неопределенное время; чтобы прояснить второй пункт, надо ехать в медицинский институт.
Давно он не ходил так быстро!.. Хаиткулы вдруг вспомнил, что в первые дни своей службы здесь, в министерстве, он не ходил, а почти бегал по коридорам, пока в один прекрасный день начальник отдела не вызвал его к себе и не прочитал нотацию о том, что он уже не студент и что в государственном учреждении держать себя надо посолидней. Сказал, что он напоминает ему одного сельского милиционера, который суетился попусту, когда не мог поймать преступника, и этим всех смешил... Хаиткулы часто бывал в селах и хорошо был знаком с жизнью тамошних работников милиции,— но в пререкания решил не вступать...
А если бы Ходжа Назарович остановил его сейчас и прочитал бы такую же нотацию, что бы он стал делать? Пожалуй, на этот раз сказал бы, что решительность и оперативность — самое главное, когда имеешь дело с нераскрытым преступлением.
Недалеко от министерства человек, собиравшийся сесть в служебный газик, выпрямился и помахал ему рукой. Хаитаулы прибавил шагу. Его сослуживец Аннамамед Гел-лиев стоял у открытой дверцы машины.
— Тебе куда, Мегрэ?
— В Красный Крест1.
— Поехали.— Аннамамед пропустил Хаиткулы вперед.— Садись скорей.
А дождь в это время припустил с новой силой. Хаиткулы юркнул в машину, поздоровался с шофером. Снял шапку, отряхнул ее. Аннамамед, увидев лужицу на полу, пошутил:
— Валла2, ты собрал в шапку весь сегодняшний дождь, пожалел бы свою голову. Не отсырела?
— Нет, капитан, не отсырела, я сделал это нарочно. Решил, что если моя шапка не впитает в себя весь этот дождь, то грунтовые воды поднимутся и на твоем приусадебном участке начнется наводнение.
— Вах, какие пошли люди! Вместо того чтобы сказать спасибо, что его подвозят, он сразу заставляет быть ему благодарным...
Они работали в одном отделе Министерства внутренних дел, занимали одинаковое служебное положение, хотя Гел-лиев был старшим по званию, и были большими друзьями. Как все туркмены, они любили неожиданные словесные схватки. Любой такой поединок кончался традиционным дружеским хлопком одного спорщика о ладонь другого. Так произошло и сейчас.
Лицо у Аннамамеда было полное и румяное, а фигуре явно не хватало милицейской выправки. Снять с него форму, надеть халат, дать в руки лопату — получится настоящий мираб! Внешность откровенно выдавала в нем человека семейного и домовитого, что и было на самом деле. Аннамамед жил с семьей в собственном доме, доставшемся ему от отца, в северной части Ашхабада. Любил он повозиться на приусадебном участке.
Хаиткулы был прямой противоположностью Аннамаме-ду: высокий, статный. Форма сидела на нем так ладно, будто он родился в ней. И глаза и мимика отражали его характер, свойственную ему порывистость, которая выдавала себя и в походке. Глаза на его узком худом лице смотрели на собеседника строго и пытливо. Плотно сжатые губы подчеркивали некоторую резкость его натуры. Ему было 26 лет, и он еще не был женат.
Они выросли далеко друг от друга: Аннамамед родился в Кеши, Хаиткулы — в Лебабе. Аннамамед работал в милиции уже десять лет и заочно учился в университете. Хаиткулы, наоборот, кончил юридический факультет университета совсем недавно. В Ашхабаде у него было не так много близких людей, и самыми дорогими среди них были двое: Марал и Аннамамед.
Хаиткулы посмотрел на друга, увидел, как тот нахмурился. Это можно было легко понять, ведь Аннамамед ехал на операцию и захватил Хаиткулы только потому, что им было по пути. Уловив взгляд Хаиткулы, он откинулся на спинку сиденья, спросил:
— Настроение так себе, Мегрэ?
Хаиткулы никак не ждал, что друг сразу угадает его состояние. Стал вкратце рассказывать о своей находке в Следственном управлении. Аннамамед, не дослушав, перебил:
— Извини, Мегрэ. Это интересно, потом обсудим, а сейчас и здесь кое-что начинается...— Он поднес к губам микрофон, щелкнул кнопкой, внятно произнес: — Пост! Я — «первый»! Докладывайте!
Раздался голос дежурного:
— Даю «шестого». «Шестой» доложил:
— Он только явился, товарищ капитан. Ждем, когда выйдет. На территории тоже ведем наблюдение.
