Еще мгновение — и, забыв свой страх перед могущественным соперником, он кинулся бы на него с топором, но громкий заливистый лай собаки заставил его застыть на месте, и в ту же минуту он увидел идущего по тропинке старого лесника. Вместо того чтобы выйти ему навстречу, он притаился за густыми ветвями и так и сидел, пока кавалер вместе с хозяином не вышел из хижины. Когда он увидел, что они вдвоем углубились в лесную чащу, по-видимому занятые каким-то серьезным разговором, Уилл тихонько выполз из тайника под остролистом и, погрозив топором в сторону удалявшейся пары, стал осторожно пробираться прочь, прячась за кустами, чтобы его не увидели из окна хижины.
Он все время бормотал что-то себе под нос, и, если в голову ему приходило особенно мучительное воспоминание, он повторял все ту же угрозу, которая вырвалась у него, когда Бет захлопнула перед ним дверь:
— Нет, черт возьми, я не отступлюсь! Как сказал, так и сделаю, пусть меня потом хоть вздернут за это!
Но на этот раз угроза относилась непосредственно к Голтсперу. Правда, он все еще делал оговорку, он хотел еще проверить свои подозрения. Он будет следить за своей милой днем и ночью и уж если увидит, что не ошибся, ревнуя ее к Голтсперу, — тогда ничто не остановит его, и он приведет в исполнение свою угрозу — отправит счастливого соперника на тот свет!
Приняв это решение, он несколько успокоился, но оно не принесло ему облегчения. Поглощенный своими мрачными мыслями, он не заметил, как подошел к дому.
Лачуга Уилла Уэлфорда стояла всего в нескольких сотнях ярдов от жилища Дика Дэнси и производила, пожалуй, еще более убогое впечатление. Она напоминала собой кое-как сложенный шалаш. Низкая дверь вела в единственную комнату с одним маленьким оконцем. Но Уилл Уэлфорд жил один-одинешенек, и для него этого было вполне достаточно.
Внутри лачуги было еще бедней, чем в хижине Дэнси. Кровать из досок, прилаженных в углу и покрытых какими-то рваными лохмотьями, имела такой неопрятный вид, что можно было сразу сказать: женская рука никогда не касалась этой постели и не покрывала ее простыней или одеялом.
Но нищета, бросающаяся в глаза, была несколько обманчива. Все знали, что у Уилла Уэлфорда водятся деньжонки, его запись на мелок в харчевне «Вьючная лошадь» всегда оплачивалась по первому требованию. Одежда его также не говорила о скудости средств. Он всегда хорошо одевался, даже мог позволить себе купить маскарадный костюм, чтобы выступить в роли Робина Гуда или какого-нибудь другого любимого народом героя.
Эта слава о его достатке, размеры коего никому не были известны, давала ему право претендовать на руку Бет Дэнси, первой красавицы в округе, и, хотя приписываемое ему богатство и не помогло ему завоевать сердце девушки, оно помогло ему снискать расположение ее отца.
Уиллу уже и раньше не нравилось, что Бет, как ему казалось, заглядывается на Черного Всадника, но то, чему он сейчас был свидетелем, пробудило в нем жгучую ревность. Правда, у него не было никаких доказательств, он ничего не мог сказать наверняка. Голтспер мог прийти в хижину Дэнси по какому-нибудь делу, а вовсе не на свидание с Бет. Уэлфорд был бы рад этому верить!
Однако во всем этом было что-то настолько подозрительное, что Уилл не мог оставаться спокойным; и кто знает, чем бы кончилось свидание, не вернись Дэнси…
Войдя в свое скромное жилище, Уэлфорд швырнул в угол топор, а сам опустился на стул; на лице его было написано глубокое отчаяние, и с губ непрестанно срывались имена Бет Дэнси и Генри Голтспера.
