Он дал мне свое полное согласие и обещал…
— Что это, скажите, пожалуйста?
— Что ты будешь моей женой.
— Вот как! — воскликнула Бетси и громко расхохоталась. — Ха-ха-ха! Так это ты мне и собирался сказать? Хорошо, Уилл Уэлфорд, послушай теперь меня. Ты мне уже тысячу раз говорил, что любишь меня, и вот сейчас клялся, что это будет последний раз. И я тебе тысячу раз говорила, что из этого ничего не выйдет, и вот сейчас клянусь тебе, что это мое последнее слово! Раз и навсегда говорю тебе, что никогда не буду твоей женой — никогда, никогда!
Она говорила таким суровым и внушительным тоном, что Уилл Уэлфорд молча понурился, словно потерял всякую надежду.
Но это продолжалось лишь минуту. Не таков он был, чтобы молча стерпеть обиду.
— Ах, так? Тогда пеняй на себя! — заревел он и, вскинув топор, яростно замахал им в воздухе. — Если ты не будешь моей женой, Бет Дэнси, так знай: не быть тебе ничьей женой! Клянусь тебе, что убью того человека, за которого ты выйдешь замуж, да и тебя вместе с ним! Попомни мои слова!
— Убирайся вон, негодяй! — закричала испуганная и возмущенная Бетси. — Не желаю я слушать твои угрозы! Убирайся вон!
И, быстро отступив в кухню, она хлопнула дверью перед его носом.
— Подожди, я с тобой разделаюсь, лживая девка! — крикнул отвергнутый поклонник. — Я свою угрозу выполню, даже если меня потом вздернут за это!
И с этими злобными словами он вскинул топор на плечо, перескочил через покосившуюся изгородь и быстро зашагал прочь, бормоча про себя: «Я свою угрозу выполню, пусть меня потом хоть вздернут за это!»
Несколько минут дверь хижины оставалась закрытой. Бетси заперла ее на засов изнутри, потому что очень боялась, как бы Уилл не вернулся. Его искаженное бешенством лицо и исступленный взгляд, сверкавший из-под белых бровей, заставили бы испугаться самую смелую женщину.
Она успокоилась только тогда, когда увидела в окно, что Уилл удалился.
— Ах, как я рада, что он ушел! — воскликнула она. — Какой злобный негодяй! Всегда я так о нем думала. А отец хочет, чтобы я стала его женой! Никогда, никогда! Вот расскажу отцу все, что он мне наговорил. Может, это заставит его одуматься… Боюсь, что он сегодня не приедет! Когда-то я еще увижу его! В Михайлов день опять, верно, устроят праздник, но до него еще так долго! А так где-нибудь встретить его можно только случайно, да, может, еще и поговорить не удастся. Вот если бы у меня был какой-нибудь предлог пойти в Каменную Балку! Хоть бы отец почаще посылал меня туда! Да что от этого толку? Разве мастер Голтспер станет думать о бедной крестьянской девушке! Жениться на мне он не может, да и не захочет! А мне какое дело, лишь бы он любил меня!
Пес, который в течение всей бурной сцены между Бет и ее деревенским обожателем спокойно помалкивал, вдруг снова залился злобным лаем.
— Неужели это опять Уилл? — воскликнула Бетси, бросаясь к окну и выглядывая из него. — Нет, это не он: собака лает в другую сторону. Это или отец, или… Боже, это он! Что же мне делать? Надо открыть дверь, а то если он увидит, что она закрыта, он может и не зайти. А я хочу, чтобы он зашел!
Бетси быстро подбежала к двери и, отодвинув засов, тихонько открыла ее.
Она подавила в себе желание выбежать на крыльцо: если бы она это сделала, Голтспер мог бы спросить ее, дома ли отец, и, узнав, что его нет дома, прошел бы мимо. А Бетси этого не хотела. Она хотела, чтобы он вошел!
Он шел пешком. И это тоже было хорошо. Бетси следила за ним из окна, смотрела, как он приближается к дому. Она ждала его с замирающим сердцем.
Глава 32. НАКОНЕЦ-ТО ДЕПЕША!
Ричард Скэрти, капитан королевских кирасиров и доверенный королевы, сидел у себя в комнате в усадьбе сэра Мармадьюка Уэда. Около него, так, что можно было дотянуться рукой, стоял маленький столик, а на нем графин с вином и серебряный кубок. Он уже успел осушить третий кубок, но вино сегодня не разгоняло его мрачного настроения.
Шел уже третий день его пребывания под кровлей сэра Мармадьюка Уэда, а он нисколько не продвинулся в своих попытках снискать расположение хозяина и его семьи.
Жизнь в доме шла по строго установленному этикету, отношение семьи к офицерам не выходило из рамок холодной учтивости, и, помимо того, к чему хозяева дома были вынуждены необходимостью, между ними и навязанными им гостями не было никакого общения.