— Будьте наготове. Я сейчас приеду.— Аннамамед повесил микрофон на рычажок, повернулся к Хаиткулы: — Сегодня рыбка не уйдет из сетей, хотя хитра как не знаю кто. Через несколько минут общество лишится весьма квалифицированных специалистов по строительным аферам.
Газик промчался по улице МОПРа до улицы Островского, свернул налево и оказался у въезда на территорию медицинского комплекса, где Хаиткулы в первую очередь предполагал найти Марал. Здесь его высадил Аннамамед.
Хаиткулы довольно скоро обошел все корпуса комплекса, но Марал не было нигде. Он вышел на ту же улицу, по которой они ехали сюда, дождался автобуса № 1, поехал в медицинский институт, надеясь, что если Марал нет в лечебных корпусах, то, может .быть, она окажется на занятиях, Но ее не было и там. Оставалось последнее: зайти к ней в общежитие.
Он всегда переступал порог этого здания с большим волнением, с каким не входил и к самому высокому начальству. Происходило это оттого, что, сколько он ни бывал у Марал, в ее комнате № 16, он так и не осмелился сказать ей те самые важные и единственные слова, которые собирался сказать за несколько месяцев их знакомства.
Он постучал; услышав «войдите», открыл дверь.
Марал с двумя подружками сидела за длинным столом, протянувшимся вдоль окна между кроватями. Они пили чай из маленьких пиал. Увидев, что вошел молодой человек, девушки встали и застыли у стола, как ученицы перед учителем.
— Вах-хей, вы все здесь, а я, как дервиш, обошел полгорода.
Девушки, застенчиво улыбаясь, оставались стоять. Марал же вышла из-за стола, показала Хаиткулы на освободившийся стул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Хаиткулы твердо знал, что, пока он не решит эти три вопроса, ничто другое его не будет интересовать. Может быть, он предчувствовал, что неоконченное дело об исчезновении Бекджана Веллекова войдет в его жизнь не только для того, чтобы прибавить материала для диссертации о методах ведения следствия? Может быть, и предчувствовал,.. Так или иначе, но прежде всего ему надо было знать ответ на третий вопрос: каков результат следствия?
Как часто самое, казалось бы, простое не сразу дается в руки. Когда он вернулся в министерство, его встретила закрытая дверь того кабинета Следственного управления, в котором он сегодня работал. В соседнем помещении ему сказали, что сотрудника управления срочно вызвали и сегодня его больше не будет.
Хаиткулы направился к выходу. Он торопился так, как торопится охотник, предвкушая удачную охоту... Ответы на первый и третий вопросы откладываются на неопределенное время; чтобы прояснить второй пункт, надо ехать в медицинский институт.
Давно он не ходил так быстро!.. Хаиткулы вдруг вспомнил, что в первые дни своей службы здесь, в министерстве, он не ходил, а почти бегал по коридорам, пока в один прекрасный день начальник отдела не вызвал его к себе и не прочитал нотацию о том, что он уже не студент и что в государственном учреждении держать себя надо посолидней. Сказал, что он напоминает ему одного сельского милиционера, который суетился попусту, когда не мог поймать преступника, и этим всех смешил... Хаиткулы часто бывал в селах и хорошо был знаком с жизнью тамошних работников милиции,— но в пререкания решил не вступать...
А если бы Ходжа Назарович остановил его сейчас и прочитал бы такую же нотацию, что бы он стал делать? Пожалуй, на этот раз сказал бы, что решительность и оперативность — самое главное, когда имеешь дело с нераскрытым преступлением.
Недалеко от министерства человек, собиравшийся сесть в служебный газик, выпрямился и помахал ему рукой. Хаитаулы прибавил шагу. Его сослуживец Аннамамед Гел-лиев стоял у открытой дверцы машины.
— Тебе куда, Мегрэ?
— В Красный Крест1.
— Поехали.— Аннамамед пропустил Хаиткулы вперед.— Садись скорей.
А дождь в это время припустил с новой силой. Хаиткулы юркнул в машину, поздоровался с шофером. Снял шапку, отряхнул ее. Аннамамед, увидев лужицу на полу, пошутил:
— Валла2, ты собрал в шапку весь сегодняшний дождь, пожалел бы свою голову. Не отсырела?
— Нет, капитан, не отсырела, я сделал это нарочно. Решил, что если моя шапка не впитает в себя весь этот дождь, то грунтовые воды поднимутся и на твоем приусадебном участке начнется наводнение.