— И чего он суется сюда, дьявол его возьми! — бормотал он. — Чем ему свои не хороши! Чего ради он вертится здесь на своем вороном коне, разодетый в шелка да в бархаты, и лезет в хижины бедняков, где ему совсем не место! Будь он проклят! И зачем его принесло в наши края, хотел бы я знать! Что он такое задумал? Собирает у себя в доме народ со всего графства, съезжаются к нему поздно ночью… Ох, хотел бы я знать, что все это означает! Тут, видно, что-то кроется, и он не хочет, чтобы об этом кто-то узнал. А то почему бы в тех письмах, которые я разносил, — ну, и, конечно, вскрыл и прочел, — говорилось, чтобы приезжали без слуг, поздно ночью. В полночь — так там и было написано, во всех письмах! Да, хотел бы я знать, что тут такое замышляется! А ведь есть и еще один человек, которому, верно, тоже хотелось бы это узнать, — тот самый, что бился с ним на празднике. Жаль, что он не проткнул ему ребра, а позволил себя проткнуть! Ах, черт, и что ему от меня требуется, этому капитану? Ведь не из-за того же меня вызывают, что я треснул его по башке! Стал бы он тогда ко мне посылать, как же! Прислал бы просто парочку своих солдат, те и свели бы меня куда следует. Уайтерс говорит, будто он мне добра желает, да ведь Уайтерсу разве можно верить? Еще до того, как он в солдаты пошел, от него, бывало, никогда слова правды не услышишь. Вряд ли он с тех пор переменился к лучшему. Может, и впрямь капитан хочет со мной поговорить? Дорого бы я дал, чтобы узнать, что ему от меня нужно!.. А ведь может статься, черт возьми, — продолжал он после некоторого раздумья, — что это насчет того самого кавалера, Черного Всадника! Можно не сомневаться, что он с того дня не выходит у капитана из головы. Ну, а коли так… гм… — многозначительно хмыкнул он… и замолчал, словно обдумывая что-то. — Как знать, может, оно и так… Ччерт!.. Эх, была не была, пойду-ка я к этому капитану Скэрти… так, кажется, его зовут?.. там все и узнаю. Вот сейчас же и пойду!
И, приняв это неожиданное решение, Уилл вскочил со стула, схватил свою шляпу и вышел на крыльцо. Но тут он внезапно остановился и, поднеся руку к глазам, стал вглядываться в просвет между деревьями.
— А ведь правду говорят, — пробормотал он, изумленный и обрадованный, — только помяни черта, а он тут как тут! Ведь это тот самый человек, к которому я собрался идти, сам капитан кирасиров, а с ним Уайтерс!
Уэлфорд не ошибся. Действительно, капитан Скэрти со своим вестовым Уайтерсом приближались к хижине.
Они ехали верхом, но примерно в сотне шагов от хижины капитан сошел с коня и, передав поводья солдату, пошел вперед один.
Вокруг лачуги Уилла Уэлфорда не было никакой ограды или канавы, и офицер подошел прямо к крыльцу, где стоял лесник, поджидая его.
Быстрым взглядом опытного вояки Скэрти заметил, что на грубоватой, тупой физиономии его недавнего врага нет никаких следов злобы. По-видимому, враждебные чувства, которые он обнаруживал на празднике, пропали без следа, и капитан был столь же удивлен, сколь и обрадован, что лесник встречает его с улыбкой, тогда как он ждал, что его встретят с ненавистью.
Капитан Скэрти без труда догадался, как это надо понимать: у этого человека был враг, смертельный враг, которого он ненавидел гораздо больше, чем Скэрти, и он знал, что это также и его враг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Он все время бормотал что-то себе под нос, и, если в голову ему приходило особенно мучительное воспоминание, он повторял все ту же угрозу, которая вырвалась у него, когда Бет захлопнула перед ним дверь:
— Нет, черт возьми, я не отступлюсь! Как сказал, так и сделаю, пусть меня потом хоть вздернут за это!
Но на этот раз угроза относилась непосредственно к Голтсперу. Правда, он все еще делал оговорку, он хотел еще проверить свои подозрения. Он будет следить за своей милой днем и ночью и уж если увидит, что не ошибся, ревнуя ее к Голтсперу, — тогда ничто не остановит его, и он приведет в исполнение свою угрозу — отправит счастливого соперника на тот свет!
Приняв это решение, он несколько успокоился, но оно не принесло ему облегчения. Поглощенный своими мрачными мыслями, он не заметил, как подошел к дому.
Лачуга Уилла Уэлфорда стояла всего в нескольких сотнях ярдов от жилища Дика Дэнси и производила, пожалуй, еще более убогое впечатление. Она напоминала собой кое-как сложенный шалаш. Низкая дверь вела в единственную комнату с одним маленьким оконцем. Но Уилл Уэлфорд жил один-одинешенек, и для него этого было вполне достаточно.
Внутри лачуги было еще бедней, чем в хижине Дэнси. Кровать из досок, прилаженных в углу и покрытых какими-то рваными лохмотьями, имела такой неопрятный вид, что можно было сразу сказать: женская рука никогда не касалась этой постели и не покрывала ее простыней или одеялом.
Но нищета, бросающаяся в глаза, была несколько обманчива. Все знали, что у Уилла Уэлфорда водятся деньжонки, его запись на мелок в харчевне «Вьючная лошадь» всегда оплачивалась по первому требованию. Одежда его также не говорила о скудости средств. Он всегда хорошо одевался, даже мог позволить себе купить маскарадный костюм, чтобы выступить в роли Робина Гуда или какого-нибудь другого любимого народом героя.