Но не эти обстоятельства смущали Скэрти. Он мог надеяться, что неприятное впечатление, которое он произвел в первый день, со временем сгладится. Он знал, что, стоит ему только захотеть, он может улестить самого дьявола, и не сомневался, что он сумеет войти в доверие к сэру Мармадьюку и завязать с его семьей если не совсем дружеские, то, во всяком случае, достаточно приятные отношения, которые в конце концов предоставят ему желаемые возможности. По правде сказать, он даже тешил себя мыслью, что уже достиг в этом некоторого успеха. Во всяком случае, не это было причиной его скверного настроения, которое он теперь старался разогнать обильными возлияниями. Оно было вызвано совсем иными причинами. То, что он раньше только предполагал, обратилось в уверенность: его опередили. Прелестная молодая девушка, в которую он был страстно влюблен, принадлежала другому, и соперником его был тот самый человек, который так чудовищно унизил его в ее глазах.
Однако, несмотря на эту уверенность, он не терял надежды. Ричард Скэрти, избалованный придворный, был слишком высокого мнения о своей особе, чтобы позволить себе впасть в отчаяние. Ему не раз случалось разлучать сердца, казалось бы преданные друг другу, так почему же это не удастся ему и на сей раз?
По мере того как винные пары все больше затуманивали его сознание, Скэрти начинало казаться, что, может быть, он был не совсем прав и слишком поспешил с выводами из своих тайных наблюдений в парке. Ведь перчатка, в конце концов, вовсе уж не такое неоспоримое доказательство. Та, которую он нашел и припрятал, несомненно принадлежала Марион Уэд, но какие у него основания полагать, что это парная той, виденной им на шляпе Генри Голтспера? Белые замшевые перчатки с золотым шитьем были в то время в моде. Их носили все; почему же эта перчатка должна непременно принадлежать дочери сэра Мармадьюка Уэда?
Напротив, есть все основания предполагать, что это не ее перчатка. Голтспер, как известно, никогда не бывал в доме сэра Мармадьюка Уэда, его представили Марион всего за час до поединка, а после этого он с ней не разговаривал.
Так, сопоставляя различные обстоятельства, Скэрти решил, что перчатка на шляпе Голтспера не может иметь никакого отношения к Марион.
Но что же это было за свидание в парке? Свидание, которое он видел собственными глазами. Ведь это уж никак не могло быть случайностью! А может быть, это не любовное свидание?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
— Что это, скажите, пожалуйста?
— Что ты будешь моей женой.
— Вот как! — воскликнула Бетси и громко расхохоталась. — Ха-ха-ха! Так это ты мне и собирался сказать? Хорошо, Уилл Уэлфорд, послушай теперь меня. Ты мне уже тысячу раз говорил, что любишь меня, и вот сейчас клялся, что это будет последний раз. И я тебе тысячу раз говорила, что из этого ничего не выйдет, и вот сейчас клянусь тебе, что это мое последнее слово! Раз и навсегда говорю тебе, что никогда не буду твоей женой — никогда, никогда!
Она говорила таким суровым и внушительным тоном, что Уилл Уэлфорд молча понурился, словно потерял всякую надежду.
Но это продолжалось лишь минуту. Не таков он был, чтобы молча стерпеть обиду.
— Ах, так? Тогда пеняй на себя! — заревел он и, вскинув топор, яростно замахал им в воздухе. — Если ты не будешь моей женой, Бет Дэнси, так знай: не быть тебе ничьей женой! Клянусь тебе, что убью того человека, за которого ты выйдешь замуж, да и тебя вместе с ним! Попомни мои слова!
— Убирайся вон, негодяй! — закричала испуганная и возмущенная Бетси. — Не желаю я слушать твои угрозы! Убирайся вон!
И, быстро отступив в кухню, она хлопнула дверью перед его носом.
— Подожди, я с тобой разделаюсь, лживая девка! — крикнул отвергнутый поклонник. — Я свою угрозу выполню, даже если меня потом вздернут за это!
И с этими злобными словами он вскинул топор на плечо, перескочил через покосившуюся изгородь и быстро зашагал прочь, бормоча про себя: «Я свою угрозу выполню, пусть меня потом хоть вздернут за это!»
Несколько минут дверь хижины оставалась закрытой. Бетси заперла ее на засов изнутри, потому что очень боялась, как бы Уилл не вернулся. Его искаженное бешенством лицо и исступленный взгляд, сверкавший из-под белых бровей, заставили бы испугаться самую смелую женщину.
Она успокоилась только тогда, когда увидела в окно, что Уилл удалился.
