...За девять часов непрерывной посменной работы мы нашли еще четыре великолепных алмаза по двадцать карат каждый и продвинулись вверх на высоту человеческого роста (считая от почвы нашей подходной галерейки). Кислорода в рассечке к этому времени осталось совсем немного, его место заняли пыль и выдохнутый нами углекислый газ. Легкие наши сотрясал кашель, от недостатка воздуха и переутомления всех нас неодолимо клонило в сон. И я решил часов на несколько остановить работы.
* * *
В следующие сутки, не отойдя вполне от усталости, мы смогли поднять забой восстающего всего лишь на высоту вытянутой руки. И добыли три алмаза, опять таки по двадцать карат, а также десяток пиропов (пару из них, чистейшей воды, я оставил себе – очень уж они мне понравились). Работа шла медленно, во многом из-за того, что глаза наши постоянно забивались песком и пылью, и нам подолгу приходилось их отмывать водой из сточной канавки.
Последними в забое в тот день работали мы с Синичкиной. Работали – это, конечно, сильно сказано: воздух от пыли стал практически непрозрачным, к тому же мы задыхались от недостатка кислорода и каждые пять минут вынуждены были идти в штрек, чтобы хоть как-то отдышаться.
– Ладно, хватит на сегодня, – сказала Анастасия, когда до конца нашей смены оставалось еще полчаса. – Сдается мне, что еще несколько твоих ударов кайлом и мне придется тащить тебя на себе.
...Добравшись до устья штрека, я опустился на землю и немедленно отключился. Придя в себя, оглядел товарищей по несчастью (было светло – все наши лампы, сгрудившись посередине выработки, заговорщицки перемигивались друг с другом) и увидел, что рядом с Баклажаном нет Полковника.
– Где Полковник!? – подался я к жрецу бомбы, почувствовав, что случилось нечто серьезное.
Баклажан, едва живой от усталости, раскрыл глаза, слезящиеся от кимберлитовой пыли, посмотрел налево, посмотрел направо и, не найдя сил на ответ, уронил голову на грудь.
Я встал, подошел к нему и, встряхнув за плечи, повторил вопрос в повышенном тоне:
– Где Полковник???
– Не знаю, – коротко ответил он, не поднимая головы и не открывая глаз. – Худо мне стало в забое. Пришел со смены и сломался, как спичка.
– А кто знает? – спросил я, обращаясь к остальным товарищам по несчастью.
Никто не ответил, даже всезнающий араб, глаза которого от изнеможения из красных стали бордовыми.
Вернувшись на свое место, я мысленным взором прошелся по алмазной рассечке, по первому штреку, но Полковника не увидел.
– Сдох, наверное, в какой-нибудь рассечке, – предположил Кучкин, проделав, видимо, то же самое. – Зашел побрызгать и сдох от сердечного приступа.
Я решил проверить его предположение. И в рассечке напротив "алмазной" обнаружил еще теплый труп Полковника.
3. Сидел бы дома рядом со своей женушкой. – Полковник усмехается. – Так кто же его убил? – Его струя бьет дальше... – Правое ухо было оторвано. – Демарш Али-Бабая.
Сначала я заметил пятна крови на почве и стенках рассечки. И лишь потом Полковника, лежавшего у самого забоя. Еще издали я узнал его по толстому синему свитеру прекрасной ручной работы, с затейливыми узорами, по-видимому, изобретенными заботливой его женой.
Сподвижник Баклажана лежал на животе. И, как говорится, был готовеньким на сто процентов, и готовеньким не по вине упавшего с кровли чемодана, а совсем по другой причине: в верхней части затылка у него красовался аккуратный узкий пролом, проделанный, по всей видимости, расчетливым ударом сзади и сверху.
"Заточкой ударили, не иначе", – шепнул мне внутренний голос, молчавший последние два дня как рыба. "Точно" – согласился я и, взяв принесенную с собой заточку, приложил ее к ране. "Один к одному" – довольно хмыкнул голос.
Заточками нас снабдил Али-Бабай. Для выковыривания алмазов из кимберлитовой породы и тому подобное. Их носили с собой все. Когда у окружающих есть веские основания отправить тебя на тот свет, заточка в руке действует как-то жизнеутверждающе, оптимизирует, так сказать. Можно было, конечно, ходить с пистолетом наготове, но ведь пистолеты на взводе стреляют сами по себе и, как правило, не туда, куда нужно. А заточка – она как кортик, импозантно даже, чувствуешь себя морским офицером.
Выкурив сигарету, я перевернул Полковника на спину. Глаза его были раскрыты. Непривычно добрые, они смотрели на меня как на соумышленника.
"И что тебе дома не сиделось бок об бок со своей верной теплой супругой? – вздохнул я, закрыв ему веки. – Писал бы мемуары под оранжевым абажуром или валялся на удобном диванчике, старые советские фильмы про разведчиков смотрел, неторопливо размышляя, что заказать женушке к завтрашнему ужину – сибирские пельмени или вареники с вишней. А теперь сгниешь в этой штольне..."
Мне показалось, что Полковник передернулся. Едва заметно, но передернулся.
– Ну ладно, ладно, не буду больше о жене и оранжевых абажурах, – сказал я вслух. – А ты, вместо того, чтобы дергаться, рассказал бы лучше, кто тебя успокоил. Похоже, в штреке тебя долбанули, а сюда ты всего лишь умирать пришел...
Я не успел договорить: нижняя челюсть Полковника отвисла, глаза приоткрылись, и на его лице образовалось некое подобие злорадной усмешки. Очень усталой, очень мертвенной, но усмешки.
– Усмехаешься... – протянул я. – Понятно... Мертвые всегда знают больше живых. Намного больше. Ну ладно, хватит надгробных, вернее надтрупных речей. Оставить тебя здесь или в ствол отнести? Нет, пожалуй, отнесу в ствол... Надо разобраться, кто тебя прикончил. Да и запахнешь еще, а нам тут ходить и ходить".
И, взвалив беднягу на спину, увидел, что в левом его кулаке что-то зажато. Сбросил на пол тело, разжал пальцы и увидел металлическую кнопку-пуговицу от рубашки Веретенникова. Выдранную с "мясом".
"Ну, Валерка дает! Такого зверя завалил... – подумал я, рассматривая находку. – Хотя... Быть такого не может. Вот, бьют меня сзади железкой по затылку, бьют, проламывая череп, а я, ловкий как Тарзан, изворачиваюсь и хвать за пуговицу! Чушь собачья! Или другой вариант: Полковник смеха ради отрывает пуговицу у Валерки и деру дает. А Валерка его догоняет и салит заточкой. Тоже чепуха. Значит, подложили пуговицу. Убийца подложил... Интересные шляпки носила буржуазия... Надо идти разбираться. А про пуговицу никому не скажу. Намекну разве, что в кулаке у убитого нашел кое-что интересное".
Зря я, конечно, взял с собой Полковника. Чуть обвал не устроил: не рассчитал своих габаритов с трупом на спине и, сползая с завала, застрял под надломанным верхняком, он подался вниз и накрепко нас придавил. Хорошо, что Али-Бабай, меня, видимо, заждавшись, пошел навстречу. Освободил, взвалил труп Полковника на спину и потащил его вон из штрека. Я за ним побрел, вычисляя в голове убийцу Полковника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102