Поэтому они полагают бессмертной свою житейскую правду. Помнишь пенсионера Паршукова, у него еще были красные «Жигули», и ты мне обещал купить такие же, чтобы ездить на рынок? Он мне все время говорил, что раньше таких, как я, расстреливали, Что товарищ Сталин вычищал врагов народа, а теперь, мол, развелось. А я тогда еще училась в гимназии, и уж не знаю, чем его так раздражала.
– Паршуков давно умер, – глухо проговорил Крылов, у которого перед глазами вдруг возник, как живой, сердитый дед с нарисованной калошей на протезе, двигавший рычагом передач своих «Жигулей», будто костылем, отчего машина, дергаясь туда-сюда, словно перенимала его хромоту.
Умер, но этого не понял, – запальчиво возразила Тамара. – Ты наверняка хочешь меня спросить, почему я не просидела еще недельку за границей. Так вот: все от меня того и ждут, чтобы я убралась на жительство куда подальше, в европейское комфортное местечко. Чтобы тихо проедала там остатки денег – если что-нибудь останется. «Рифейский промышленный» и «Инвестросбанк» закрыли мне кредитные линии. У всех моих структур арестованы счета. Ищут, где же мы все-таки не заплатили налоги. Особенно прессуют «Гранит». Контрольного и даже блокирующего пакета им, понятно, не собрать. Зато нам не дают работать, опечатали склады, мастерские. Клиники отказывают нам в аренде. Повисли уже решенные вопросы с землеотводами. А ведь люди умирают каждый день, их кто-то должен провожать. И вот, откуда ни возьмись, возникла фирма «Последний путь», которая села везде, где раньше были мы. Думаешь, кто ее владелец? Не поверишь – Евгения Кругель! Которая при одном упоминании кладбища начинает трястись и аварийно мигать всеми своими драгоценностями. Стало быть, за бизнес взялся сам папаша Кругель. Его превосходительство губернатор и будет теперь у нас главный гробовщик.
– Ему пойдет, – не удержался от реплики Крылов, вспомнив телевизионные трансляции из губернаторской резиденции. Кабинет его превосходительства был отделан торжественным дубом в стиле самых помпезных похорон, а сам папаша Кругель сильно смахивал на продавца всей этой резной полированной роскоши, и физиономия его, скорбная по случаю гражданских инцидентов, была соответствующая.
– Только они не знают, что я никуда отсюда не уеду, – заявила Тамара и, как-то неправильно взяв в руку бутылку, разлила остатки водки по кружкам, будто поливая цветы.
– По-моему, ты не взрослее меня, – усмехнулся Крылов, забирая себе большую порцию дряни, а Тамаре оставляя ту, где было на дне. – Все обустраиваешь лодочную станцию на переправе через Лету, и обязательно здесь, а не где-то еще. Все пытаешься переучить людей умирать. Чтоб поняли как следует. А они тебе этого не прощают. Могли бы – побили камнями.
Пытаются побить, но могут не все. Увы, мне придется вмешаться, пока меня не разорили до точки невозврата. Счет идет на дни, – Тамара решительно тряхнула головой, где остатки прически стояли дыбом, и в них, как в чащобе, стояла темнота. – Я ведь не зря слетала. Нашла и поддержку, и кредиты. Теперь мне надо встретиться здесь кое с кем. Рассказать, как обстоят дела, предложить сотрудничество. Лично и аккуратно дать взятку. Тут уж меня, сам понимаешь, никто не заменит.
– Только, пожалуйста, не попадись, – попросил Крылов, полный бессильной досады на Тамарино упрямство и невозможность вмешаться в ее великие дела. – Если тебя возьмут на взятке с поличным, выйдет не лучше пальбы. Ты уверена, что твой предполагаемый друг попросту не сдаст тебя в СИЗО?
– Не в его интересах, – жестко сказала Тамара – По-другому не бывает, пойми. А я все равно вернусь. Сама, на собственные деньги, построю «Купол». Вобью его в эту землю, как гвоздь. И правда, нечего складывать туда всякое чиновное жулье. Сделаю из «Купола» что-то вроде парижского Пантеона. AUX GRANDS HOMMES LA PATRIE RECONNAISSANTE. ВЕЛИКИМ ЛЮДЯМ – БЛАГОДАРНАЯ РОДИНА. Наша Родина, правда, никому не благодарна. Зато все эти деятели науки и искусства в качестве собственных памятников, сделанных из самих себя, очень даже отвечают моей основной задаче. Живые они никому больше не нужны. Но мертвые – выразительнее среднего Иван Иваныча сообщают о существовании смерти. И, соответственно, пиарят жизнь, в которую нашему простому человеку верится с трудом.
