Позади послышался чей-то крик. Харкорт оглянулся через плечо и увидел, что компания всадников, вместе с которой уехала Элоиза, поспешно возвращается. Лошади скакали во весь опор, всадники сидели, пригнувшись к их шеям, и погоняли их изо всех сил. Впереди с развевающимися на ветру волосами скакала Элоиза, погоняя лошадь и что-то крича, как и все остальные.
Они неслись прямо на него, и он понял, что они хотят его затоптать. От страха у него захватило дух, он сделал сверхчеловеческое усилие и освободился от чар, которые удерживали его на месте. Он пустился бежать, петляя, как затравленный заяц, а позади, все ближе, раздавался топот копыт, сверкали подковы, скалились зубы. Он задыхался, как будто кто-то огромной рукой стиснул его грудь.
Он споткнулся, упал… и проснулся, все еще задыхаясь от сумасшедшего бега, в той самой позе, в какой упал.
В лесу презрительно кричала сова. Где-то в темноте хихикал про себя попугай аббата. Над головой качались деревья, и сквозь листву время от времени становился виден яркий, холодный блеск звезд. В лесу было темно и страшно.
Он приподнялся на локте. Рядом на земле виднелся какой-то сгусток темноты. Наверное, Шишковатый, подумал он. Не может быть, чтобы это был аббат, попугай наверняка где-то рядом с ним, а его хихиканье доносится совсем с другой стороны.
Харкорт сбросил одеяло и встал. Послышались чьи-то шаги, он обернулся и схватился за меч.
Послышался голос аббата:
– Что случилось, Чарлз?
Попугай что-то проворчал.
– Ничего особенного, – сказал Харкорт. – Мне приснился сон.
– Плохой сон?
– Тревожный сон. Я видел Элоизу.
Аббат придвинулся ближе – бесформенный силуэт в темноте.
– Чарлз, не стоит питать слишком большие надежды. То, что рассказал твой дядя…
– Я знаю. С самого начала знал. Об этих местах много чего рассказывают. Но у меня все-таки появилась надежда.
– Ты должен быть готов испытать разочарование.
– Знаю, Гай. Но я изо всех сил цепляюсь за эту надежду. И все же…
– И все же? Что значит – и все же?
– Во сне Элоиза хотела меня затоптать. Не она одна, и другие тоже, кто был с ней, но она была впереди всех. Они скакали прямо на меня, а я убегал.
– Слишком тяжелым грузом лежит Элоиза на твоей совести, Чарлз. Ты слишком часто о ней думаешь. Ты винишь себя за то, в чем нет ничьей вины. Ты стараешься чаще о ней вспоминать, как будто это какое-то искупление. Может быть, вспоминая ее, ты просто стараешься сохранить надежду.
– Там, в болоте, я слышал множество голосов. И они говорили об Элоизе.
– Я тоже их слышал, – сказал аббат. – Ни о какой Элоизе они не говорили.
– С тобой они и не стали бы о ней говорить.
– И с тобой не говорили. Тебе показалось, что ты слышал ее имя, потому что его подсказали тебе воображение и чувство вины. Чувство, которого ты не должен испытывать, потому что здесь нет никакой твоей вины. Чарлз, долго еще ты будешь себя мучить?
– Я не считаю, что это мучение.
– Ну, конечно, ты считаешь, что это вечное преклонение перед женщиной, черты которой не сохранились в твоей памяти. Ты живешь, как монах, неся покаяние за то, что не требует покаяния. Попытайся сбросить с себя эту ношу.
– Гай, ты безжалостен. Ты не…
– Мое призвание, – сказал аббат, – временами не допускает жалости.
– Может быть, мы с тобой сделали ошибку? – спросил Харкорт. – Может быть, мы зря дали своим чувствам увлечь нас в это отчаянное предприятие? Я – ради Элоизы, ты – ради своего заколдованного святого?
– Может быть, – ответил аббат. – Очень может быть. Но это не умаляет нашу цель. Все равно мы оказались здесь не зря.
– Ты не задумывался о том, чем все это может кончиться? Ты можешь это предвидеть?
– Я не провидец, – сказал аббат. – Все, что у меня есть, – это непоколебимая вера. Мы не должны спрашивать, почему оказались здесь. Здесь, в ночной тьме, в страхе перед Нечистью, может быть, в окружении Нечисти, наши мысли мрачны и безотрадны. Глухой ночью нельзя давать волю своим мыслям: они всегда будут мрачными, а надежды призрачными.
– Может быть, ты прав, – сказал Харкорт. – Давай-ка я посторожу вместо тебя. Мне больше не хочется спать. Я боюсь, что снова увижу тот сон.
– Буду тебе очень признателен, – сказал аббат. – Я еле держусь на ногах. У меня слишком тяжелая туша.
– Оуррк! – произнес попугай.
– Вокруг все спокойно, – сказал аббат. – То и дело кричит эта глупая сова, и где-то на севере бродит много волков. Я всю ночь слышал, как они воют, будто собираются в огромную стаю. Но они далеко, нам нечего беспокоиться.
– Тогда лезь под одеяло, – сказал Харкорт. – Возьми и мое тоже, тебе будет теплее.
Аббат завернулся в одеяло, а Харкорт еще долго стоял неподвижно, прислушиваясь к непрерывным стонам совы. С севера до него время от времени доносился волчий вой. Он подумал, что в это время года волки обычно не воют. Они воют глубокой осенью и ранней зимой, а весной или летом это бывает очень редко. Наверное, там случилось что-то такое, из-за чего они забеспокоились.
Его глаза привыкли к темноте, и он уже мог различить на земле все три спящие фигуры. Аббат причмокнул во сне и захрапел. Попугай что-то проворчал в ответ. Сова наконец умолкла. Сквозь листву понемногу начинал пробиваться свет. Харкорт принялся ходить взад и вперед, чтобы согреться.
Когда еще немного рассвело, он разбудил своих товарищей.
– Еще темно, – недовольно сказал аббат. – Утро еще не наступило.
– Света хватит, чтобы разглядеть дорогу, – сказал Харкорт. – Мы отправимся сразу, без завтрака, и будем идти час или два. Потом, когда встанет солнце, можно будет сделать привал и поесть. Может быть, рискнем развести огонь и что-нибудь приготовить.
Он вопросительно взглянул на Иоланду. Та кивнула:
– Я думаю, это можно. Хотя бы ненадолго. Нам нужно поесть чего-нибудь горячего. Может быть, сварим овсянку.
– И поджарим сала, – с надеждой добавил аббат.
– И поджарим сала, – улыбнулась она.
Аббат повеселел.
– Это другое дело, – сказал он. – Всухомятку есть вредно.
Глава 18
Они шли весь день и все следующее утро. Идти было легко. Местность была большей частью открытая, лишь кое-где попадались небольшие рощи. Много раз они видели заброшенные хозяйства, заросшие бурьяном и сорняками поля, развалины домов. Когда-то эти места изобиловали зажиточными фермами.
Холмов на пути больше не было – повсюду вокруг лежали сырые низины. Путники то и дело посматривали на небо – не покажется ли там дракон или еще кто-нибудь, но никого не было видно, даже феи не появлялись.
В середине первого дня Шишковатый подстрелил из лука молодого кабана, которого они спугнули в кустах. Вечером они поджарили его на костре и устроили пир, предварительно как следует затоптав огонь. Может быть, необходимости в таких предосторожностях и не было, потому что местность была совершенно пустынна, но на этом настояла Иоланда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78