Рабек и я по очереди будем обходить караул. Это вас успокаивает?
— Вы очень добры, — проговорила она, и ее голос дрожал от переполнявшего ее чувства искренней благодарности, а когда он был уже на пороге, она промолвила ему вслед: — Берегите себя.
Он задержался в дверном проеме и удивленно обернулся.
— Это вошло у меня в привычку, — сказал он с усмешкой в глазах.
Но она не улыбнулась в ответ, ее лицо было тревожным.
— Опасайтесь ловушек, — попросила она его. — Будьте осторожны; они хитры и жестоки, эти владельцы Кондильяка, и если с вами случится что-нибудь плохое…
— Тогда останутся Рабек и солдаты, — закончил он.
Она пожала плечами.
— Я умоляю вас быть осторожным, — настаивала она.
— Можете положиться на меня, — спокойно ответил он и закрыл за собой дверь.
Выйдя из комнаты, он позвал Рабека, и они спустились вместе. Но, помня о ее страхах, он послал одного из солдат стоять на часах снаружи ее двери, пока он сам и его слуга будут ужинать. Сделав это, Гарнаш позвал хозяина и уселся за стол, а Рабек встал рядом с ним, готовясь подавать своему господину блюда и наливать вино.
В другом конце общей комнаты четверо путешественников все так же сидели, беседуя, и, когда Гарнаш сел за стол, один из них подозвал хозяина гостиницы и нетерпеливо спросил, когда подадут ужин.
— Сию минуту, месье, — почтительно ответил тот и опять повернулся к парижанину.
Хозяин ушел, чтобы принести ужин Гарнаша, и, пока он был на кухне, Рабек узнал, почему они остаются здесь. Из отсутствия в Гренобле в эту ночь лошадей и экипажей проницательный слуга сделал и высказал предположение, удивительно совпавшее с тем выводом, к которому пришла Валери. Он тоже думал, что его господина опередили люди вдовы; однако, не осмеливаясь посоветовать Гарнашу быть осторожным, — за такой совет слуга мог бы отведать оплеух, — он тут же решил приглядывать за ним и, по возможности, ни при каких обстоятельствах не разрешать ему покидать этой ночью «Сосущего Теленка».
Хозяин гостиницы вернулся в общую комнату, неся большую тарелку с дымящимся, аппетитно пахнущим рагу, а его жена следовала за ним с другими блюдами и бутылкой арманьяка под мышкой. Рабек занялся сервировкой, а его голодный господин приготовился утолить свой аппетит, когда внезапно на стол упала чья-то тень. Кто-то подошел к ним и встал рядом, загораживая собой свет от одной из ламп, свисавших с потолка.
— Наконец-то, — пренебрежительно воскликнул подошедший грубым голосом.
Не успев притронуться к рагу, Гарнаш посмотрел вверх. Из-за его спины вверх посмотрел и Рабек и поджал губы. Хозяин, вытаскивая пробку из бутылки, которую ему дала жена, тоже взглянул, и его глаза расширились. В уме он лихорадочно подбирал подходящие к случаю извинения и увещевания, чтобы нейтрализовать этого чересчур несдержанного господина. Но прежде чем он успел что-либо сказать, голос Гарнаша прорезал наступившую тишину. Неподходящая заминка очень раздосадовала его. Что вы говорите, месье? — переспросил он.
— Вам, месье, — ничего, — высокомерно ответил незнакомец и посмотрел ему прямо в глаза.
Это был один из путешественников, недавно осведомлявшийся о том, когда сможет поужинать; человек ростом выше среднего, ладно скроенный, ширина его плеч свидетельствовала о силе и выносливости. У него были карие глаза, светлые вьющиеся волосы, чуть длиннее, чем было тогда в моде, и некрасивое, но приятное лицо. Хуже всего смотрелась его одежда: крикливая, претенциозная, хотя и дешевая, и тем не менее он вел себя с непринужденным достоинством человека, у которого больше подчиненных, чем начальников.
Несмотря на высокомерные манеры незнакомца, Гарнаш почувствовал расположение к нему. Но прежде чем он смог ответить ему, заговорил хозяин гостиницы.
— Месье ошибается, — начал он.
— Ошибается? — пробасил тот с легким иностранным акцентом. — Это вы ошибаетесь, если намереваетесь сообщить мне, что это не мой ужин. Неужели я буду ждать его всю ночь, тогда как всякая обезьяна, пришедшая в этот свинарник позже меня, обслуживается раньше?
— Обезьяна? — задумчиво переспросил Гарнаш и вновь посмотрел незнакомцу в лицо. Теперь позади него встали его трое приятелей, а в противоположном конце комнаты солдаты, позабыв карты, наблюдали за развитием событий.
Иностранец — его плохой французский красноречиво свидетельствовал об этом — с пренебрежением повернулся к хозяину гостиницы, игнорируя Гарнаша с преувеличенно оскорбленным видом.