– По-моему, у тебя такая мания: использовать трупы в культурных целях, – заметил Крылов.
– Возможно, это единственное, в чем культура еще нуждается, – беззлобно парировала Тамара, принюхиваясь к водке. – Сейчас мы выпьем за то, чтобы у меня все получилось. А потом я отвечу тебе на вопрос, который ты хочешь, но никак не решаешься задать.
***
Высасывая водку до капли, Тамара по-детски сопела и чмокала в кружке. С жадностью она набросилась на маленькие ломкие сэндвичи, не забывая прихватывать вилкой мыльные волокна оленины. Крылов, которому еда никак не лезла в перехваченное горло, пытался определить, стоит ли выслушать Тамарины лихие оправдания или лучше ничего не знать о фабрике «Северзолото» и деятельности ЗАО «Стройинвест».
Когда же это было? Году примерно в девяносто четвертом – девяносто шестом. Рушились финансовые пирамиды, у плотины митинговали, с каждым днем все более женским и все менее мужским составом, обманутые вкладчики. В бывших парадных, в перестроенных общественных туалетах, чуть ли не в телефонных будках торговали плоскими кожаными куртками, паленым алкоголем и большими, как коробки пластилина, шоколадными плитками. Рубли мутировали ежемесячно, точно поколения мушек-дрозофил. Полунищие рублевые миллионеры носили плечистые цветные пиджаки поддельного кашемира, на ощупь вроде крашеного крахмала. Братки разъезжали по городу на ржавых иномарках, оглушая мощным роком, будто музыкальные киоски. Именно тогда Тамара купила свой первый спортивный «БМВ»: таких шикарных машин в рифейской столице было наперечет, и прохожие смотрели вслед, когда Тамара, полулежа в водительском кресле, упорно двигала белую красавицу вперед, по пушистой от снега рифейской грязи.
И тогда же были эти странные командировки с телефонным молчанием и поездки на чьи-то дни рожденья на первые каменные дачи, где чадили, как везувии, отделанные малахитом мощные камины и поражала варварская мебель, крытая парчой. Там уже мелькали кое-какие нынешние лица, ничем особенно не выделявшиеся среди прочих лиц и даже менее заметные, чем те, кого впоследствии стерло. Павел Петрович Бессмертный, средний хозяйственник и вечный зам какого-то начальства, носил тогда полушерстяной коричневый костюм, подходивший по цвету и фактуре к его заостренным усам. Аспирант Володя Гречихин представлял собой нечто размытое и угнетенное, девушкам явно не нравились его чрезвычайно прозрачные длинные уши, торчавшие из тонких волос, отпущенных до плеч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
– Паршуков давно умер, – глухо проговорил Крылов, у которого перед глазами вдруг возник, как живой, сердитый дед с нарисованной калошей на протезе, двигавший рычагом передач своих «Жигулей», будто костылем, отчего машина, дергаясь туда-сюда, словно перенимала его хромоту.
Умер, но этого не понял, – запальчиво возразила Тамара. – Ты наверняка хочешь меня спросить, почему я не просидела еще недельку за границей. Так вот: все от меня того и ждут, чтобы я убралась на жительство куда подальше, в европейское комфортное местечко. Чтобы тихо проедала там остатки денег – если что-нибудь останется. «Рифейский промышленный» и «Инвестросбанк» закрыли мне кредитные линии. У всех моих структур арестованы счета. Ищут, где же мы все-таки не заплатили налоги. Особенно прессуют «Гранит». Контрольного и даже блокирующего пакета им, понятно, не собрать. Зато нам не дают работать, опечатали склады, мастерские. Клиники отказывают нам в аренде. Повисли уже решенные вопросы с землеотводами. А ведь люди умирают каждый день, их кто-то должен провожать. И вот, откуда ни возьмись, возникла фирма «Последний путь», которая села везде, где раньше были мы. Думаешь, кто ее владелец? Не поверишь – Евгения Кругель! Которая при одном упоминании кладбища начинает трястись и аварийно мигать всеми своими драгоценностями. Стало быть, за бизнес взялся сам папаша Кругель. Его превосходительство губернатор и будет теперь у нас главный гробовщик.
– Ему пойдет, – не удержался от реплики Крылов, вспомнив телевизионные трансляции из губернаторской резиденции. Кабинет его превосходительства был отделан торжественным дубом в стиле самых помпезных похорон, а сам папаша Кругель сильно смахивал на продавца всей этой резной полированной роскоши, и физиономия его, скорбная по случаю гражданских инцидентов, была соответствующая.
– Только они не знают, что я никуда отсюда не уеду, – заявила Тамара и, как-то неправильно взяв в руку бутылку, разлила остатки водки по кружкам, будто поливая цветы.
