Тебя. Я хочу, чтобы ты сама легла в мою постель и добровольно отдалась мне. Сопротивляясь, ты заставляешь меня чувствовать себя зверем! Всякий раз, как я осмеливаюсь прикоснуться, ты противишься!
Алану охватило вдруг странное состояние: ей стало жарко, а по телу разлилась истома. Меррик, конечно, был властным и самоуверенным, однако не жестоким. Ее гордость была уязвлена, она остро чувствовала свою беспомощность, но, откровенно говоря, делить с ним ложе вовсе не казалось ей страшной пыткой. Он всячески заботился о ней и не причинил ей боли' — кроме той, что возникла однажды. Теперь же выбора у нее не остается, поняла Алана, необходимо отбросить свою гордость ради спасения жизни другого человека.
С трепещущим сердцем, вся дрожа, она заставила себя открыто ответить на брошенный вызов:
— Я… я твоя, норманн, — еле слышно прошептала Алана. — Я повинуюсь. Я буду делать все… что ты захочешь.
На лице Меррика отчетливо отразилось торжество. На мгновение Алана даже возненавидела себя за то, что дала ему испытать это упоительное чувство победы.
— Так тому и быть, саксонка. Принимаю твое предложение, — он выпустил ее из объятий и зашагал прочь.
Алана следила за ним взглядом, пока он не скрылся из вида, потом вернулась к Радберну, который продолжал мирно спать, не подозревая, что только что разгорался спор о его жизни-смерти.
Но от волнения Алана не могла усидеть на месте. Потихоньку она спустилась по лестнице и, усевшись на последней ступеньке, с бьющимся сердцем стала прислушиваться к тому, что происходило в зале. Мельком она увидела незнакомого рыцаря. Без сомнения, это был Джервас. Толстый и лысый, он сидел за столом напротив Меррика — щеки побагровели от ярости, глаза злые.
— …негодяй убил одного из моих воинов! — говорил он. — Я требую, чтобы сакс был выдан мне!
Лица Меррика Алана не видела, но заметила, как он приподнял широкое плечо.
Разве вам не известно, что воины напали на двух женщин?
Джервас насупился.
— Одна из них саксонка! Не станете же вы ее защищать!
Голос Меррика был холоден:
Я очень дорожу этой саксонкой.
«Очень дорожу»! Если это и так, то дорожит он ею исключительно ради сладострастных наслаждений, решила Алана.
А другая из этих двух женщин, — ледяным тоном продолжал Меррик, — моя сестра, и я не могу допустить, чтобы кто-либо, будь то норманн или сакс, посягал на моих близких. И не притворяйтесь, Джервас, что не понимаете, какие намерения были у ваших воинов. Вряд ли похвальные! По моему разумению, Радберн просто защитил женщин, исполняя мое повеление. Я не собираюсь выдавать его ни сейчас, ни когда он выздоровеет. По правде говоря, те двое, что удрали, могут считать себя счастливчиками, потому как, если бы я там оказался, они уже были бы мертвы, как их приятель. Но я готов признать, что вашему войску нанесен урон, и предлагаю разумную компенсацию.
Алана увидела, как Меррик протянул увесистый кошель с деньгами. Джервас без колебаний схватил кошель. Рыцари продолжали беседу, но Алана не стала дальше слушать. Сердце стучало в груди: Меррик выполнил свое обещание!
А теперь… теперь она должна выполнить свое.
Остаток дня Алана провела с Женевьевой у постели больного. Вечером у Радберна начался жар, но когда подошло время ужина, Женевьева выпроводила Алану, уверив, что хорошо его накормит и вполне со всем справится сама. Алана не сомневалась, что Радберн остается в надежных руках.
Внизу, в зале, Меррика не было, в чем Алана убедилась, поискав его глазами среди собравшихся рыцарей. Однако она не сомневалась: он появится, и от этой мысли кровь стыла в жилах. Она вздрогнула, почувствовав прикосновение к своему плечу.
Но это был не Меррик — Симон. В руках он держал поднос, уставленный едой и напитками.
— Это для вас и милорда, — тихо сказал он. — Милорд просит, чтобы вы сопровождали меня.
Алана скованно кивнула. Если Симон и заметил, как неохотно она поднималась по лестнице, то ничего не сказал. Страх полз у нее по спине, в то время как ноги переступали по ступенькам.
Симон открыл дверь и остановился, пропуская ее вперед. Алана прошла мимо него, чувствуя себя так, словно идет на эшафот, где ее уже ждет палач. Юноша поставил поднос на стол и спокойно вышел.
Очевидно, Меррик только что вымылся. Голый по пояс, он стоял перед ней в облегающих штанах. Волосы, откинутые с широкого лба, еще были мокрыми. В темных завитках на груди, словно крохотные бриллианты, блестели капельки воды. Загорелые плечи казались гладкими, как полированное дерево. У Аланы сразу же перехватило дыхание.
