– Серафима? Нехорошо так шутить, отец Панкратий, – укоризненно сказал Саблин.
– А я не шучу. Последние месяцы перед смертью покойный начал дневник вести. Каждый денек в школьную тетрадь записывал.
– А где дневник?
– У нового протопопа спроси. У отца Никодима. По воле покойного я тому эти тетрадки и отдал.
2
Протоиерей встретил Саблина сухо, даже не поднявшись с кресла. Он читал. Не улыбаясь, отложил в сторону книжку и снял очки в золотой оправе.
– Перечитываю классиков, – признался он, – в данном случае Алексея Толстого. По телевизору показывают «Хождение по мукам». Это, по сути дела, фильм о прошлом нашего государства, каким его видят авторы фильма. Вот мне и захотелось вспомнить, каким оно выглядит в первоисточнике.
– Каждый человек по-своему видит прошлое, – заметил Саблин. – Мне тоже иногда хочется на него взглянуть. Для этого я и пришел.
– Объяснитесь.
– Ваш предшественник, отец Серафим, за несколько месяцев до смерти завел дневник. Мне удалось выяснить, что сохранилось несколько школьных тетрадок и что находятся они у вас.
– Допустим.
– Я должен изъять их у вас.
– Вы из милиции?
– Из уголовного розыска.
– Протоиерей Серафим никогда не был и, к счастью, уже не будет под следствием, – повысил голос протоиерей.
– А если под следствием кто-то другой, кого могут уличить или оправдать эти записки?
– Не вижу таких в его окружении. Нет о них ни слова и в его дневнике.
– Я прочту ею и соглашусь с вами, если вы правы.
– А если я не дам вам эту возможность?
Саблин улыбнулся:
– Вы служитель церкви, отделенной от государства, – сказал он, – но, как гражданин этого государства, вы обязаны оказывать ему всяческое содействие.
Отец Никодим, не отвечая, подошел к стенке с книжными полками и с верхней вынул втиснутые меж книгами три школьных тетрадки. Ему было явно жаль расставаться с ними.
– Не понимаю, – проговорил он недоуменно, – зачем вам понадобились записки священника? По какому делу вы собираетесь ворошить прошлое? Ведь это же чужой вам личный мир, свои радости и печаль, свои заботы и прегрешения. Я читал их, как исповедь покойного, а тайна исповеди для меня священна.
– Но у него есть еще сын и дочь.
– Они недостойны этой исповеди. Сын – очень плохой человек, а дочь – пустышка без сердца. Даже траур по матери не надела. Регентша нашего хора, а поет без веры в господа бога нашего и без уважения к религии.
– Обещаю вам, – сказал Саблин, – что я прочту эти записки без веры в бога, но с уважением к написанному.
3
Из трех школьных тетрадок отца Серафима Саблин сделал всего две странички выписок. Вот они.
«20 апреля. Возвратился из Хомутовки на свое пепелище. Родные стены не радуют. Владыка был хмур и строг. Грех мой простил, но соизволил настоять на разлуке с Марьяной. Тяжко мне сие, даже непереносно. Потихоньку думаю отпроситься за штат.
Вечером с почты принесли письмо из Загорска. Профессор Смиренцев заинтересован и готов посмотреть мной привезенное».
Примечание Саблина: «Выяснить, работает ли в Загорске проф. Смиренцев и организовать встречу».
«7 мая. Житие мое одинокое: я да Панкрат. А соборный клир где-то в тумане. Сегодня Марьяна порадовала: пришла с Катенькой. Расцеловал и благословил. А «сокровище» мое не по сердцу греховной подруге моей: слышать не хочет о церковном подарке. Не знаю, говорит, как нажито и кем нажито – богобоязненная она. Отцово наследство, говорю, а он господу человек верный. Взять, обещает, возьму и до совершеннолетия Катерины спрячу. Так и порешили. Смиренцеву покажу, посмотрит, оценит, и за будущее Катеньки у нас тревоги не подымется. Смиренцеву я и завещаю открыть ей правду о «сокровище» сем, когда она уже в летах к нему обратится. А сына моего, от бога ушедшего и христианскую честь свою потерявшего, я не жду у смертного ложа своего – пусть ищет утех в страстях греховных.
По уходу Катеньки задумался Почему я тайно пишу о «сокровище» и не говорю, что и откуда. Ведь дневник – это исповедь, разговор наедине с богом. А записывать его полностью не хочу: школьную тетрадку может взять и прочитать любой мытарь, без расчета живущий».
«12 июня. В жизни человека по промыслительной воле господа иногда происходят события, наполняющие душу восторгом и ликованием. Такое переживание охватило меня, когда профессор Смиренцев, принявший меня в патриаршей духовной академии, сам назвал мой перл настоящим сокровищем. Я не ошибся, значит, сохранив эту драгоценность для будущего любимой дочери моей. Теперь можно уйти за штат и отдать ключи от храма новому настоятелю и ключарю».

«Сокровище»
1
Саблин докладывал. Слушали начальник угрозыска и следователь прокуратуры. Слушали, не перебивая, позволив тем самым старшему инспектору зачитать не только выписки из дневника отца Серафима, но и свои собственные ремарки.
– Все? – спросил Глебовский.
– Все, – был ответ.
– Признаюсь: был не прав, когда настаивал на неумышленном убийстве, – продолжал следователь. – Теперь другая версия и другая статья обвинения. Что ж, могли и мы ошибиться в столь хитро задуманном преступлении. А Саблин доказал, что задачку-то можно решить.
– К сожалению, пока еще не решили, – сказал Князев. – Полностью не решили. Мы знаем, что «сокровище» существовало и, может быть, существует поныне. Только неизвестно, где оно и что собой представляет.
Саблин откликнулся с большой долей самоуверенности. Он был убежден, что находится на верном пути.
– Многое выяснится в Загорске, Матвей Георгиевич.
– Ты сначала узнай, жив ли этот профессор Смиренцев.
– Уже узнал. Жив и по-прежнему читает лекции в духовной академии. Он значительно моложе отца Серафима и пока умирать не собирается.
– Ну что ж, тогда поезжай в Загорск. Тем более что это недалеко.
– А я тем временем допрошу Михеева, – сказал Глебовский.
Князев усомнился:
– А не спешишь, Виктор Петрович? Для этого мы еще недостаточно вооружены…
– Почему? Когда я сообщу ему об изменении статьи обвинения, шоковое состояние его почти неизбежно. Рушится вся система защиты. В таких случаях сдаются, Матвей Георгиевич.
«Молод еще, неопытен и самонадеян, – думал Князев. – В таких условиях, говорит, сдаются. Ну а если шокового состояния не будет, эмоции, скажем, притуплены или характером крепок – тогда что? Михеев неглуп, сообразит, что Глебовский всего не знает, только нащупывает путь к решению загадки, значит, можно, как говорится, тянуть волынку. Может, и было «сокровище», скажет, а может, и нет, что вы о нем знаете? А старый протопоп мог и рехнуться на склоне жизни. Только я о его дарственной ничего не знаю, да и жена с Андреем не знают. Вызовите их и спросите. Вот вам, Глебовский, и шок, на который вы рассчитываете».
– Провалишь допрос, – сказал полковник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22