Эта слава о его достатке, размеры коего никому не были известны, давала ему право претендовать на руку Бет Дэнси, первой красавицы в округе, и, хотя приписываемое ему богатство и не помогло ему завоевать сердце девушки, оно помогло ему снискать расположение ее отца.
Уиллу уже и раньше не нравилось, что Бет, как ему казалось, заглядывается на Черного Всадника, но то, чему он сейчас был свидетелем, пробудило в нем жгучую ревность. Правда, у него не было никаких доказательств, он ничего не мог сказать наверняка. Голтспер мог прийти в хижину Дэнси по какому-нибудь делу, а вовсе не на свидание с Бет. Уэлфорд был бы рад этому верить!
Однако во всем этом было что-то настолько подозрительное, что Уилл не мог оставаться спокойным; и кто знает, чем бы кончилось свидание, не вернись Дэнси…
Войдя в свое скромное жилище, Уэлфорд швырнул в угол топор, а сам опустился на стул; на лице его было написано глубокое отчаяние, и с губ непрестанно срывались имена Бет Дэнси и Генри Голтспера.
— И чего он суется сюда, дьявол его возьми! — бормотал он. — Чем ему свои не хороши! Чего ради он вертится здесь на своем вороном коне, разодетый в шелка да в бархаты, и лезет в хижины бедняков, где ему совсем не место! Будь он проклят! И зачем его принесло в наши края, хотел бы я знать! Что он такое задумал? Собирает у себя в доме народ со всего графства, съезжаются к нему поздно ночью… Ох, хотел бы я знать, что все это означает! Тут, видно, что-то кроется, и он не хочет, чтобы об этом кто-то узнал. А то почему бы в тех письмах, которые я разносил, — ну, и, конечно, вскрыл и прочел, — говорилось, чтобы приезжали без слуг, поздно ночью. В полночь — так там и было написано, во всех письмах! Да, хотел бы я знать, что тут такое замышляется! А ведь есть и еще один человек, которому, верно, тоже хотелось бы это узнать, — тот самый, что бился с ним на празднике. Жаль, что он не проткнул ему ребра, а позволил себя проткнуть! Ах, черт, и что ему от меня требуется, этому капитану? Ведь не из-за того же меня вызывают, что я треснул его по башке! Стал бы он тогда ко мне посылать, как же! Прислал бы просто парочку своих солдат, те и свели бы меня куда следует. Уайтерс говорит, будто он мне добра желает, да ведь Уайтерсу разве можно верить? Еще до того, как он в солдаты пошел, от него, бывало, никогда слова правды не услышишь. Вряд ли он с тех пор переменился к лучшему. Может, и впрямь капитан хочет со мной поговорить? Дорого бы я дал, чтобы узнать, что ему от меня нужно!.. А ведь может статься, черт возьми, — продолжал он после некоторого раздумья, — что это насчет того самого кавалера, Черного Всадника! Можно не сомневаться, что он с того дня не выходит у капитана из головы. Ну, а коли так… гм… — многозначительно хмыкнул он… и замолчал, словно обдумывая что-то. — Как знать, может, оно и так… Ччерт!.. Эх, была не была, пойду-ка я к этому капитану Скэрти… так, кажется, его зовут?.. там все и узнаю. Вот сейчас же и пойду!
И, приняв это неожиданное решение, Уилл вскочил со стула, схватил свою шляпу и вышел на крыльцо. Но тут он внезапно остановился и, поднеся руку к глазам, стал вглядываться в просвет между деревьями.
— А ведь правду говорят, — пробормотал он, изумленный и обрадованный, — только помяни черта, а он тут как тут! Ведь это тот самый человек, к которому я собрался идти, сам капитан кирасиров, а с ним Уайтерс!
Уэлфорд не ошибся. Действительно, капитан Скэрти со своим вестовым Уайтерсом приближались к хижине.
Они ехали верхом, но примерно в сотне шагов от хижины капитан сошел с коня и, передав поводья солдату, пошел вперед один.
Вокруг лачуги Уилла Уэлфорда не было никакой ограды или канавы, и офицер подошел прямо к крыльцу, где стоял лесник, поджидая его.
Быстрым взглядом опытного вояки Скэрти заметил, что на грубоватой, тупой физиономии его недавнего врага нет никаких следов злобы. По-видимому, враждебные чувства, которые он обнаруживал на празднике, пропали без следа, и капитан был столь же удивлен, сколь и обрадован, что лесник встречает его с улыбкой, тогда как он ждал, что его встретят с ненавистью.
Капитан Скэрти без труда догадался, как это надо понимать: у этого человека был враг, смертельный враг, которого он ненавидел гораздо больше, чем Скэрти, и он знал, что это также и его враг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106