Жестом он подозвал ее к себе.
— Проходи и садись, саксонка.
Алана повиновалась, опустив глаза и молясь, чтобы он не заметил ее замешательство. Рыцарь наложил ей полную тарелку разных яств. Их пальцы соприкоснулись, когда Алана брала тарелку из его рук. Прикосновение пронзило ее, будто молния. С большим аппетитом поглощая еду, он не обращал на нее никакого внимания. Алана же смогла съесть лишь несколько кусочков сельди, обильно сдобренной приправами. Ее взгляд невольно возвращался вновь и вновь к лицу сидевшего перед ней мужчины. Но, увы, она так и не смогла определить, ни какое у Меррика настроение, ни о чем он думает.
Наконец рыцарь откинулся назад, сильной рукой захватив кубок. Взгляд, брошенный на саксонку, был откровенно оценивающим, и Алане отчаянно захотелось казаться такой же выдержанной, как он. Каким только образом ему удается заставлять ее всегда испытывать в его присутствии смущение? Ой, какая глупая мысль! Да ведь он старается, чтобы она всегда оказывалась в нелепом положении!
Алана запустила пальцы в складки юбки, пытаясь выдержать его взгляд, и позорно потерпела поражение.
— Неужели обязательно так смотреть на меня? — она не в силах была сдержать раздражение.
Меррик улыбнулся, но глаза оставались непроницаемыми.
— Я просто отдаю должное твоему самопожертвованию, саксонка. Надеюсь, Радберн оценит твой поступок, — он пристально вглядывался ей в лицо.
— Должно быть, он тебе очень дорог.
Губы Аланы разомкнулись:
— Да, но не в том смысле…
— А в каком, саксонка? Ты его любишь?
Горячность Меррика поразила Алану. Неужели Женевьева права: он ревнует? Она прикусила губу, не подозревая, что все колебания и сомнения отражаются на ее лице.
— Может, когда-то и была влюблена, — робко произнесла Алана, — но тогда я была совсем девчонкой, а он взрослым человеком… Я… я тогда ничего еще не знала об отношениях между мужчиной и женщиной. — Алана склонила голову. — Он сын лорда с юга Англии, — продолжала она тихим голосом. — Я рано поняла, что такой рыцарь, как он, никогда не возьмет в жены дочь крестьянки, разве только свяжется с нею ради развлечения. Его… его будущее потерпело бы крах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Алану охватило вдруг странное состояние: ей стало жарко, а по телу разлилась истома. Меррик, конечно, был властным и самоуверенным, однако не жестоким. Ее гордость была уязвлена, она остро чувствовала свою беспомощность, но, откровенно говоря, делить с ним ложе вовсе не казалось ей страшной пыткой. Он всячески заботился о ней и не причинил ей боли' — кроме той, что возникла однажды. Теперь же выбора у нее не остается, поняла Алана, необходимо отбросить свою гордость ради спасения жизни другого человека.
С трепещущим сердцем, вся дрожа, она заставила себя открыто ответить на брошенный вызов:
— Я… я твоя, норманн, — еле слышно прошептала Алана. — Я повинуюсь. Я буду делать все… что ты захочешь.
На лице Меррика отчетливо отразилось торжество. На мгновение Алана даже возненавидела себя за то, что дала ему испытать это упоительное чувство победы.
— Так тому и быть, саксонка. Принимаю твое предложение, — он выпустил ее из объятий и зашагал прочь.
Алана следила за ним взглядом, пока он не скрылся из вида, потом вернулась к Радберну, который продолжал мирно спать, не подозревая, что только что разгорался спор о его жизни-смерти.
Но от волнения Алана не могла усидеть на месте. Потихоньку она спустилась по лестнице и, усевшись на последней ступеньке, с бьющимся сердцем стала прислушиваться к тому, что происходило в зале. Мельком она увидела незнакомого рыцаря. Без сомнения, это был Джервас. Толстый и лысый, он сидел за столом напротив Меррика — щеки побагровели от ярости, глаза злые.
— …негодяй убил одного из моих воинов! — говорил он. — Я требую, чтобы сакс был выдан мне!
Лица Меррика Алана не видела, но заметила, как он приподнял широкое плечо.
Разве вам не известно, что воины напали на двух женщин?
Джервас насупился.
— Одна из них саксонка! Не станете же вы ее защищать!
Голос Меррика был холоден:
Я очень дорожу этой саксонкой.
«Очень дорожу»! Если это и так, то дорожит он ею исключительно ради сладострастных наслаждений, решила Алана.