— Обезьяна? — опять пробормотал Гарнаш и тоже повернулся к хозяину: — Скажите мне, месье, где в Гренобле обезьяны хоронят своих мертвецов. Мне может потребоваться эта информация.
Но растерянный хозяин не успел и рта раскрыть, как незнакомец повернулся кругом и опять оказался лицом к лицу с Гарнашем.
— Что это значит? — резко спросил он.
— То, что завтра Гренобль может стать свидетелем похорон грубияна иностранца, — ответил Гарнаш, обнажая зубы в вежливой улыбке. В этот момент он почувствовал давление на свою лопатку, но не обратил на это внимания, полностью сосредоточившись на лице незнакомца. Оно отразило мимолетное удивление, а затем потемнело от гнева.
— Вы имеете в виду меня, месье? — прорычал он.
Гарнаш развел руками:
— Если месье принимает замечание на свой счет, то на здоровье, я не возражаю.
Незнакомец оперся рукой о стол и наклонился к парижанину.
— Могу ли я просить месье высказываться более точно? — спросил он.
Гарнаш откинулся в кресле и с улыбкой превосходства осмотрел незнакомца. Несмотря на свою горячность, удивление, которое он испытывал, помогло остудить его темперамент. В свое время парижанин видел много ссор, возникавших по самым пустячным мотивам, но никогда ссора не происходила по столь надуманной причине. Незнакомец явно имел целью затеять с ним ссору.
Гарнаш вспомнил, о чем его предупреждала мадемуазель. Неужели его хотят заманить в какую-нибудь засаду? Он более пристально взглянул на незнакомца, но тот выглядел искренним и честным, и к тому же этот акцент…
Он вполне мог быть дворянином из Савойи, не привыкшим долго ждать и от голода ставшим нетерпеливым и раздражительным. Тогда наглец, безусловно, заслуживал урока, который показал бы ему, что он находится сейчас во Франции, где приняты иные манеры; и все же, в случае, если он окажется кем-то другим, Гарнаш намеревался твердо придерживаться правил дипломатии. Из Кондильяка этот человек или нет, но впутываться сейчас в неприятности было бы безумием.
— Я попросил бы вас, месье, — настаивал незнакомец, — высказываться более точно.
Улыбка Гарнаша стала шире и дружелюбнее.
— Откровенно говоря, — сказал он, — я испытываю затруднения. Мое замечание было туманным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
— Вы очень добры, — проговорила она, и ее голос дрожал от переполнявшего ее чувства искренней благодарности, а когда он был уже на пороге, она промолвила ему вслед: — Берегите себя.
Он задержался в дверном проеме и удивленно обернулся.
— Это вошло у меня в привычку, — сказал он с усмешкой в глазах.
Но она не улыбнулась в ответ, ее лицо было тревожным.
— Опасайтесь ловушек, — попросила она его. — Будьте осторожны; они хитры и жестоки, эти владельцы Кондильяка, и если с вами случится что-нибудь плохое…
— Тогда останутся Рабек и солдаты, — закончил он.
Она пожала плечами.
— Я умоляю вас быть осторожным, — настаивала она.
— Можете положиться на меня, — спокойно ответил он и закрыл за собой дверь.
Выйдя из комнаты, он позвал Рабека, и они спустились вместе. Но, помня о ее страхах, он послал одного из солдат стоять на часах снаружи ее двери, пока он сам и его слуга будут ужинать. Сделав это, Гарнаш позвал хозяина и уселся за стол, а Рабек встал рядом с ним, готовясь подавать своему господину блюда и наливать вино.
В другом конце общей комнаты четверо путешественников все так же сидели, беседуя, и, когда Гарнаш сел за стол, один из них подозвал хозяина гостиницы и нетерпеливо спросил, когда подадут ужин.
— Сию минуту, месье, — почтительно ответил тот и опять повернулся к парижанину.
Хозяин ушел, чтобы принести ужин Гарнаша, и, пока он был на кухне, Рабек узнал, почему они остаются здесь. Из отсутствия в Гренобле в эту ночь лошадей и экипажей проницательный слуга сделал и высказал предположение, удивительно совпавшее с тем выводом, к которому пришла Валери. Он тоже думал, что его господина опередили люди вдовы; однако, не осмеливаясь посоветовать Гарнашу быть осторожным, — за такой совет слуга мог бы отведать оплеух, — он тут же решил приглядывать за ним и, по возможности, ни при каких обстоятельствах не разрешать ему покидать этой ночью «Сосущего Теленка».
Хозяин гостиницы вернулся в общую комнату, неся большую тарелку с дымящимся, аппетитно пахнущим рагу, а его жена следовала за ним с другими блюдами и бутылкой арманьяка под мышкой. Рабек занялся сервировкой, а его голодный господин приготовился утолить свой аппетит, когда внезапно на стол упала чья-то тень. Кто-то подошел к ним и встал рядом, загораживая собой свет от одной из ламп, свисавших с потолка.
