Но затевалось что-то решительное, и в этом решительном они не прочь были поучаствовать. Так, должно быть, брали казаки турецкие корабли, врывались на узенькие улочки Константинополя. «Сарынь на кичку, братва!» — и так далее. С уханьем, с азартом, не ради барыша — ради бодрящей мужской игры…
Первоначальный план, разумеется, был нарушен. Вместе с Митяем снимать зловредного «сучка» сунулось сразу трое или четверо. Валентин успел рассмотреть только очумелую, заросшую щетиной харю, и тут же ее заслонили плечистые спины «голубых беретов». В несколько секунд чугунные кулаки атакующих превратили физиономию часового в подобие сочащейся пиццы. Дверь открывалась наружу, но коваными каблуками ее выломали, опрокинув вовнутрь, и горланящая братва ворвалась в сумрачное помещение.
В одном Валентин, по счастью, не ошибся. Гнездышко и впрямь оказалось из махровых. Их не ждали, однако, услышав вопли охранника, успели потушить свет, рванувшись к черному ходу. Помешало обилие людских тел. Кого-то из бегущих сумели свалить, и немедленно образовалась куча-мала. В сумраке били вслепую, меся кулаками воздух, яростно матерясь. Пытаясь нашарить на каменной стене выключатель, Валентин слышал истошный вопль Митяя:
— Лежать, падаль! Всех перестреляю!..
Сунувшись в сторону, Валентин наткнулся животом на стол и едва не упал.
Падать в такой толчее было крайне нежелательно, и через стол он просто перепрыгнул, ногой наступив на мягкое и тотчас услышав истошный женский визг.
— Свет! Где свет? — Он схватил женщину за плечи и с силой встряхнул.
— Разбили… Лампу разбили…
— Спички, Валек! У меня есть! — это уже горланил Шура. — А ну замолчь, твари!
Кто-то продолжал еще тузить невидимых недругов, но общая буза стараниями Шуры и Венечки постепенно шла на убыль. Запалили свечной огарок, и сразу стало тише. На черный ход и на лестницу услали по парочке добровольцев.
— Вот они, Валек, смотри… Которые?
Опухшую дамочку с подтекшей на щеках тушью не тронули, оставив за столом.
На полу лежали лицом вниз шестеро мужиков. Пальцы сцеплены на затылке, ноги чуть разведены. Никто никаких команд им не давал, но людишки оказались тертые, без лишних понуканий изобразили полную «третью позицию». Оно и понятно.
Наверняка решили, что берет их какой-нибудь спецназ. Митяй с помощниками неспешно ошмонал лежащих. Распаленный десант изучал занятую территорию, осматривая стены и нехитрую мебель.
— Какая-то ночлежка позорная. Матрасы — прямо аж на камнях.
— Баб, наверное, дрючат.
— Ничо, мы их самих ща вздрючим…
— Гля-ка! А этот чухан мокрый. Обделался со страха!
— Гляди, чего в карманах нашли. — Шура сунул под нос Валентину пару финок и толстую пачку денег. — Все верно. Тех самых взяли.
Один из десантников кинулся к лежащим и в остервенении принялся гвоздить их ногами. Его ухватили за руки, оттащили к скамейке.
— Чего ты?!
— Так ножом, падлы, пырнули! Я в горячке и не заметил сразу.
— Снимай одежку… Снимай, говорю. Водкой зальем, перебинтуем.
— Если смертельно, всех шестерых уроем. И шалаву туда же отправим.
— Ну?.. И чего дальше? — Шура, как всякий лидер, легче спрашивал, чем отвечал. Постановка задач в перечень его привычных функций не входила. Зато выполнить он готов был что угодно.
— Проведем опознание. — Валентин взял у него один из ножей. Пачку купюр сунул в карман сержанта. — Деньги братве. На праздник… А ну-ка переверните этих козлов. И лучину сообразите!
— Это еще зачем? — проблеял один из лежащих.
— Насиловать будем! — мрачно пошутил Шура.
К разбитым лицам по очереди подносили огонь, Валентин шагал, вглядываясь в пленников. Отметелили блатняков крепко. Потому и не получилось особого сопротивления. Единственный удар ножом пришелся вскользь и был отплачен множественными переломами. Уж Валентин-то прекрасно знал, что это такое — озверевшая толпа. А если еще она обута в кованые ботинки да умеет бить… Он перевел взгляд на обувку «потерпевших». В лица он всматривался для блезиру.
Мужчину он видел лишь издалека и лишь со спины. Да еще, может быть, башмаки его запомнил. Тупоносые, обтертые…
— Вот он, гад! — Валентин коленом упал на впалую грудь блатаря. — Где пацан, кобел?
— Какой пацан? — Глаза у мужичонки забегали, язык неуверенно слизывал выступающую из разбитой губы кровь. Вурдалак, да и только…
— Я дважды не спрашиваю. — Валентин усилил давление коленом, и в ту же секунду пара добровольных кулаков колотнула из-за спины по скулам лежащего. Да не по разу. Голова мужичонки мотнулась, из носа брызнуло сукровицей.