А другая из этих двух женщин, — ледяным тоном продолжал Меррик, — моя сестра, и я не могу допустить, чтобы кто-либо, будь то норманн или сакс, посягал на моих близких. И не притворяйтесь, Джервас, что не понимаете, какие намерения были у ваших воинов. Вряд ли похвальные! По моему разумению, Радберн просто защитил женщин, исполняя мое повеление. Я не собираюсь выдавать его ни сейчас, ни когда он выздоровеет. По правде говоря, те двое, что удрали, могут считать себя счастливчиками, потому как, если бы я там оказался, они уже были бы мертвы, как их приятель. Но я готов признать, что вашему войску нанесен урон, и предлагаю разумную компенсацию.
Алана увидела, как Меррик протянул увесистый кошель с деньгами. Джервас без колебаний схватил кошель. Рыцари продолжали беседу, но Алана не стала дальше слушать. Сердце стучало в груди: Меррик выполнил свое обещание!
А теперь… теперь она должна выполнить свое.
Остаток дня Алана провела с Женевьевой у постели больного. Вечером у Радберна начался жар, но когда подошло время ужина, Женевьева выпроводила Алану, уверив, что хорошо его накормит и вполне со всем справится сама. Алана не сомневалась, что Радберн остается в надежных руках.
Внизу, в зале, Меррика не было, в чем Алана убедилась, поискав его глазами среди собравшихся рыцарей. Однако она не сомневалась: он появится, и от этой мысли кровь стыла в жилах. Она вздрогнула, почувствовав прикосновение к своему плечу.
Но это был не Меррик — Симон. В руках он держал поднос, уставленный едой и напитками.
— Это для вас и милорда, — тихо сказал он. — Милорд просит, чтобы вы сопровождали меня.
Алана скованно кивнула. Если Симон и заметил, как неохотно она поднималась по лестнице, то ничего не сказал. Страх полз у нее по спине, в то время как ноги переступали по ступенькам.
Симон открыл дверь и остановился, пропуская ее вперед. Алана прошла мимо него, чувствуя себя так, словно идет на эшафот, где ее уже ждет палач. Юноша поставил поднос на стол и спокойно вышел.
Очевидно, Меррик только что вымылся. Голый по пояс, он стоял перед ней в облегающих штанах. Волосы, откинутые с широкого лба, еще были мокрыми. В темных завитках на груди, словно крохотные бриллианты, блестели капельки воды. Загорелые плечи казались гладкими, как полированное дерево. У Аланы сразу же перехватило дыхание.
Жестом он подозвал ее к себе.
— Проходи и садись, саксонка.
Алана повиновалась, опустив глаза и молясь, чтобы он не заметил ее замешательство. Рыцарь наложил ей полную тарелку разных яств. Их пальцы соприкоснулись, когда Алана брала тарелку из его рук. Прикосновение пронзило ее, будто молния. С большим аппетитом поглощая еду, он не обращал на нее никакого внимания. Алана же смогла съесть лишь несколько кусочков сельди, обильно сдобренной приправами. Ее взгляд невольно возвращался вновь и вновь к лицу сидевшего перед ней мужчины. Но, увы, она так и не смогла определить, ни какое у Меррика настроение, ни о чем он думает.
Наконец рыцарь откинулся назад, сильной рукой захватив кубок. Взгляд, брошенный на саксонку, был откровенно оценивающим, и Алане отчаянно захотелось казаться такой же выдержанной, как он. Каким только образом ему удается заставлять ее всегда испытывать в его присутствии смущение? Ой, какая глупая мысль! Да ведь он старается, чтобы она всегда оказывалась в нелепом положении!
Алана запустила пальцы в складки юбки, пытаясь выдержать его взгляд, и позорно потерпела поражение.
— Неужели обязательно так смотреть на меня? — она не в силах была сдержать раздражение.
Меррик улыбнулся, но глаза оставались непроницаемыми.
— Я просто отдаю должное твоему самопожертвованию, саксонка. Надеюсь, Радберн оценит твой поступок, — он пристально вглядывался ей в лицо.
— Должно быть, он тебе очень дорог.
Губы Аланы разомкнулись:
— Да, но не в том смысле…
— А в каком, саксонка? Ты его любишь?
Горячность Меррика поразила Алану. Неужели Женевьева права: он ревнует? Она прикусила губу, не подозревая, что все колебания и сомнения отражаются на ее лице.
— Может, когда-то и была влюблена, — робко произнесла Алана, — но тогда я была совсем девчонкой, а он взрослым человеком… Я… я тогда ничего еще не знала об отношениях между мужчиной и женщиной. — Алана склонила голову. — Он сын лорда с юга Англии, — продолжала она тихим голосом. — Я рано поняла, что такой рыцарь, как он, никогда не возьмет в жены дочь крестьянки, разве только свяжется с нею ради развлечения. Его… его будущее потерпело бы крах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79