Мы изобрели смесь с высоким содержанием протеина, позволяющую наиболее аппетитным образом использовать яичный порошок. Вот ее рецепт. Взять полчашки яичного порошка, столько же цельного порошкового молока, столько же зародышей пшеничных зерен и столько же цельной пшеничной муки. Щепотку кукурузной муки для пышности. Соль, сахар, пекарный порошок, топленое масло и вода. Эти оладьи никогда нас не подводили и казались нам превосходными.
Составив смесь, Крис приготовлял кварту горячего порошкового молока самой великой нашей роскоши. Тут я садилась, отклонясь от косой стенки палатки, и в пинтовой алюминиевой кружке получала свою долю божественного напитка.
Тем временем натаивала следующая порция воды, и можно было замешивать тесто. Крис жарил консервированный бекон, потом оладьи, бросал мне пластикатовый мешочек с сахарным песком и подавал завтрак – две большие, с тарелку, лепешки, увенчанные куском тающего масла и завитком поджаристого бекона. Потом он жарил оладьи для себя, а потом – наконец – то! – грел воду, чтобы сварить мне чашку порошкового кофе.
Мы уже заметили, что у нас маловато продовольствия, и стали нормировать некоторые продукты. В грузе, доставленном сюда двумя воздушными рейсами, каждый фунт был на счету, и приходилось строго ограничивать его вес. Но по крайней мере раз в день, за завтраком, мы ели сытно и вкусно. Я всегда предвкушала и ценила завтрак за эти маленькие излишества – бекон, масло и кофе.
Все это время Крис сидел на корточках или громоздился на краю постели, склонившись над примусом. Наконец он выходил из палатки, освобождая место, чтобы я могла встать. Я растапливала лед, мыла посуду, с минуту остужала миску с грязной водой и затем вынимала воду в виде куска льда, который клала у входа, чтобы выбросить, как только случится открыть дверь.
Дверь мы старались открывать как можно реже. Она была на молнии.
Молния, обледенев от пара, образующегося при дыхании и приготовлении пищи, легко рассыпалась и держалась лишь на застежке, грозя окончательной катастрофой. Крис терпеливо заправлял застежку и ликвидировал прореху. Как правило, мы лишь приоткрывали дверь снизу и выбирались наружу ползком.
День проходил за днем, пурга мела с прежней силой. Снежная пыль налетала из необъятных просторов на востоке, крутила поземкой, которая резала глаза, жгла незащищенные запястья и возводила бугры под полом палатки. Снег набивался в палатку через негодную молнию, оседал на мешках с киноаппаратурой и постели. Под напором снега палатка поползла вниз. Похоже было, что нам придется перекочевать прямо на ледяную гладь озера. Не зная условий Арктики, мы не захватили с собой ни лопаты, ни ножовки. А ножовка один из самых ценных инструментов в Арктике, с ее помощью можно нарезать снежные кубы для постройки ветроломов, иглу и других временных укрытий.
Крис – искусный плотник. Имея лес и топор, он может сделать все что угодно, начиная с дома и кончая колотушкой и клиньями, чтобы расщепить дерево. «Возвращайся в лес, старина, – умолял его старый Джон Ларсон с Юкона в написанном карандашом письме, которое мы получили позднее. – Там ты у себя дома».
Но Крис умеет найтись в любой обстановке: он смастерил лопату. С помощью миниатюрной пилки на своем карманном ноже он выпилил лопату из куска фанеры и обил ее край жестью от вскрытой пятифунтовой банки с сухим молоком.
В качестве черенка он использовал палку. Лопата вышла на славу. Целый день Крис разгребал снег и отныне посвящал снегоуборке по нескольку часов ежедневно. Палатка осталась там, где стояла.
Снежные змейки, словно развевающиеся по ветру волосы, непрестанно вились над озером, над голубым сверкающим льдом. Став на колени, я тяжелым ножом рубила лед для хозяйственных нужд. Топорик был также отнесен нами к числу инструментов, которые в Арктике ни к чему. Ветер подхватывал куски вырубленного льда, и они улетали от меня по гладкой поверхности, пока яма не становилась достаточно глубока, чтобы удержать их. Руками, одетыми в варежки, я собирала лед в ведро. Чтобы получить воду, мы перетапливали лед, а не снег; из ведра льда получается почти столько же воды, а из ведра сухого снега – совсем немного, чуть – чуть на донышке. Всякий раз, когда пурга притихала, Крис выходил знакомиться с местностью.
– Пойду на озеро взглянуть вон на того мертвого оленя – сказал он как-то раз. Дело было днем. Когда мы прилетели сюда, на озере и в его окрестностях валялось четыре оленьи туши. Не ограничившись осмотром трупа, Крис пересек озеро и углубился в горы на севере, в сторону реки Колвилл. Он уже исчез из виду, когда я вылезла из палатки взглянуть, на озеро, между нашей стоянкой и ближайшей горной грядой, пал туман.
Дул сильный ветер. Найдет ли Крис дорогу домой? Он отлично ориентируется на местности, но, как мне кажется, иной раз излишне самоуверен. С замиранием Сердца вспомнила я замечание Джона Кросса по поводу полетов в Арктике: «Это все равно что игра в кошки – мышки. Все обходится благополучно, пока не забываешь, кто мышка». Я подумала, что эти слова в равной мере относятся и к прогулкам.
Около шести часов вечера я ощутила твердую уверенность, что все в порядке и Крис возвращается. Я смело вышла из палатки. В самом деле, вдали, на озере, маячило сквозь туман долгожданное темное пятнышко. Оно вытягивалось в длину и, покачиваясь, словно на волнах (снежные наносы делали местность неровной), приближалось ко мне.
Я двинулась навстречу, сердце мое пело. Прямо передо мной Крис вышел из туманной дымки на смутный солнечный свет. Он был весь словно позолоченный.
Его старая коричневая куртка приобрела золотистый оттенок. Снег, наметенный длинными бороздами, был не белый, а голубой от длинных низких теней.
Я обняла его – старая тонкая кожаная тужурка, выбеленная снегом борода, – и мы вместе пошли к дому.
Видишь этот блеск в воздухе? – спросил он.
Да. Это частички снега, но они проносятся так быстро, что кажутся лучинками!
Серебряными нитями! – поправил Крис.
Как тесно переплетаются безопасность и красота! Избавившись от страха за Криса, я могла любоваться красотой.
Поужинав, мы сразу легли спать, чтобы поменьше жечь горючего. Было страшно холодно. Накануне Крис перестлал мешки, и этого оказалось достаточно, чтобы остро ощутить разницу между теплом и холодом. Днем я ходила окоченевшая. «Вот встану и снова буду мерзнуть», – думала я каждое утро. Зато в спальных мешках было тепло. Даже холодные как лед, они создают иллюзию тепла в ту самую минуту, когда в них ныряешь.
В тот вечер я мысленно путешествовала, вспоминая наши автомобильные поездки по теплому югу Штатов. Крис помогал – такая совместная «поездка» доставляла ему удовольствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92