— Стоп, парни! — Валентин тряхнул мужичка. — Ну?
— Заходил — и ушел. А чего?..
В этом самом «чего» проскользнула удивительно невзрослая интонация, словно оправдывался мальчуган, схваченный за ухо. Так или иначе, но теперь Валентин уже не сомневался: перед ним тот самый человек, что дожидался мальчонку на скамье.
— Кто дал команду пасти квартиру на Пролетарской?
— Какую еще, на хрен, квар… — Вопрос остался незавершенным. Мужичонка вспомнил о кулаках, готовых в любой миг ударить из темноты. — Так это… Пацаны доложили. Там вроде как дедок одинокий. Ну и вот… Проверили на всякий случай.
И снова сработали кулаки — на этот раз крепче, чем следовало. На минуту блатарь окунулся в беспамятство, а вновь очухавшись, тихонько заскулил.
— Кто навел? — переиначил вопрос Валентин. — Сулик, Алоис, Люмик?
Голова мужичонки замоталась.
— Тогда кто?
Слезы текли по разбитому лицу, но допрашиваемый молчал. Валентин наклонился к самому его уху.
— Хочешь самого плохого? Могу устроить… Тут твои подельники. Свидетелями станут. На всех зонах потом подтвердят.
Мужичонка всхлипнул. Дураком он не был, понял, чем грозили. И моментально сдался:
— Стол…
— Что — стол?
— Паспортный… Там баба. За монету дает информацию. О тех, кто, значит, один.
— Имя!
— Не могу я…
— Имя, козел!
— Люба. Люба Кашева…
Валентин перевел дух.
— Ты про тех двоих спроси, — толкнул его в плечо Митяй. — На кой нам эта Люба?
— Тех двоих… — Валентин нахмурился. — Черт, действительно!..
* * *
Заканчивали празднование уже в сумерках под кронами тополей, успев принять на грудь еще по полпузырика, угодив в некое подобие табора, где от тельняшек, значков и беретов рябило в глазах. В кармане Валентина лежало к этому времени пять или шесть телефонов, а с Шурой они успели померяться силой на кистях и на кулачках, став окончательно кровными братьями. Шура подбил Валентину губу, Валентин познакомил сержанта с коронным двойным ударом слева, уложив под вопли «землячества» на землю. Очнувшийся Шура полез целоваться — он уважал силу.
Валентин рассудительно объяснил ему, что это еще что — профессиональный бокс на порядок серьезнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Первоначальный план, разумеется, был нарушен. Вместе с Митяем снимать зловредного «сучка» сунулось сразу трое или четверо. Валентин успел рассмотреть только очумелую, заросшую щетиной харю, и тут же ее заслонили плечистые спины «голубых беретов». В несколько секунд чугунные кулаки атакующих превратили физиономию часового в подобие сочащейся пиццы. Дверь открывалась наружу, но коваными каблуками ее выломали, опрокинув вовнутрь, и горланящая братва ворвалась в сумрачное помещение.
В одном Валентин, по счастью, не ошибся. Гнездышко и впрямь оказалось из махровых. Их не ждали, однако, услышав вопли охранника, успели потушить свет, рванувшись к черному ходу. Помешало обилие людских тел. Кого-то из бегущих сумели свалить, и немедленно образовалась куча-мала. В сумраке били вслепую, меся кулаками воздух, яростно матерясь. Пытаясь нашарить на каменной стене выключатель, Валентин слышал истошный вопль Митяя:
— Лежать, падаль! Всех перестреляю!..
Сунувшись в сторону, Валентин наткнулся животом на стол и едва не упал.
Падать в такой толчее было крайне нежелательно, и через стол он просто перепрыгнул, ногой наступив на мягкое и тотчас услышав истошный женский визг.
— Свет! Где свет? — Он схватил женщину за плечи и с силой встряхнул.
— Разбили… Лампу разбили…
— Спички, Валек! У меня есть! — это уже горланил Шура. — А ну замолчь, твари!
Кто-то продолжал еще тузить невидимых недругов, но общая буза стараниями Шуры и Венечки постепенно шла на убыль. Запалили свечной огарок, и сразу стало тише. На черный ход и на лестницу услали по парочке добровольцев.
— Вот они, Валек, смотри… Которые?
Опухшую дамочку с подтекшей на щеках тушью не тронули, оставив за столом.
На полу лежали лицом вниз шестеро мужиков. Пальцы сцеплены на затылке, ноги чуть разведены. Никто никаких команд им не давал, но людишки оказались тертые, без лишних понуканий изобразили полную «третью позицию». Оно и понятно.
Наверняка решили, что берет их какой-нибудь спецназ. Митяй с помощниками неспешно ошмонал лежащих. Распаленный десант изучал занятую территорию, осматривая стены и нехитрую мебель.
