— Вы разговаривали с подполковником Лисицыным за несколько минут до его смерти, — утвердительно произнес молодой человек. — О чем вы разговаривали?
— Подполковник Лисицын рассказывал мне о тех временах, когда он работал вместе с моим отцом, — сказал я. — Так сказать, предавался воспоминаниям.
— А кто ваш отец? — буднично спросил молодой человек, мелкими ровными буковками покрывая очередную страницу.
— Прокурор, — сказал я, закидывая ногу на ногу. — Городской прокурор.
Я вообще-то не любитель кидать понты, но иногда я ловлю кайф от того, как люди меняются в лице после моих слов. Этот аккуратист с пробором тоже отложил в сторону карандаш и неуверенно обернулся в сторону старших по званию. Словно хотел позвать на помощь. Потом он все-таки собрал волю в кулак, поднял на меня глаза, оценил мою поцарапанную физиономию и уточнил на всякий случай:
— Ты че, серьезно?
— Абсолютно, — сказал я, и аккуратист с пробором снова завертелся, рискуя протереть дыру на штанах. — Одиннадцать лет назад, — добавил я, сжалившись, — одиннадцать лет назад мой отец был прокурором города. Я же сказал — Лисицын предавался воспоминаниям.
— Ах вот оно что, — молодой человек откинулся на спинку стула. Ему явно полегчало, но теперь он злился на меня за пережитое смятение. — И вы утверждаете, что подполковник милиции приехал посреди ночи сюда, чтобы, как вы говорите, предаться воспоминаниям? Как-то не очень верится.
— Я не говорил, что он приехал сюда за этим, — уточнил я. — Я объяснил, о чем мы разговаривали. А цель приезда у него была другая. На половину двенадцатого у него была назначена встреча.
— С кем? — подался вперед молодой человек. Я развел руками. За спиной раздался шум — судя по голосам, Кара-бас доказывал своему собеседнику, что не видел ничего подозрительного возле лисицынского столика. Для этого Карабасу приходилось бить кулаком по столу и надрывать связки. Тем не менее ему не верили.
Я посмотрел на своего молодого человека, и неожиданно у меня вырвалось:
— Может быть, это из-за Америдиса.
— Из-за кого?! — У молодого человека округлились глаза.
— Это такой московский финансист, он пропал с неделю назад...
— Я знаю, кто такой Америдис, но Лисицын-то здесь при чем?
— Лисицын говорил мне, что ему поручено заняться поисками Америдиса.
— Это бред, — уверенно сказал молодой человек и, чуть понизив голос, добавил: — Поисками Америдиса, честно говоря, занимается ФСБ. Лисицын не мог иметь к этому никакого отношения.
— Так он сам сказал, — пожал я плечами. — Карабас... То есть мой начальник может подтвердить.
— Бред, — настаивал молодой человек.
— Может быть, — сказал я, — до некоторых отделений милиции еще не дошла информация, что поиски Америдиса переданы в другое ведомство. Просто не дошла информация. И они по инерции искали этого типа.
— Не дошла информация? — переспросил молодой человек.
— Вот именно. Это ведь у вас в управлении все про всех известно. А пока до отделений дойдет...
— А с чего вы взяли, что я из управления? — смутился молодой человек.
— Вы такой интеллигентный, — ласково сказал я. — И значок высшего образования у вас на пиджаке. Сразу видно, что вы не из местных...
— Так уж и видно? — заулыбался аккуратист с пробором, и пока он еще купался в моей лести, я закинул крючок:
— А отчего умер Лисицын? Никто не слышал выстрела, да и крови не видно...
— Предположительно, отравление, — сказал молодой человек, косясь в сторону начальства. Я вздрогнул, вспомнив бокал с вином. И отпечатки моих пальцев на этом бокале.
— В вине? — уточнил я, заранее трепеща.
— Нет, не в вине... — аккуратист перешел на шепот. — Ему в плечо воткнули что-то вроде булавки. И вроде бы на конце булавки яд. А иначе ему не от чего умирать, потому что никаких ран, никакой крови...
— Понятно, — закивал я головой, состроив печальную физиономию. Лисицына мне и на самом деле было жаль. Не вовремя он напоролся на эту булавку. Мне как раз сейчас нужна вся помощь, которую можно собрать...
А если этой помощи не будет, то случится что-то страшное. Например, я сам что-нибудь придумаю. И потом нечего упрекать, что я никого не предупреждал! Я пытался сдерживаться, я пытался поступить как лучше...
— Знаете, — сказал я, задумчиво потирая щеки, будто выковыривая из памяти особо засекреченный кусок. — Мне кажется... Мне кажется, что Лисицын называл одну фамилию...
— Да? — аккуратист с пробором ухватил карандаш. Это для него было как будто охотничья стойка для сеттера.
— Фамилию человека, связанного с делом об исчезновении Америдиса. Может, с ним он сегодня и должен был встретиться.
— Фамилия? — дрожал в нетерпении карандаш.
— То ли Арбузов... — напряженно вспоминал я. — То ли Дынин... Овощная такая фамилия.
— Помидоров? — предположил молодой человек.
— Нет, — отклонил я это предложение.
— Огурцов?
— Никакой не Огурцов, — поморщился я. Высшее образование, а соображения никакого!
— Яблоков?
— Яблоки — это вообще не овощи!
— Так и арбузы не овощи, — возразил умник с пробором. — Ну, что еще? Кабачков? Тыквин?
— Тыквин! — я едва не запрыгал на месте. — Тыквин, точно!!! Записали?
Молодой человек из ГУВД записал фамилию Тыквин, а мне теперь нужно было подумать на досуге — ну и зачем я это ляпнул?
ДК сказал бы: «Из вредности». И он был бы прав.
6
Часам к четырем утра вдруг обнаружилось, что я больше никому не нужен. Милиционеры выспросили у меня все, что хотели, пообещали снова вызвать для допроса и рекомендовали звонить, если что-то вспомнится. Карабас тихим матерком послал меня куда подальше и звонить не рекомендовал. Бизнесмены, они такие чувствительные, когда дело касается их бизнеса.
И я вышел из «Золотой Антилопы», хотя погода этому совсем не способствовала. К обычному предрассветному холоду добавился мелкий дождь, от которого окрестности «Антилопы» превратились в хлюпающую под ногами жижу. По этой жиже я протопал до шоссе, а там минут двадцать дрожал, поджидая попутку. Но машина все же появилась, я забрался в ее теплое нутро и решил, что на сегодня моим несчастьям пришел конец. Водитель молчал, и от ровного гудения мотора меня развезло — я начал мечтать. Например, как сегодняшний аккуратист из ГУВД, получив у меня фамилию Тыквин в качестве ориентира, поднимает всех своих, и «все свои» вламываются к Тыкве домой на предмет обыска и допроса, а тут в одной из комнат обнаруживается молодая женщина приятной наружности, прикованная наручниками к батарее. Нет, пусть просто — с заклеенным липкой лентой ртом. Тыкву тут же ставят раком, а Тамару освобождают...
— Приехали, — сказал водитель. Кайфоломщик. Все мои мечты моментально улетучились, когда я вылез из машины под непрекращающийся холодный дождь. Сразу стало ясно, что Тамару не держат у Тыквы дома, что для этого есть более укромные места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94