У себя за спиной она услышала тяжелые шаги и крепкие ругательства. Алана ускорила шаги, а затем побежала, что было сил.
Она уже добралась до последней ступеньки винтовой лестницы, когда Меррик догнал ее, развернул и стальными пальцами впился в плечи.
— Черт тебя побери, саксонка! Ты убегаешь, потому как провинилась? Потому что злом ответила на доброту? И будешь отрицать это?
Алана постаралась вырваться, и ей это удалось, но глаза Меррика надежно приковали ее к месту.
— Почему ты спрашиваешь? — крикнула она. — Ты поверишь чему угодно, и тебя мало интересует, что я скажу! Но я все же тебе отвечу! Я ничего не делала из того, в чем ты меня вздумал обвинять!
Мерцающий свет факела, укрепленного на стене, бросал причудливые тени на его лицо.
— Возможно, в прошлом я был не прав, но на этот раз не ошибаюсь, — гневно заявил Меррик. — Сегодня вечером я пристально наблюдал за тобой, саксонка. Ты была расстроена весь вечер! Твое недовольство было замечено всеми! Так что признавайся, милая. Ты ожидала, что я вернусь в Бринвальд? Или надеялась, что никогда не вернусь?
Лицо Аланы окаменело. Как он мог так о ней думать? Ведь он ничего не знал, и ему не было дела до ее чувств и гордости! Душа Аланы разрывалась от обиды и несправедливости. Меррик говорит о предательстве! Но не сам ли он сейчас совершает предательство, не доверяя ей? Для него она всего лишь одна из вещей в его обширных владениях!
Алана сжала губы и смело встретилась с ним взглядом. Со стороны Меррика последовал взрыв гнева. Он схватил ее за плечи.
— Отвечай мне, саксонка!
Алана вдруг страшно рассердилась, что Меррик ее трясет. Она гордо откинула голову и ответила с такой же яростью, с какой он обратился к ней.
— А что, если и надеялась никогда тебя больше не увидеть? Я презираю тебя, — прошипела она. — Ты сжег мой дом. Ты и твои люди убили моего отца. Ты сделал мою сестру служанкой, а меня своей рабыней! Я оплакиваю тот день, когда ты и твои злобные норманнские негодяи высадились на наши берега, и мечтаю о том дне, когда вы уберетесь… или падете под саксонским мечом! Вот тогда я порадуюсь! Ты говоришь, я обязана повиноваться тебе? Но меня не связывают с тобой никакие узы верности! Я ничем тебе не обязана, норманн!
Раздалось громоподобное ругательство, и лорд встряхнул саксонку так, что голова Аланы дернулась, будто хрупкий цветок на стебле. Она ошеломленно посмотрела на Меррика.
— Во имя Господа, — процедил он сквозь зубы, — ты обязана мне самой жизнью!
Никто не заметил, как Женевьева, покинув зал, устремилась за Мерриком и Аланой по пятам. И в это самое мгновение она показалась из-за поворота. Громко вскрикнув, Женевьева повисла на руке брата.
— Меррик! Ради Бога, осторожнее! Она беременна!
Глава 16
Меррик не мог объяснить, что за темная тень нависла над его душой и почему сомнения разъедают сердце. Саксонка плакала из-за Симона, опасаясь за его жизнь. Но были ли ее слезы искренними или лживыми, притворными? Ах, как легко могла бы она войти в сговор с саксами, чтобы захватить мальчика и, выманив лорда Бринвальда из замка, убить ненавистного норманна!
Меррик заскрежетал зубами. Не проходило часа, чтобы он не думал о ней, хотел того или нет! Он вспоминал, как таяла Алана в огне страсти, какими влажными и нежными были ее губы под его жаркими поцелуями, как безудержно двигались ее бедра под его натиском. И еще он раздумывал… сумел ли вызвать у нее столь же сильное ответное желание, какое она вызывала у него. Не отдавалась ли саксонка ему только для того, чтобы обмануть, усыпив бдительность?
«Я оплакиваю тот день, когда ты и твои злобные норманнские негодяи высадились на наши берега, и мечтаю о том дне, когда вы уберетесь… или падете под саксонским мечом! Вот тогда я порадуюсь!»
Гневный крик все еще звучал в памяти. Нет, мрачно подумал Меррик, так просто саксонка не отбросит спою ненависть к норманнам. Ему следует ее опасаться.
Много темных и горестных мыслей пронеслось в его душе в момент внезапного смятения, и он бросил ей с оскорбительным пренебрежением и во взгляде, и в голосе:
— Ребенок мой, саксонка? Или ты облагодетельствовала какого-нибудь английского сэра?
Алана почувствовала себя так, словно он ее ударил. Горло у нее сжалось, на мгновение лишив дара речи, но затем оскорбленная саксонка обрушилась на рыцаря уж со всем кипением яростных чувств, бушевавших в сердце:
Я ненавижу тебя, норманн! Да простит меня Бог, я тебя ненавижу!