— Наконец-то, — пренебрежительно воскликнул подошедший грубым голосом.
Не успев притронуться к рагу, Гарнаш посмотрел вверх. Из-за его спины вверх посмотрел и Рабек и поджал губы. Хозяин, вытаскивая пробку из бутылки, которую ему дала жена, тоже взглянул, и его глаза расширились. В уме он лихорадочно подбирал подходящие к случаю извинения и увещевания, чтобы нейтрализовать этого чересчур несдержанного господина. Но прежде чем он успел что-либо сказать, голос Гарнаша прорезал наступившую тишину. Неподходящая заминка очень раздосадовала его. Что вы говорите, месье? — переспросил он.
— Вам, месье, — ничего, — высокомерно ответил незнакомец и посмотрел ему прямо в глаза.
Это был один из путешественников, недавно осведомлявшийся о том, когда сможет поужинать; человек ростом выше среднего, ладно скроенный, ширина его плеч свидетельствовала о силе и выносливости. У него были карие глаза, светлые вьющиеся волосы, чуть длиннее, чем было тогда в моде, и некрасивое, но приятное лицо. Хуже всего смотрелась его одежда: крикливая, претенциозная, хотя и дешевая, и тем не менее он вел себя с непринужденным достоинством человека, у которого больше подчиненных, чем начальников.
Несмотря на высокомерные манеры незнакомца, Гарнаш почувствовал расположение к нему. Но прежде чем он смог ответить ему, заговорил хозяин гостиницы.
— Месье ошибается, — начал он.
— Ошибается? — пробасил тот с легким иностранным акцентом. — Это вы ошибаетесь, если намереваетесь сообщить мне, что это не мой ужин. Неужели я буду ждать его всю ночь, тогда как всякая обезьяна, пришедшая в этот свинарник позже меня, обслуживается раньше?
— Обезьяна? — задумчиво переспросил Гарнаш и вновь посмотрел незнакомцу в лицо. Теперь позади него встали его трое приятелей, а в противоположном конце комнаты солдаты, позабыв карты, наблюдали за развитием событий.
Иностранец — его плохой французский красноречиво свидетельствовал об этом — с пренебрежением повернулся к хозяину гостиницы, игнорируя Гарнаша с преувеличенно оскорбленным видом.
— Обезьяна? — опять пробормотал Гарнаш и тоже повернулся к хозяину: — Скажите мне, месье, где в Гренобле обезьяны хоронят своих мертвецов. Мне может потребоваться эта информация.
Но растерянный хозяин не успел и рта раскрыть, как незнакомец повернулся кругом и опять оказался лицом к лицу с Гарнашем.
— Что это значит? — резко спросил он.
— То, что завтра Гренобль может стать свидетелем похорон грубияна иностранца, — ответил Гарнаш, обнажая зубы в вежливой улыбке. В этот момент он почувствовал давление на свою лопатку, но не обратил на это внимания, полностью сосредоточившись на лице незнакомца. Оно отразило мимолетное удивление, а затем потемнело от гнева.
— Вы имеете в виду меня, месье? — прорычал он.
Гарнаш развел руками:
— Если месье принимает замечание на свой счет, то на здоровье, я не возражаю.
Незнакомец оперся рукой о стол и наклонился к парижанину.
— Могу ли я просить месье высказываться более точно? — спросил он.
Гарнаш откинулся в кресле и с улыбкой превосходства осмотрел незнакомца. Несмотря на свою горячность, удивление, которое он испытывал, помогло остудить его темперамент. В свое время парижанин видел много ссор, возникавших по самым пустячным мотивам, но никогда ссора не происходила по столь надуманной причине. Незнакомец явно имел целью затеять с ним ссору.
Гарнаш вспомнил, о чем его предупреждала мадемуазель. Неужели его хотят заманить в какую-нибудь засаду? Он более пристально взглянул на незнакомца, но тот выглядел искренним и честным, и к тому же этот акцент…
Он вполне мог быть дворянином из Савойи, не привыкшим долго ждать и от голода ставшим нетерпеливым и раздражительным. Тогда наглец, безусловно, заслуживал урока, который показал бы ему, что он находится сейчас во Франции, где приняты иные манеры; и все же, в случае, если он окажется кем-то другим, Гарнаш намеревался твердо придерживаться правил дипломатии. Из Кондильяка этот человек или нет, но впутываться сейчас в неприятности было бы безумием.
— Я попросил бы вас, месье, — настаивал незнакомец, — высказываться более точно.
Улыбка Гарнаша стала шире и дружелюбнее.
— Откровенно говоря, — сказал он, — я испытываю затруднения. Мое замечание было туманным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67