Достаточно провести антропометрические измерения снимков Мерца и Вессера, чтобы установить их идентичность или различие!
«Этим вопросом заниматься не будут»… Почему, черт побери? Ищут же Бормана, Менгеле… Не потому ли, что их деяния хорошо известны? А Мерц — темная лошадка, ни у кого к нему претензий нет…
Саша даже вспотел от внезапно осенившего предположения. Он бросил карандаш на стопки листов, встал из-за стола, налил полный стакан теплой воды из захватанного графина, большими глотками выпил.
Неужели такое возможно?! Неужели…
Генриха Мерца не ищут (или не считают преступником, коль скоро он числится умершим) не потому, что он слишком незначительная фигура, и не потому, что он мало натворил, а по совсем противоположной причине! Потому что в Третьем рейхе секреты Мерца оберегались тщательнее, чем секреты того же Менгеле! Настолько тщательно, что само существование этой личности признавалось каким-то призрачным: да, вроде есть… Некто… Конкретнее? Да черт его знает… И это в помешанной на скрупулезном документировании мелочей нацистской Германии!
И никто — ни сразу после войны, ни позже — не свидетельствовал о преступлениях Мерца, даже не упоминал о нем…
Волков вернулся к столу, взял карандаш, чистый лист бумаги и крупным твердым почерком написал:
1. Я убежден, что Генрих Мерц и Ганс Вессер — одно и то же лицо, что в мае сорок пятого Мерц выдал себя за лейтенанта вермахта.
2. Я убежден, что Генрих Мерц занимался в гитлеровской Германии деятельностью настолько важной для нацистов, что его окружили наивысшей секретностью.
3. Я убежден, что Генрих Мерц жив, скрывается и продолжает свою деятельность, в чем бы она ни заключалась.
4. Я убежден, что эта деятельность представляет огромную опасность для нашей страны и человечества, что Генрих
Мерц должен быть объявлен в розыск по всему миру как нацистский преступник, изобличен и предан суду.
Рука Саши дрожала от волнения, пока он писал. Закончив, он сунул карандаш в нагрудный карман, перечитал получившийся текст и горько засмеялся в пустой комнате.
Прямо манифест! Подумаешь, «я убежден»! Эмиль Золя— «я обвиняю»… Кто обвиняет-то? Мальчишка, лейтенантишка зеленый! Для кого он писал, кто станет это читать? А если прочтут, попрут еще из органов как повредившегося рассудком. И обоснование под рукой: концлагерь, трагическое детство…
Скомкав листок, Волков бросил его в пепельницу и поджег спичкой. Пламя быстро съело тонкую бумагу.
25
12 мая 1968 года
Лондон
11 часов утра
Миновав торговый центр Брент-Кросс, «рено» профессора Андерсона свернул направо. За стеклами окон проплыли исторические строения Берг-Хауза и Фентон-Хауза, на средней скорости машина устремилась к Риджентс-Парку мимо музея Фрейда.
Профессор приткнул «рено» у тротуара в разрешенном для стоянки месте — он старался не нарушать правил и поменьше попадаться на глаза полиции. Шагая по аллее к условленной скамейке, где ожидал его доктор Хелмс, Андерсон вдруг поймал себя на несвойственном ему волнении. Это уж совсем по-земному… Как он сросся с обличьем Мерца!
Да, он волновался! Только вчера он перевез в подвалы своей виллы, находящейся в Стейнзе, близ Уиндзор-Грейт-парка, баллоны, содержащие культуру вируса «Илзе-12». Это был уже не промежуточный экспериментальный результат, а пробная партия продукции, готовой к полевым испытаниям.
Двадцать лет неустанных трудов, ошибок, заблуждений, внезапных озарений и снова ошибок… В превосходно оборудованных лабораториях клиники Хардинга Андерсон убедился, что в Германии он шел по ложному пути. Избранная им тогда методика позволяла культивировать вирус, обладающий лишь одним безусловным свойством: летальностью, но не отвечающий и в принципе не могущий отвечать прочим предъявляемым требованиям. Все сначала, и снова, и снова… Отсутствие человеческого материала для экспериментов страшно затрудняло работу, животные не устраивали Андерсона по многим причинам. Но теперь профессор был уверен, что труднейшая задача в принципе решена. Приближался день, когда масштабные полевые испытания подтвердят это… Андерсон по праву мог гордиться. Даже на Дамеоне в эпоху войн никто не создавал ничего подобного.