Она бросилась бежать и, влетев в комнату, громко хлопнула дверью. С проклятием Меррик пошел за ней следом, но путь ему преградила Женевьева.
Ты глупец, — заявила она без лишних предисловий.
— Что ты путаешься у меня под ногами, сестра? — проворчал Меррик.
Женевьева вскинула голову. Голос ее звучал тихо, но дрожал от гнева:
— Воистину ты жесток! Как ты не понимаешь? Это жестоко — оскорблять Алану подозрениями! Ты прекрасно знаешь, что ее не касалась рука другого мужчины! И ты не смеешь даже предполагать, будто она могла попытаться войти в сговор с саксами с целью погубить тебя. Ее соотечественники клеймят бедняжку, утверждая, что она якобы ведьма, а ты осуждаешь за то… что вообще не может быть правдой!
Лицо Меррика окаменело.
— Я жесток? Саксонка не так уж невинна, как ты думаешь, Женевьева! Она пробовала убежать от меня и раньше! К тому же ты была в зале сегодня вечером и, должно быть, как и все, заметила ее грустный и расстроенный вид. Алана не хочет иметь от меня ребенка!
— Она была обеспокоена предстоящей встречей с тобой, но не по той причине, которую ты выдумал! Алана не знала, как сказать тебе о своей беременности, а ты, грубиян такой, повел себя именно так, как она и опасалась! — Женевьеву охватил праведный гнев. — Ты знаешь жизнь лучше нее, брат! Если у тебя не было намерения признавать ее ребенка, который, как нетрудно было предположить, не заставит себя ждать, ты не должен был завлекать девушку в свою постель. И у тебя нет права осуждать Ала…
— Никого я не осуждаю! — взорвался Меррик. — Просто все слишком неожиданно…
Тонкие брови Женевьевы приподнялись:
— Если ты вспахал поле, то зерно прорастет, брат.
Меррик смотрел на сестру пылающим взором, стараясь отбросить угрызения совести. Но внутренний голос не молчал. «Она права, — донимал голос. — Ты должен был предположить».
— Если ты умен, то лучше оставь ее сейчас в покое, брат. Она переживет трудное время, и…
— Снова ты вмешиваешься, куда не следует! В последнее время это вошло у тебя в привычку, Женевьева! Будь любезна, дай мне пройти.
Несмотря на видимость вежливого обращения, то было требование, и Женевьева это поняла. Напряженное выражение лица рыцаря ясно говорило о его намерениях. Женевьева обеспокоено взглянула на брата, когда он прошествовал мимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Она уже добралась до последней ступеньки винтовой лестницы, когда Меррик догнал ее, развернул и стальными пальцами впился в плечи.
— Черт тебя побери, саксонка! Ты убегаешь, потому как провинилась? Потому что злом ответила на доброту? И будешь отрицать это?
Алана постаралась вырваться, и ей это удалось, но глаза Меррика надежно приковали ее к месту.
— Почему ты спрашиваешь? — крикнула она. — Ты поверишь чему угодно, и тебя мало интересует, что я скажу! Но я все же тебе отвечу! Я ничего не делала из того, в чем ты меня вздумал обвинять!
Мерцающий свет факела, укрепленного на стене, бросал причудливые тени на его лицо.
— Возможно, в прошлом я был не прав, но на этот раз не ошибаюсь, — гневно заявил Меррик. — Сегодня вечером я пристально наблюдал за тобой, саксонка. Ты была расстроена весь вечер! Твое недовольство было замечено всеми! Так что признавайся, милая. Ты ожидала, что я вернусь в Бринвальд? Или надеялась, что никогда не вернусь?
Лицо Аланы окаменело. Как он мог так о ней думать? Ведь он ничего не знал, и ему не было дела до ее чувств и гордости! Душа Аланы разрывалась от обиды и несправедливости. Меррик говорит о предательстве! Но не сам ли он сейчас совершает предательство, не доверяя ей? Для него она всего лишь одна из вещей в его обширных владениях!
Алана сжала губы и смело встретилась с ним взглядом. Со стороны Меррика последовал взрыв гнева. Он схватил ее за плечи.
— Отвечай мне, саксонка!
Алана вдруг страшно рассердилась, что Меррик ее трясет. Она гордо откинула голову и ответила с такой же яростью, с какой он обратился к ней.
— А что, если и надеялась никогда тебя больше не увидеть? Я презираю тебя, — прошипела она. — Ты сжег мой дом. Ты и твои люди убили моего отца. Ты сделал мою сестру служанкой, а меня своей рабыней! Я оплакиваю тот день, когда ты и твои злобные норманнские негодяи высадились на наши берега, и мечтаю о том дне, когда вы уберетесь… или падете под саксонским мечом! Вот тогда я порадуюсь! Ты говоришь, я обязана повиноваться тебе? Но меня не связывают с тобой никакие узы верности! Я ничем тебе не обязана, норманн!