– По-моему, ты не взрослее меня, – усмехнулся Крылов, забирая себе большую порцию дряни, а Тамаре оставляя ту, где было на дне. – Все обустраиваешь лодочную станцию на переправе через Лету, и обязательно здесь, а не где-то еще. Все пытаешься переучить людей умирать. Чтоб поняли как следует. А они тебе этого не прощают. Могли бы – побили камнями.
Пытаются побить, но могут не все. Увы, мне придется вмешаться, пока меня не разорили до точки невозврата. Счет идет на дни, – Тамара решительно тряхнула головой, где остатки прически стояли дыбом, и в них, как в чащобе, стояла темнота. – Я ведь не зря слетала. Нашла и поддержку, и кредиты. Теперь мне надо встретиться здесь кое с кем. Рассказать, как обстоят дела, предложить сотрудничество. Лично и аккуратно дать взятку. Тут уж меня, сам понимаешь, никто не заменит.
– Только, пожалуйста, не попадись, – попросил Крылов, полный бессильной досады на Тамарино упрямство и невозможность вмешаться в ее великие дела. – Если тебя возьмут на взятке с поличным, выйдет не лучше пальбы. Ты уверена, что твой предполагаемый друг попросту не сдаст тебя в СИЗО?
– Не в его интересах, – жестко сказала Тамара – По-другому не бывает, пойми. А я все равно вернусь. Сама, на собственные деньги, построю «Купол». Вобью его в эту землю, как гвоздь. И правда, нечего складывать туда всякое чиновное жулье. Сделаю из «Купола» что-то вроде парижского Пантеона. AUX GRANDS HOMMES LA PATRIE RECONNAISSANTE. ВЕЛИКИМ ЛЮДЯМ – БЛАГОДАРНАЯ РОДИНА. Наша Родина, правда, никому не благодарна. Зато все эти деятели науки и искусства в качестве собственных памятников, сделанных из самих себя, очень даже отвечают моей основной задаче. Живые они никому больше не нужны. Но мертвые – выразительнее среднего Иван Иваныча сообщают о существовании смерти. И, соответственно, пиарят жизнь, в которую нашему простому человеку верится с трудом.
– По-моему, у тебя такая мания: использовать трупы в культурных целях, – заметил Крылов.
– Возможно, это единственное, в чем культура еще нуждается, – беззлобно парировала Тамара, принюхиваясь к водке. – Сейчас мы выпьем за то, чтобы у меня все получилось. А потом я отвечу тебе на вопрос, который ты хочешь, но никак не решаешься задать.
***
Высасывая водку до капли, Тамара по-детски сопела и чмокала в кружке. С жадностью она набросилась на маленькие ломкие сэндвичи, не забывая прихватывать вилкой мыльные волокна оленины. Крылов, которому еда никак не лезла в перехваченное горло, пытался определить, стоит ли выслушать Тамарины лихие оправдания или лучше ничего не знать о фабрике «Северзолото» и деятельности ЗАО «Стройинвест».
Когда же это было? Году примерно в девяносто четвертом – девяносто шестом. Рушились финансовые пирамиды, у плотины митинговали, с каждым днем все более женским и все менее мужским составом, обманутые вкладчики. В бывших парадных, в перестроенных общественных туалетах, чуть ли не в телефонных будках торговали плоскими кожаными куртками, паленым алкоголем и большими, как коробки пластилина, шоколадными плитками. Рубли мутировали ежемесячно, точно поколения мушек-дрозофил. Полунищие рублевые миллионеры носили плечистые цветные пиджаки поддельного кашемира, на ощупь вроде крашеного крахмала. Братки разъезжали по городу на ржавых иномарках, оглушая мощным роком, будто музыкальные киоски. Именно тогда Тамара купила свой первый спортивный «БМВ»: таких шикарных машин в рифейской столице было наперечет, и прохожие смотрели вслед, когда Тамара, полулежа в водительском кресле, упорно двигала белую красавицу вперед, по пушистой от снега рифейской грязи.
И тогда же были эти странные командировки с телефонным молчанием и поездки на чьи-то дни рожденья на первые каменные дачи, где чадили, как везувии, отделанные малахитом мощные камины и поражала варварская мебель, крытая парчой. Там уже мелькали кое-какие нынешние лица, ничем особенно не выделявшиеся среди прочих лиц и даже менее заметные, чем те, кого впоследствии стерло. Павел Петрович Бессмертный, средний хозяйственник и вечный зам какого-то начальства, носил тогда полушерстяной коричневый костюм, подходивший по цвету и фактуре к его заостренным усам. Аспирант Володя Гречихин представлял собой нечто размытое и угнетенное, девушкам явно не нравились его чрезвычайно прозрачные длинные уши, торчавшие из тонких волос, отпущенных до плеч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143