- Что сие значит? - спросил Авросимов, подходя к Слепцову.
- Сударь, - сказал ротмистр миролюбиво, хотя и не без страха, - вы очень, сударь, кричали. Очевидно, во сне. И мои люди поспешили к вам на помощь.
- Господин ротмистр, - сказал Авросимов, задыхаясь от гнева, - я не спал ни минуты... Стало быть, это ваши люди в масках врываются в комнаты?
- В каких масках? - удивился Слепцов.
- А тот, которого я пристрелил...
- Господь с вами, кого еще вы пристрелили? Да из чего?
- А вот, - протянул Авросимов ротмистру свой пистолет. - Это вы видели?
- Ну и что? - пожал плечами ротмистр.
Вы не могли из него стрелять, ибо у него свернут курок.
- Да как же не мог, когда я выстрелил! - крикнул наш герой.
- Успокойтесь, сударь, вы спали... Дуняша услыхала ваш крик и разбудила меня, и я поспешил к вам...
- А люди? А это скопище людей? - спросил Авросимов потерянно.
- Люди? Да и людей не было. Что с вами?..
Вдруг от стены отделился подпоручик, которого до сих пор никто не замечал.
- Господин ротмистр, - сказал он глухо. - Ваша шутка граничит с подлостью. Комедия, которую вы затеяли, позорна.
- Да что вы, господа, - засмеялся Слепцов, пятясь к дверям. - Господь с вами! Какая еще комедия?
- Вам бы, очевидно, удалось надсмеяться над господином Авросимовым, не случись у него пистолета, - отрезал Заикин и шагнул к ротмистру. - Вы поступили низко, и я очень сожалею, что обстоятельства мешают мне посчитаться с вами.
- Ну ладно, - сказал ротмистр из дверей. - Ну что такого? А хотите, господа, сядем за стол и забудем об этом? А? Выспимся в дороге. Давайте, господа? И Дуняшу попросим спеть. Вам же нравится Дуняша, господин Авросимов. Вот у вас будет еще возможность полюбоваться ею...
- Ступайте прочь, - сказал Авросимов мрачно. - И вы и ваши холопы...
Тут ротмистр поклонился церемонно и исчез. Глаза его улыбались.
Наш герой обратил взгляд на свой пистолет, который так и не выпускал из рук. Курок действительно был свернут в сторону. Он заглянул в ствол - сладкий аромат выстрела распространился из темной таинственной его глубины.
- Сударь, - сказал подпоручик, - я давно к вам приглядываюсь, ваше стремление к правде мне очень по сердцу. Я помню ваше любезное предложение и надеюсь, что вы не откажете в просьбе человеку, попавшему в беду...
Возбуждение после случившегося еще не покинуло нашего героя, но тихий, доверительный шепот подпоручика и ветер, рвущийся в разбитое окно, уже делали свое дело.
- Не соблаговолите ли отыскать в Петербурге мою сестру Настеньку и передать ей сию небольшую записку, в которой (можете не сомневаться) нет ничего, что могло бы вас скомпрометировать, - тут голос у подпоручика дрогнул. Он махнул рукой.
Волнение его передалось нашему герою, и образ Настеньки возник перед ним, заслонив минувшие несчастья.
Утром, усаживаясь в кибитку, Авросимов недосчитался унтера Кузьмина. Дуняшино лицо маячило в окне. Наконец унтер появился из дверей и, прихрамывая, сошел с крыльца. Он прошествовал мимо нашего героя, не глянув в его сторону.
- Ты, я слышал, занемог, Кузьмин? - спросил Слепцов.
- Есть малость, ваше благородие, - ответствовал унтер голосом давешнего разбойника.
14
Вы, наверное, заметили, как наш герой всякий раз, когда обстоятельства напоминали ему о печальной судьбе мятежного полковника, как он всякий раз будто вздрагивал и синие его глаза наполнялись как бы дымкою? Не обольщайтесь относительно жалостливости в нем и движений доброго сердца. Тут, милостивый государь, все обстоит посложнее, чем вам могло бы показаться, ведь Павел Иванович Авросимову мил не стал, да и как мог стать, коли гнев к возмутителю спокойствия продолжал мучить нашего героя беспрестанно. Хотя, ежели говорить начистоту, этот самый гнев ощущался как-то по-новому, и все, представьте себе, из-за прусачков.
Кажется, ну что в этом золотистом маленьком разбойнике, шустром и наглом, от которого невозможно избавиться, а единственное, что следует делать, чтобы вконец не потерять своего достоинства, гоняясь за ним, так это не обращать на него внимания. Да, все это так, а вот подите же, стоило нашему герою с гневом подумать о полковнике, как он тотчас вспоминал этих самых прусачков, бесчисленные стада которых пасутся в казематах, и, странное дело, гнев укрощался, ровно пламя, добравшееся в своем азарте до мокрых досок. И как только он укрощался и затихал и тлел, тут вспоминалась растерянная улыбка Павла Ивановича, и как он говорит: "А я думал, вы меня ненавидите..." - и вот так это все одно к одному, и от гнева почти ничего не осталось, а вместо него загоралось что-то такое, отчего у нашего героя начинались всякие страдания, будто это его самого содержат в каземате и ведут допрашивать. И он тогда разглядывал пристально своих судей: вот граф Татищев, военный министр, словно невыспавшаяся птица с малиновым от водки клювом; вот генерал Чернышев, у которого под мохнатыми бровями - два презрительных отравленных зрачка, и улыбка у него, от которой не жди пощады, и крик, ровно он не просто генерал-адъютант, а сам великий князь Михаил Павлович; вот Михаил Павлович с благообразным юношеским лицом, да ему все некогда, он брезглив, тороплив и насмешлив. А над чем насмехаться, господа, ежели сие - ужасная катастрофа? Однако, ежели не катастрофа, чего же мы, господа, время теряем, распутывая узел, которого не существует?
Тут наш герой подумал, что, не сломайся полковник, он мог бы с помощью верных друзей, которые, конечно, у него остались на этом свете, бежать даже отсюда, из этой страшной крепости, и тогда страху меж судей не было бы конца, тем более что кто-то, а кто - наш герой уже не помнил - высказывал предположение, что полковнику грозит смерть: не случайно, мол, все сошлись на нем в этом торжище. Уж не Павел ли Бутурлин был сей грозный оракул? Или что ужасное прочли они в найденных листах?
- Послушайте, - сказал он кавалергарду. - Как то есть смерть?
- Ээ, - засмеялся друг милый, - даже цари смертны.
Это нисколько не развеяло туману, и Авросимов спросил снова, без надежды, но со злостью:
- А почем нынче честь да благородство?
- Не приценялся, - снова усмехнулся кавалергард. - Не знаю, как кто, а что до меня, так я за все ассигнациями привык платить.
Сей потешный разговор ни к чему не привел, и наш герой, ломая голову, сидел над своими бумагами в ожидании, когда наконец введут полковника, как вдруг, глянув в окно, увидел на заснеженном крепостном плацу знакомую печальную фигурку, которая изменила своему обычному месту у ограды собора, и потому, наверное, теперь ее было видно. Это его крайне обрадовало, ибо с момента возвращения из поездки прошло пять дней, а Настенька будто нарочно перестала появляться на привычном месте. Он сгорал от нетерпенья, пытался в городе ее разыскать, да закружился в хлопотах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75