Для начала попрошу взять на себя две задачи. Первая – сомнитель­ный эпизод с исчезновением трех вагонов овощей.
Его прерывает телефонный звонок.
– Извините. Да?.. А вы держитесь четко: нам нужны не эмо­ции, а объяснения. Другой позиции не будет. Всего доброго… И второе, что важно для оценки дел на базах вообще, – продолжает зампред тем же тоном, что и прежде, мгновенно вернувшись к теме разговора со Знаменским. – Есть люди, которые создают трудности, чтобы их преодолевать. Мне бы хотелось… Телефонный звонок.
– Извините. Да?.. Поддержу, с удовольствием… Давай… Что у овощников есть трудности – понятно. Но вы должны разобрать­ся; изживаются эти трудности или, напротив, их холят и лелеют, чтобы ими прикрыть недостатки в работе. А возможно, и злоу­потребления.
– Все понял, Петр Никифорович.
– Когда приступите?
– Прибыл в ваше распоряжение десять минут назад.

* * *
Тем временем продолжается разбор драки в отделении мили­ции. Томин, только что разговаривавший с предприятием Панко, кладет трубку, слегка сконфуженный.
– Теперь убедились? – Панко успокоился.
– Убедился… Садовый кооператив действительно поручил Панко реализовать ягоду на рынке, – говорит Томин дежурному. – Собираются на вырученные деньги коллективную теплицу строить.
– Во-он… Выходит, обознались… Ну, извиняемся, бывает.
– Да, товарищи милиция. Против частного сектора у всех предубеждение! А почему, я спрошу? Что мы у кого отнимаем! Только даем. Из ничего чего делаем. На нашем вот месте одни кочки росли. А теперь сады? Плохо?
– Отчего же. Хорошо, – вынужден согласиться дежурный.
– А рядом, между прочим, деревня запустела! – возбуждается Панко. – Мы землю окультуриваем. Что вырастет – все польза. Либо сами съедим заместо магазинного, либо кто-то тоже на доброе здоровье съест.
– Есть опасность такая – рецидив психологии, – входит во вкус беседы дежурный.
– Это понятно – рецидива мы боимся. А что люди от земли отвыкают – не боимся! Иные как живут: отработал и загорает на природе, магазинную картошку на костре печет, колбаской из гастронома закусывает. После него – кострище да битые бутыл­ки. Я бы этих дачников… По мне, если есть какой клочок – хоть грядку, да вскопай, чем небо коптить! Но я за лопату – а общество уже, пожалуйста, косо смотрит!
– Ну, это прошло. Копайте. Все «за». Против, когда больно уж наживу качают.
– Опять поспорю. Вникнуть – откуда нажива?
– От продажи излишков.
– Так. А откуда излишки?! Работал больше – вот откуда! А кто те излишки съел? Империалисты?
– При чем империалисты?
– Именно что свои съели, советские. Теперь – зашуршал лишний рубль. Куда он денется? В магазин снесут. Рояль ли купят, насос для колодца – все одно государству отдадут. Так?
– Да вроде и так… А какая деревня-то запустела? По назва­нию?
– Орловка деревня.
– Я ведь тоже с-под Курска, – со смущением произносит дежурный. – Да… Одно скажу – цена у вас немилосердная.
– Цена дорогая, это да, – вздыхает Панко. – Но у совхозов себестоимость – своя, у нас – своя. Мы же все руками. Да еще не умеем. Тяпки пудовые. Или навоз, скажем, – где он? Помощь нужна, товарищи. Может, частник-то сейчас новую форму жизни создает: умственный труд с физическим. Как, товарищ майор? – обращается он к Томину.
– Я не философ, я сыщик. И как сыщика меня интересует, за что вас били. Обознаться могли?
– Н-нет. Я один на рынке с черешней стоял.
– Пятьдесят рублей, я понимаю, это выдумка. Однако что-то они против вас имеют.
– Шишкина этого первый раз вижу.
– А остальных?
– Двоих – вчера.
– Вчера?
– Столкновение случилось. Я только подъехал – они к маши­не: «Двигай, дядя, на другой рынок, здесь тебе места нет». Я говорю, чем шутки строить, помогите разгрузиться. Думал, они к этому клонят, – поясняя, Панко трет палец о палец. – «Нет, говорят, проваливай». А шофер-то мой… тихий парень, но в кабине не помещается. Посмотришь – страшнее войны. Как он полез наружу – их ветром сдуло.
– И среди сегодняшних они были?
– Да.
– Перекупщики, товарищ майор, – уверенно говорит дежур­ный.
– Они предлагали вашу черешню взять?
– Нет… Да я бы и не отдал, между прочим.

* * *
Через день Томин заглядывает к директору рынка. Все дово­дить до конца – тоже автоматика. Директор – седой человек, подтянутый и точный в движениях, разговаривает с Томиным у широкого окна, откуда видна толчея в торговых рядах.
– Шишкина оформили по мелкому хулиганству.
– Да, мне доложили, – не удивляется директор.
– Может быть, вам известно и кто остальные трое?
– Точно не известно, но… понятно.
– Перекупщики?
– Видимо, да.
– Но потерпевший никому не составлял конкуренции: другой черешни на рынке не было.
– На следующий день появилась. Наше хранилище приняло две машины.
– Так. Заранее знали и держали место. Сегодня она в продаже?
– Разумеется.
– Иду посмотреть, кто торгует. Составите компанию?
За прилавком Панко взвешивает небольшую горку черешни, ссыпает в целлофановый пакет, протянутый покупателем, получает деньги. На ценнике перед ним – «6 руб. 50 коп». – А рядом еще двое с черешней. Ягода чуть покрупнее, на ценнике стоит – «7 руб».
Томин окидывает продавцов пристальным взглядом. Дождав­шись, пока покупатель отойдет, обращается к Панко:
– Добрый день.
– Здравствуйте… – Панко машинально оправляет халат и, не зная, что сказать, начинает неумело сворачивать газетный кулек. Томин берет за черешок ягоду, пробует.
– Мм… Красота!
– Хорошая? – интересуется женщина, колебавшаяся, у кого купить – А то мне в больницу.
– Во рту тает.
– Свешайте полкило, – решается покупательница.
Пока Панко «с походом» накладывает черешню, Томин обора­чивается к его семирублевому конкуренту.
– А ваша откуда?
– Полтавская, полтавская. Попробуйте, – откликается прода­вец с подчеркнутым радушием.
– Пресновата будет, – констатирует Томин, после тщатель­ной дегустации и этим авторитетным замечанием побуждает еще кого-то предпочесть Панко. Директор наблюдает с усмеш­кой.
Томин снова придвигается к Панко.
– Знакомых не видно? – показывает глазами на соседа.
– Нет.
– Ну успеха вам! – И с сожалением говорит директору. – Не те.
– Тех здесь и не будет. Пойдемте, объясню.
Разговор продолжается в пустых рядах.
– Я распорядился, чтобы они убрались с рынка.
– Вот что… Подальше от меня?
– Нет, это дисциплинарная мера. На базаре нравы, конечно, базарные, но четверо на одного – уже чересчур.
– Чисто показной жест. Ваши перекупщики уйдут на другой базар, а те перекочуют сюда!
– Надеюсь. Буду огорчен, если этого не случится.
– Вы… откровенны.
– Оставьте саркастический тон. Перекупщик по-своему ну­жен.
– Тогда нужен всякий спекулянт, и зря мы их сажаем!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17