Раздалось громоподобное ругательство, и лорд встряхнул саксонку так, что голова Аланы дернулась, будто хрупкий цветок на стебле. Она ошеломленно посмотрела на Меррика.
— Во имя Господа, — процедил он сквозь зубы, — ты обязана мне самой жизнью!
Никто не заметил, как Женевьева, покинув зал, устремилась за Мерриком и Аланой по пятам. И в это самое мгновение она показалась из-за поворота. Громко вскрикнув, Женевьева повисла на руке брата.
— Меррик! Ради Бога, осторожнее! Она беременна!
Глава 16
Меррик не мог объяснить, что за темная тень нависла над его душой и почему сомнения разъедают сердце. Саксонка плакала из-за Симона, опасаясь за его жизнь. Но были ли ее слезы искренними или лживыми, притворными? Ах, как легко могла бы она войти в сговор с саксами, чтобы захватить мальчика и, выманив лорда Бринвальда из замка, убить ненавистного норманна!
Меррик заскрежетал зубами. Не проходило часа, чтобы он не думал о ней, хотел того или нет! Он вспоминал, как таяла Алана в огне страсти, какими влажными и нежными были ее губы под его жаркими поцелуями, как безудержно двигались ее бедра под его натиском. И еще он раздумывал… сумел ли вызвать у нее столь же сильное ответное желание, какое она вызывала у него. Не отдавалась ли саксонка ему только для того, чтобы обмануть, усыпив бдительность?
«Я оплакиваю тот день, когда ты и твои злобные норманнские негодяи высадились на наши берега, и мечтаю о том дне, когда вы уберетесь… или падете под саксонским мечом! Вот тогда я порадуюсь!»
Гневный крик все еще звучал в памяти. Нет, мрачно подумал Меррик, так просто саксонка не отбросит спою ненависть к норманнам. Ему следует ее опасаться.
Много темных и горестных мыслей пронеслось в его душе в момент внезапного смятения, и он бросил ей с оскорбительным пренебрежением и во взгляде, и в голосе:
— Ребенок мой, саксонка? Или ты облагодетельствовала какого-нибудь английского сэра?
Алана почувствовала себя так, словно он ее ударил. Горло у нее сжалось, на мгновение лишив дара речи, но затем оскорбленная саксонка обрушилась на рыцаря уж со всем кипением яростных чувств, бушевавших в сердце:
Я ненавижу тебя, норманн! Да простит меня Бог, я тебя ненавижу!
Она бросилась бежать и, влетев в комнату, громко хлопнула дверью. С проклятием Меррик пошел за ней следом, но путь ему преградила Женевьева.
Ты глупец, — заявила она без лишних предисловий.
— Что ты путаешься у меня под ногами, сестра? — проворчал Меррик.
Женевьева вскинула голову. Голос ее звучал тихо, но дрожал от гнева:
— Воистину ты жесток! Как ты не понимаешь? Это жестоко — оскорблять Алану подозрениями! Ты прекрасно знаешь, что ее не касалась рука другого мужчины! И ты не смеешь даже предполагать, будто она могла попытаться войти в сговор с саксами с целью погубить тебя. Ее соотечественники клеймят бедняжку, утверждая, что она якобы ведьма, а ты осуждаешь за то… что вообще не может быть правдой!
Лицо Меррика окаменело.
— Я жесток? Саксонка не так уж невинна, как ты думаешь, Женевьева! Она пробовала убежать от меня и раньше! К тому же ты была в зале сегодня вечером и, должно быть, как и все, заметила ее грустный и расстроенный вид. Алана не хочет иметь от меня ребенка!
— Она была обеспокоена предстоящей встречей с тобой, но не по той причине, которую ты выдумал! Алана не знала, как сказать тебе о своей беременности, а ты, грубиян такой, повел себя именно так, как она и опасалась! — Женевьеву охватил праведный гнев. — Ты знаешь жизнь лучше нее, брат! Если у тебя не было намерения признавать ее ребенка, который, как нетрудно было предположить, не заставит себя ждать, ты не должен был завлекать девушку в свою постель. И у тебя нет права осуждать Ала…
— Никого я не осуждаю! — взорвался Меррик. — Просто все слишком неожиданно…
Тонкие брови Женевьевы приподнялись:
— Если ты вспахал поле, то зерно прорастет, брат.
Меррик смотрел на сестру пылающим взором, стараясь отбросить угрызения совести. Но внутренний голос не молчал. «Она права, — донимал голос. — Ты должен был предположить».
— Если ты умен, то лучше оставь ее сейчас в покое, брат. Она переживет трудное время, и…
— Снова ты вмешиваешься, куда не следует! В последнее время это вошло у тебя в привычку, Женевьева! Будь любезна, дай мне пройти.
Несмотря на видимость вежливого обращения, то было требование, и Женевьева это поняла. Напряженное выражение лица рыцаря ясно говорило о его намерениях. Женевьева обеспокоено взглянула на брата, когда он прошествовал мимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79