— Ах, как я рада, что он ушел! — воскликнула она. — Какой злобный негодяй! Всегда я так о нем думала. А отец хочет, чтобы я стала его женой! Никогда, никогда! Вот расскажу отцу все, что он мне наговорил. Может, это заставит его одуматься… Боюсь, что он сегодня не приедет! Когда-то я еще увижу его! В Михайлов день опять, верно, устроят праздник, но до него еще так долго! А так где-нибудь встретить его можно только случайно, да, может, еще и поговорить не удастся. Вот если бы у меня был какой-нибудь предлог пойти в Каменную Балку! Хоть бы отец почаще посылал меня туда! Да что от этого толку? Разве мастер Голтспер станет думать о бедной крестьянской девушке! Жениться на мне он не может, да и не захочет! А мне какое дело, лишь бы он любил меня!
Пес, который в течение всей бурной сцены между Бет и ее деревенским обожателем спокойно помалкивал, вдруг снова залился злобным лаем.
— Неужели это опять Уилл? — воскликнула Бетси, бросаясь к окну и выглядывая из него. — Нет, это не он: собака лает в другую сторону. Это или отец, или… Боже, это он! Что же мне делать? Надо открыть дверь, а то если он увидит, что она закрыта, он может и не зайти. А я хочу, чтобы он зашел!
Бетси быстро подбежала к двери и, отодвинув засов, тихонько открыла ее.
Она подавила в себе желание выбежать на крыльцо: если бы она это сделала, Голтспер мог бы спросить ее, дома ли отец, и, узнав, что его нет дома, прошел бы мимо. А Бетси этого не хотела. Она хотела, чтобы он вошел!
Он шел пешком. И это тоже было хорошо. Бетси следила за ним из окна, смотрела, как он приближается к дому. Она ждала его с замирающим сердцем.
Глава 32. НАКОНЕЦ-ТО ДЕПЕША!
Ричард Скэрти, капитан королевских кирасиров и доверенный королевы, сидел у себя в комнате в усадьбе сэра Мармадьюка Уэда. Около него, так, что можно было дотянуться рукой, стоял маленький столик, а на нем графин с вином и серебряный кубок. Он уже успел осушить третий кубок, но вино сегодня не разгоняло его мрачного настроения.
Шел уже третий день его пребывания под кровлей сэра Мармадьюка Уэда, а он нисколько не продвинулся в своих попытках снискать расположение хозяина и его семьи.
Жизнь в доме шла по строго установленному этикету, отношение семьи к офицерам не выходило из рамок холодной учтивости, и, помимо того, к чему хозяева дома были вынуждены необходимостью, между ними и навязанными им гостями не было никакого общения.
Но не эти обстоятельства смущали Скэрти. Он мог надеяться, что неприятное впечатление, которое он произвел в первый день, со временем сгладится. Он знал, что, стоит ему только захотеть, он может улестить самого дьявола, и не сомневался, что он сумеет войти в доверие к сэру Мармадьюку и завязать с его семьей если не совсем дружеские, то, во всяком случае, достаточно приятные отношения, которые в конце концов предоставят ему желаемые возможности. По правде сказать, он даже тешил себя мыслью, что уже достиг в этом некоторого успеха. Во всяком случае, не это было причиной его скверного настроения, которое он теперь старался разогнать обильными возлияниями. Оно было вызвано совсем иными причинами. То, что он раньше только предполагал, обратилось в уверенность: его опередили. Прелестная молодая девушка, в которую он был страстно влюблен, принадлежала другому, и соперником его был тот самый человек, который так чудовищно унизил его в ее глазах.
Однако, несмотря на эту уверенность, он не терял надежды. Ричард Скэрти, избалованный придворный, был слишком высокого мнения о своей особе, чтобы позволить себе впасть в отчаяние. Ему не раз случалось разлучать сердца, казалось бы преданные друг другу, так почему же это не удастся ему и на сей раз?
По мере того как винные пары все больше затуманивали его сознание, Скэрти начинало казаться, что, может быть, он был не совсем прав и слишком поспешил с выводами из своих тайных наблюдений в парке. Ведь перчатка, в конце концов, вовсе уж не такое неоспоримое доказательство. Та, которую он нашел и припрятал, несомненно принадлежала Марион Уэд, но какие у него основания полагать, что это парная той, виденной им на шляпе Генри Голтспера? Белые замшевые перчатки с золотым шитьем были в то время в моде. Их носили все; почему же эта перчатка должна непременно принадлежать дочери сэра Мармадьюка Уэда?
Напротив, есть все основания предполагать, что это не ее перчатка. Голтспер, как известно, никогда не бывал в доме сэра Мармадьюка Уэда, его представили Марион всего за час до поединка, а после этого он с ней не разговаривал.
Так, сопоставляя различные обстоятельства, Скэрти решил, что перчатка на шляпе Голтспера не может иметь никакого отношения к Марион.
Но что же это было за свидание в парке? Свидание, которое он видел собственными глазами. Ведь это уж никак не могло быть случайностью! А может быть, это не любовное свидание?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106