Скрыть от властей и декоративной администрации клиники (фактически принадлежащей контролируемому Андерсоном международному фонду) подлинный характер исследований было легче легкого. Считалось, что профессор занимается вирусной теорией рака, глубже мало кто вникал, а для особо любопытствующих всегда наготове были фальшивые, но очень убедительные рабочие журналы. Сам же персонал лаборатории, на герметичных стальных дверях которой хватало пугающих табличек, состоял из пяти человек. Кроме Андерсона немцем (если Андерсона-Мерца можно было отнести к немцам) был только Хелмс (штурмбаннфюрер СС, доктор медицины Кетнер, ассистировавший Мерцу еще в Германии). Остальные — Роберт Дайке, Майкл Фаррис и Фред Бэрримор — англичане, просеянные через семь сит организации «Сириус».
Эта организация, созданная Мерцем и фон Хеппом, представляла собой нечто вроде современного фашистского интернационала. Именно так, какими бы несовместимыми ни казались понятие «нацизм», основанное на теории превосходства крови и расы, и какой бы то ни было интернационал. Мерц и фон Хепп оказались перед сложной проблемой. С одной стороны, им требовалась идеология, позволяющая создать мощную, хорошо законспирированную сеть. Тут лучше фашизма ничего нельзя было придумать, это была и самая эффективная возможность использовать вовлеченных землян втемную. С другой стороны, необходимо было привлекать людей из разных стран. Мерц придумал синтетическую идеологию, включив в число арийских рас французов, итальянцев, русских… Всех, кто был ему необходим. Он охотно включил бы в это число и негров, и чистокровных индейцев, и китайцев, да кого угодно! Ему ведь было все равно, использовать ли для достижения своих целей одного землянина или другого. Цвет кожи его беспокоил менее всего. Увы, столь широкое толкование неонацизма по понятным причинам было невозможно. Приходилось держаться все же в определенных расовых рамках.
Повышенная ценность личности Майкла Фарриса для «Сириуса» обуславливалась его биографией. Получив медицинское образование (впрочем, на этом поприще Фаррис не слишком блистал), он недолго подвизался в британских спецслужбах и, следовательно, обладал подготовкой и способностями к оперативной работе. В абсолютной же преданности всех троих заветам Адольфа Гитлера, модифицированным новыми идеологами (и, разумеется, абсолютно безразличным как Мерцу, так теперь и фон Хеппу), сомневаться не приходилось.
Андерсон не рискнул бы проводить опасные испытания «Илзе», если бы не изучил заранее свойства присланного с противоположной стороны земного шара нового препарата «Роуз-3» — исцеляющего средства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
«Этим вопросом заниматься не будут»… Почему, черт побери? Ищут же Бормана, Менгеле… Не потому ли, что их деяния хорошо известны? А Мерц — темная лошадка, ни у кого к нему претензий нет…
Саша даже вспотел от внезапно осенившего предположения. Он бросил карандаш на стопки листов, встал из-за стола, налил полный стакан теплой воды из захватанного графина, большими глотками выпил.
Неужели такое возможно?! Неужели…
Генриха Мерца не ищут (или не считают преступником, коль скоро он числится умершим) не потому, что он слишком незначительная фигура, и не потому, что он мало натворил, а по совсем противоположной причине! Потому что в Третьем рейхе секреты Мерца оберегались тщательнее, чем секреты того же Менгеле! Настолько тщательно, что само существование этой личности признавалось каким-то призрачным: да, вроде есть… Некто… Конкретнее? Да черт его знает… И это в помешанной на скрупулезном документировании мелочей нацистской Германии!
И никто — ни сразу после войны, ни позже — не свидетельствовал о преступлениях Мерца, даже не упоминал о нем…
Волков вернулся к столу, взял карандаш, чистый лист бумаги и крупным твердым почерком написал:
1. Я убежден, что Генрих Мерц и Ганс Вессер — одно и то же лицо, что в мае сорок пятого Мерц выдал себя за лейтенанта вермахта.
2. Я убежден, что Генрих Мерц занимался в гитлеровской Германии деятельностью настолько важной для нацистов, что его окружили наивысшей секретностью.
3. Я убежден, что Генрих Мерц жив, скрывается и продолжает свою деятельность, в чем бы она ни заключалась.
4. Я убежден, что эта деятельность представляет огромную опасность для нашей страны и человечества, что Генрих
Мерц должен быть объявлен в розыск по всему миру как нацистский преступник, изобличен и предан суду.
Рука Саши дрожала от волнения, пока он писал. Закончив, он сунул карандаш в нагрудный карман, перечитал получившийся текст и горько засмеялся в пустой комнате.
Прямо манифест! Подумаешь, «я убежден»! Эмиль Золя— «я обвиняю»… Кто обвиняет-то? Мальчишка, лейтенантишка зеленый! Для кого он писал, кто станет это читать? А если прочтут, попрут еще из органов как повредившегося рассудком. И обоснование под рукой: концлагерь, трагическое детство…
Скомкав листок, Волков бросил его в пепельницу и поджег спичкой. Пламя быстро съело тонкую бумагу.