— Какая-то ночлежка позорная. Матрасы — прямо аж на камнях.
— Баб, наверное, дрючат.
— Ничо, мы их самих ща вздрючим…
— Гля-ка! А этот чухан мокрый. Обделался со страха!
— Гляди, чего в карманах нашли. — Шура сунул под нос Валентину пару финок и толстую пачку денег. — Все верно. Тех самых взяли.
Один из десантников кинулся к лежащим и в остервенении принялся гвоздить их ногами. Его ухватили за руки, оттащили к скамейке.
— Чего ты?!
— Так ножом, падлы, пырнули! Я в горячке и не заметил сразу.
— Снимай одежку… Снимай, говорю. Водкой зальем, перебинтуем.
— Если смертельно, всех шестерых уроем. И шалаву туда же отправим.
— Ну?.. И чего дальше? — Шура, как всякий лидер, легче спрашивал, чем отвечал. Постановка задач в перечень его привычных функций не входила. Зато выполнить он готов был что угодно.
— Проведем опознание. — Валентин взял у него один из ножей. Пачку купюр сунул в карман сержанта. — Деньги братве. На праздник… А ну-ка переверните этих козлов. И лучину сообразите!
— Это еще зачем? — проблеял один из лежащих.
— Насиловать будем! — мрачно пошутил Шура.
К разбитым лицам по очереди подносили огонь, Валентин шагал, вглядываясь в пленников. Отметелили блатняков крепко. Потому и не получилось особого сопротивления. Единственный удар ножом пришелся вскользь и был отплачен множественными переломами. Уж Валентин-то прекрасно знал, что это такое — озверевшая толпа. А если еще она обута в кованые ботинки да умеет бить… Он перевел взгляд на обувку «потерпевших». В лица он всматривался для блезиру.
Мужчину он видел лишь издалека и лишь со спины. Да еще, может быть, башмаки его запомнил. Тупоносые, обтертые…
— Вот он, гад! — Валентин коленом упал на впалую грудь блатаря. — Где пацан, кобел?
— Какой пацан? — Глаза у мужичонки забегали, язык неуверенно слизывал выступающую из разбитой губы кровь. Вурдалак, да и только…
— Я дважды не спрашиваю. — Валентин усилил давление коленом, и в ту же секунду пара добровольных кулаков колотнула из-за спины по скулам лежащего. Да не по разу. Голова мужичонки мотнулась, из носа брызнуло сукровицей.
— Стоп, парни! — Валентин тряхнул мужичка. — Ну?
— Заходил — и ушел. А чего?..
В этом самом «чего» проскользнула удивительно невзрослая интонация, словно оправдывался мальчуган, схваченный за ухо. Так или иначе, но теперь Валентин уже не сомневался: перед ним тот самый человек, что дожидался мальчонку на скамье.
— Кто дал команду пасти квартиру на Пролетарской?
— Какую еще, на хрен, квар… — Вопрос остался незавершенным. Мужичонка вспомнил о кулаках, готовых в любой миг ударить из темноты. — Так это… Пацаны доложили. Там вроде как дедок одинокий. Ну и вот… Проверили на всякий случай.
И снова сработали кулаки — на этот раз крепче, чем следовало. На минуту блатарь окунулся в беспамятство, а вновь очухавшись, тихонько заскулил.
— Кто навел? — переиначил вопрос Валентин. — Сулик, Алоис, Люмик?
Голова мужичонки замоталась.
— Тогда кто?
Слезы текли по разбитому лицу, но допрашиваемый молчал. Валентин наклонился к самому его уху.
— Хочешь самого плохого? Могу устроить… Тут твои подельники. Свидетелями станут. На всех зонах потом подтвердят.
Мужичонка всхлипнул. Дураком он не был, понял, чем грозили. И моментально сдался:
— Стол…
— Что — стол?
— Паспортный… Там баба. За монету дает информацию. О тех, кто, значит, один.
— Имя!
— Не могу я…
— Имя, козел!
— Люба. Люба Кашева…
Валентин перевел дух.
— Ты про тех двоих спроси, — толкнул его в плечо Митяй. — На кой нам эта Люба?
— Тех двоих… — Валентин нахмурился. — Черт, действительно!..
* * *
Заканчивали празднование уже в сумерках под кронами тополей, успев принять на грудь еще по полпузырика, угодив в некое подобие табора, где от тельняшек, значков и беретов рябило в глазах. В кармане Валентина лежало к этому времени пять или шесть телефонов, а с Шурой они успели померяться силой на кистях и на кулачках, став окончательно кровными братьями. Шура подбил Валентину губу, Валентин познакомил сержанта с коронным двойным ударом слева, уложив под вопли «землячества» на землю. Очнувшийся Шура полез целоваться — он уважал силу.
Валентин рассудительно объяснил ему, что это еще что — профессиональный бокс на порядок серьезнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73