– Разумеется. – Расмуссен отставил стакан и двинулся к противоположной стороне зала.
Все встали и последовали за ним.
Не то что мне было не интересно, просто я много раз уже видел его любовно сохраняемую коллекцию. Кроме того, хотелось подышать свежим воздухом. Стараясь держаться в тени, я пробрался к двери, мягко закрыл ее за собой и вышел на улицу.
Было около одиннадцати вечера. В это время года окончательно темнеет только после полуночи. Дождь и туман при резком свете фонаря напомнили мне атмосферу Йоркширских болот.
На улице был настоящий ливень. Каменные плиты двора все были в мельчайших брызгах. Я перебежал к огромному сараю в глубине двора и спрятался под его крышей. Это было просторное, гулкое помещение. В нем приятно пахло свежим сеном. Приставная лестница вела на чердак.
Туда я и поднялся. Примерно половина чердака уже была заполнена сеном. В дальнем конце его хлопала на ветру незакрепленная дверца. Залетающие внутрь капли дождя приятно холодили лицо. Я выглянул наружу. До земли было не меньше тридцати футов. Здесь же на мощном крюке был закреплен шкив, при помощи которого поднимали наверх деревянную платформу. Просто мальчишечий рай! Я с трудом удержался от того, чтобы не ухватиться за веревку и не скользнуть вниз. Закурив, я стоял и смотрел на дождь, предаваясь сладостному чувству ностальгии.
Внезапно скрипнула дверь дома. Я услышал негромкий голос Иланы:
– Джо!
Я высунулся из чердачного окошка. Она была в том же платье, в каком вышла к ужину, только на плечи накинула свою шубку.
Повертев головой, она заметила меня и улыбнулась.
– Там не найдется местечка еще для одного?
– Думаю, да.
Она поднялась по лестнице и принялась оглядываться, держа руки в карманах.
– Очень мило. Почему вы нас покинули? Не интересно?
– Отчего же? Меня всегда это восхищало. Но дело в том, что мы с Олафом Расмуссеном старые друзья. Я все это неоднократно видел. Все как-то столпились. А я не люблю, когда слишком много народу.
– Включая меня?
– А вы как думаете?
Мы перешли к открытому чердачному окну. Она устроилась на ящике. Я предложил сигарету.
– И часто у вас такое отношение? К окружению, я имею в виду.
– Нередко.
Она улыбнулась и покачала головой.
– Вы говорили, что приехали в Гренландию прежде всего для заработка. Это ведь не совсем так, верно?
Мне и самому было нелегко на это ответить. Некоторое время я внимательно смотрел на струи дождя.
– В Сити мне приходилось беспокоиться о том, где запарковать машину. Найдя место, я начинал беспокоиться, как бы не пришлось переплачивать за время стоянки. Здесь же каждый новый день – это борьба. Борьба человека с дикой природой. Это придает бодрость духа. Не так много осталось мест на земле, где это возможно.
– И как долго это может продолжаться?
– В том-то все и дело, – вздохнул я. – Исландцы начинают организовывать четырехдневные туристские маршруты. Из Исландии в Нарсарсуак. Это недалеко отсюда. Там хорошая посадочная полоса и вполне пристойный отель. У меня дурное предчувствие, что это – начало конца. Так происходит повсюду, когда появляются туристы.
– И что вы тогда будете делать?
– Уеду отсюда.
– В какой-нибудь новой роли?
– Не уловил вашей мысли.
– Это термин Карла Юнга. Он утверждал, что многие люди страшатся реальной жизни, поэтому придумывают себе определенные роли – новые личности, если хотите. Все мы в большей или меньшей степени страдаем от своих слабостей. Вот вы, например, пытаетесь играть роль крутого пилота-бродяги, сурового мужчины со стальными нервами, которому все по плечу.
– Вы в этом убедились?
Она, не обращая внимания на мои слова, продолжила:
– А Расмуссен видит себя в роли древнего викинга. Главная проблема Джека в том, что он в своей жизни сыграл так много разных ролей, что давно уже потерял всякое представление, на каком свете находится.
– Где, черт побери, вы набрались всей этой чепухи?
– Один год я слушала курс по психологии и социальной философии в университете.
Это сообщение выбило почву у меня из-под ног. Я с изумлением воззрился на нее.
– А почему же не продолжили?
– Просто поняла, что это не для меня, – пожала она плечами. – Все эти лекторы и преподаватели, с головой ушедшие в свои книги, существуют в совершенно ложном мире.
– Странно, – тряхнул я головой. – Мне казалось, что я вроде бы начинаю понимать вас, а теперь вижу, что вы совсем другая.
– Что вам Джек наговорил обо мне?
– О Майре Гроссман, – уточнил я. – О бедной еврейской девушке в обносках из Ист-Энда и о ее папаше, владельце портняжной лавки на Майленд-роуд.
– Он, должно быть, забыл упомянуть еще о ста шестидесяти трех деталях, – мягко проговорила Илана.
– А почему он должен был это делать? – непонимающе уставился я на нее.
– Джек – очень сложная натура. Он больше ничего обо мне не говорил?
Я отрицательно покачал головой.
– Ничего из того, что мне следовало бы знать?
– Ничего существенного, – заявил я. – По-моему, ничего.
– Вы никудышный лжец, Джо, – грустно улыбнулась она. – Пьяниц, я имею в виду настоящих алкоголиков, мало занимают проблемы секса. Мне следовало бы догадаться, что вам это хорошо известно.
– Пожалуй, я слишком многое принял за чистую монету. Мне искренне жаль. Вы верите мне?
– Стараюсь.
– Тогда скажите мне одну вещь. Зачем вы действительно приехали сюда? Единственное, что я до сих пор не могу понять.
– На самом деле все очень просто, – проговорила она. – Я хотела стать актрисой. Деньгами этого не купишь. Нужен талант. Джек помог мне, начал давать мне роли. Да, конечно, я не стала второй Сарой Бернар, но теперь я могу заниматься тем, чем хочу. Они сами приглашают меня.
– И У вас появилось какое-то чувство вины перед ним? Полагаете, что чем-то ему обязаны?
– Он оказался на мели с финансированием этой новой картины, можно сказать – в загоне. Я думала, что смогу заинтересовать отца. На самом деле беда в том, что Джек тоже принимает все за чистую монету.
– А ваш отец не стал бы платить?
– Я поняла: максимум того, что я могу для него сделать, – оказаться рядом, особенно после того, как Милт Голд сообщил мне, что все накрылось. – Она покачала головой. – Бедный Джек!
– Я лично нахожу весьма затруднительным омочить слезами бороду по отношению к человеку, который за свою жизнь потратил три, а то и четыре миллиона долларов.
– А я – нет. Я чувствую за него личную ответственность.
– Это сумасшествие. – Повинуясь безотчетному порыву, я схватил ее за руку и резко поставил на ноги. – Для начала вам нужно выбросить подобные мысли из головы!
Внезапно она прильнула к моей груди, я крепко обнял ее и не менее крепко поцеловал. Наконец, освободившись, чтобы перевести дух, она улыбнулась, глядя мне прямо в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48