25
12 мая 1968 года
Лондон
11 часов утра
Миновав торговый центр Брент-Кросс, «рено» профессора Андерсона свернул направо. За стеклами окон проплыли исторические строения Берг-Хауза и Фентон-Хауза, на средней скорости машина устремилась к Риджентс-Парку мимо музея Фрейда.
Профессор приткнул «рено» у тротуара в разрешенном для стоянки месте — он старался не нарушать правил и поменьше попадаться на глаза полиции. Шагая по аллее к условленной скамейке, где ожидал его доктор Хелмс, Андерсон вдруг поймал себя на несвойственном ему волнении. Это уж совсем по-земному… Как он сросся с обличьем Мерца!
Да, он волновался! Только вчера он перевез в подвалы своей виллы, находящейся в Стейнзе, близ Уиндзор-Грейт-парка, баллоны, содержащие культуру вируса «Илзе-12». Это был уже не промежуточный экспериментальный результат, а пробная партия продукции, готовой к полевым испытаниям.
Двадцать лет неустанных трудов, ошибок, заблуждений, внезапных озарений и снова ошибок… В превосходно оборудованных лабораториях клиники Хардинга Андерсон убедился, что в Германии он шел по ложному пути. Избранная им тогда методика позволяла культивировать вирус, обладающий лишь одним безусловным свойством: летальностью, но не отвечающий и в принципе не могущий отвечать прочим предъявляемым требованиям. Все сначала, и снова, и снова… Отсутствие человеческого материала для экспериментов страшно затрудняло работу, животные не устраивали Андерсона по многим причинам. Но теперь профессор был уверен, что труднейшая задача в принципе решена. Приближался день, когда масштабные полевые испытания подтвердят это… Андерсон по праву мог гордиться. Даже на Дамеоне в эпоху войн никто не создавал ничего подобного.
Скрыть от властей и декоративной администрации клиники (фактически принадлежащей контролируемому Андерсоном международному фонду) подлинный характер исследований было легче легкого. Считалось, что профессор занимается вирусной теорией рака, глубже мало кто вникал, а для особо любопытствующих всегда наготове были фальшивые, но очень убедительные рабочие журналы. Сам же персонал лаборатории, на герметичных стальных дверях которой хватало пугающих табличек, состоял из пяти человек. Кроме Андерсона немцем (если Андерсона-Мерца можно было отнести к немцам) был только Хелмс (штурмбаннфюрер СС, доктор медицины Кетнер, ассистировавший Мерцу еще в Германии). Остальные — Роберт Дайке, Майкл Фаррис и Фред Бэрримор — англичане, просеянные через семь сит организации «Сириус».
Эта организация, созданная Мерцем и фон Хеппом, представляла собой нечто вроде современного фашистского интернационала. Именно так, какими бы несовместимыми ни казались понятие «нацизм», основанное на теории превосходства крови и расы, и какой бы то ни было интернационал. Мерц и фон Хепп оказались перед сложной проблемой. С одной стороны, им требовалась идеология, позволяющая создать мощную, хорошо законспирированную сеть. Тут лучше фашизма ничего нельзя было придумать, это была и самая эффективная возможность использовать вовлеченных землян втемную. С другой стороны, необходимо было привлекать людей из разных стран. Мерц придумал синтетическую идеологию, включив в число арийских рас французов, итальянцев, русских… Всех, кто был ему необходим. Он охотно включил бы в это число и негров, и чистокровных индейцев, и китайцев, да кого угодно! Ему ведь было все равно, использовать ли для достижения своих целей одного землянина или другого. Цвет кожи его беспокоил менее всего. Увы, столь широкое толкование неонацизма по понятным причинам было невозможно. Приходилось держаться все же в определенных расовых рамках.
Повышенная ценность личности Майкла Фарриса для «Сириуса» обуславливалась его биографией. Получив медицинское образование (впрочем, на этом поприще Фаррис не слишком блистал), он недолго подвизался в британских спецслужбах и, следовательно, обладал подготовкой и способностями к оперативной работе. В абсолютной же преданности всех троих заветам Адольфа Гитлера, модифицированным новыми идеологами (и, разумеется, абсолютно безразличным как Мерцу, так теперь и фон Хеппу), сомневаться не приходилось.
Андерсон не рискнул бы проводить опасные испытания «Илзе», если бы не изучил заранее свойства присланного с противоположной стороны земного шара нового препарата «Роуз-3» — исцеляющего средства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103