— Вах, какие пошли люди! Вместо того чтобы сказать спасибо, что его подвозят, он сразу заставляет быть ему благодарным...
Они работали в одном отделе Министерства внутренних дел, занимали одинаковое служебное положение, хотя Гел-лиев был старшим по званию, и были большими друзьями. Как все туркмены, они любили неожиданные словесные схватки. Любой такой поединок кончался традиционным дружеским хлопком одного спорщика о ладонь другого. Так произошло и сейчас.
Лицо у Аннамамеда было полное и румяное, а фигуре явно не хватало милицейской выправки. Снять с него форму, надеть халат, дать в руки лопату — получится настоящий мираб! Внешность откровенно выдавала в нем человека семейного и домовитого, что и было на самом деле. Аннамамед жил с семьей в собственном доме, доставшемся ему от отца, в северной части Ашхабада. Любил он повозиться на приусадебном участке.
Хаиткулы был прямой противоположностью Аннамаме-ду: высокий, статный. Форма сидела на нем так ладно, будто он родился в ней. И глаза и мимика отражали его характер, свойственную ему порывистость, которая выдавала себя и в походке. Глаза на его узком худом лице смотрели на собеседника строго и пытливо. Плотно сжатые губы подчеркивали некоторую резкость его натуры. Ему было 26 лет, и он еще не был женат.
Они выросли далеко друг от друга: Аннамамед родился в Кеши, Хаиткулы — в Лебабе. Аннамамед работал в милиции уже десять лет и заочно учился в университете. Хаиткулы, наоборот, кончил юридический факультет университета совсем недавно. В Ашхабаде у него было не так много близких людей, и самыми дорогими среди них были двое: Марал и Аннамамед.
Хаиткулы посмотрел на друга, увидел, как тот нахмурился. Это можно было легко понять, ведь Аннамамед ехал на операцию и захватил Хаиткулы только потому, что им было по пути. Уловив взгляд Хаиткулы, он откинулся на спинку сиденья, спросил:
— Настроение так себе, Мегрэ?
Хаиткулы никак не ждал, что друг сразу угадает его состояние. Стал вкратце рассказывать о своей находке в Следственном управлении. Аннамамед, не дослушав, перебил:
— Извини, Мегрэ. Это интересно, потом обсудим, а сейчас и здесь кое-что начинается...— Он поднес к губам микрофон, щелкнул кнопкой, внятно произнес: — Пост! Я — «первый»! Докладывайте!
Раздался голос дежурного:
— Даю «шестого». «Шестой» доложил:
— Он только явился, товарищ капитан. Ждем, когда выйдет. На территории тоже ведем наблюдение.
— Будьте наготове. Я сейчас приеду.— Аннамамед повесил микрофон на рычажок, повернулся к Хаиткулы: — Сегодня рыбка не уйдет из сетей, хотя хитра как не знаю кто. Через несколько минут общество лишится весьма квалифицированных специалистов по строительным аферам.
Газик промчался по улице МОПРа до улицы Островского, свернул налево и оказался у въезда на территорию медицинского комплекса, где Хаиткулы в первую очередь предполагал найти Марал. Здесь его высадил Аннамамед.
Хаиткулы довольно скоро обошел все корпуса комплекса, но Марал не было нигде. Он вышел на ту же улицу, по которой они ехали сюда, дождался автобуса № 1, поехал в медицинский институт, надеясь, что если Марал нет в лечебных корпусах, то, может .быть, она окажется на занятиях, Но ее не было и там. Оставалось последнее: зайти к ней в общежитие.
Он всегда переступал порог этого здания с большим волнением, с каким не входил и к самому высокому начальству. Происходило это оттого, что, сколько он ни бывал у Марал, в ее комнате № 16, он так и не осмелился сказать ей те самые важные и единственные слова, которые собирался сказать за несколько месяцев их знакомства.
Он постучал; услышав «войдите», открыл дверь.
Марал с двумя подружками сидела за длинным столом, протянувшимся вдоль окна между кроватями. Они пили чай из маленьких пиал. Увидев, что вошел молодой человек, девушки встали и застыли у стола, как ученицы перед учителем.
— Вах-хей, вы все здесь, а я, как дервиш, обошел полгорода.
Девушки, застенчиво улыбаясь, оставались стоять. Марал же вышла из-за стола, показала Хаиткулы на освободившийся стул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42