Щелкнул зажигалкой, подождал, пока злополучное письмо не сгорит, вздохнул облегченно:
– Теперь нам уголовный розыск не страшен. Даже если они за нас возьмутся.
Екатерина вздрогнула:
– Уже думал об этом?
– Милицейские с высшим образованием – люди дошлые, Катька Смотря кто из них и как дело поведет.
– Мне этот милиционер что-то не нравится.
– Который со следователем приезжал?
– Нет, теперешний. Молчун.
– Этот не страшен. Службист. Приказали обыск сделать – сделал. На рассвете нас поднял, ключи к замкам проверил, двор вскопал. Не-е, меня больше первый интересует. О котором рассказывала. Капитан. Видно, по его думке и обыск делали. В первый раз не додумался, по второму кругу пошел. А это, если не пугает, то озабочивает.
Второй экскурс в прошлое
1
Саблин подошел к белому одноэтажному домику, спрятанному за узеньким палисадником. Впереди, в конце выложенной кирпичом дорожки, чинил крыльцо человек в цветной ковбойке и холщовых брюках, вправленных в резиновые сапоги. Саблин кашлянул. Человек обернулся, вгляделся и надел брошенную рядом на куст выгоревшую досветла домашнюю рясу.
– Не обессудьте, отец дьякон, – сказал Саблин. – У меня есть и к вам разговорчик.
Длинноволосый, с подстриженной бородкой соборный дьякон показал на вкопанный за кустами дощатый столик:
– Садитесь, товарищ инспектор. Почту за честь. Не узнал вас без формы.
Саблин, расстегнув пиджак, присел к столу.
– Мое дело вас не касается, отец дьякон… – начал он, не зная, как лучше повести разговор.
– Давайте по-светскому, без духовного диалекта, – остановил его дьякон. – Вас как зовут? Юрий Александрович? Не удивляйтесь, что ведаю: справился у нашего участкового. А меня – Аким Васильевич. Так что слушаю и внимаю.
– Вы слышали что-нибудь об убийстве Марьяны Вдовиной, бывшего регента вашего хора?
Дьякон понимающе усмехнулся, словно он именно этого вопроса и ожидал.
– Она хористкой была, а регентом сейчас ее дочь, Екатерина Серафимовна. Из самодеятельности к нам пришла. И про горе ее знаю, хотя, честно сказать, не сладко ей было с покойницей. А Василия просто жаль. Тихий мужик, не скандальный. У тещи по струнке ходил. А вот довела-таки до смертоубийства.
– Вы его хорошо знаете?
– В одной школе учились. Даже дружили тогда. Он мои певческие вылазки к отцу Серафиму покрывал: в школе никто не знал, что я церковным пением болею. А то мне бы житья не было.
– Сейчас встречаетесь?
– Иногда. С Екатериной чаще. У нас много общего: петь любим.
– В квартире Вдовиной есть еще один жилец: сын вашего покойного протоиерея.
– Востоков. Его знаете?
Дьякон ответил не сразу, поразмыслил, и вдруг что-то мелькнуло в глазах его, как сигнал из далекого прошлого.
– Тоже в нашей школе учился, – вздохнул он, словно на этот раз принадлежность к единому школьному братству не вызвала в нем ни дружелюбия, ни симпатии. – Только на семь классов нас обогнал, мы поступали, а он уже к концу десятилетки тянулся. Не дружили тогда: разнолетки, понятно, а знаю я о нем все, как и про всех, кто с нами на одной улице жил. Только ведь прошлое это, а вам небось настоящее подавай.
– А меня как раз прошлое занимает больше, чем настоящее, – сказал Саблин.
– Хотелось бы знать, каким он рос в семье и каким вырос в людях.
– До уголовщины, полагаю, не дошел, да и работенка у него не пыльная: заработать можно, государство не обкрадывая. Но уж если вы заинтересовались им, вопросов не задаю, расскажу обо всем, что спрашиваете. С характером в люди вышел парень, весь в отца – те же гены. В церковной семье вырос, а в церковь только до школы ходил, когда отца нельзя было ослушаться. В школе, говорят, сразу же директору на отца жалобу подал: не хочу, мол, ни молитвы читать, ни Евангелия, ни говеть, ни к иконам прикладываться. Ну, вмешались, конечно, и освободили парня, как вы говорите, от религиозного дурмана. А отец не простил. Невзлюбил сына. Только мать и воспитывала мальчишку, пока не умерла от инфаркта. Когда же в доме мачеха появилась – ее отец Серафим из хора в экономки взял, Андрей добровольцем на фронт ушел.
– Раз добровольцем на фронт ушел, значит, человек порядочный, да? – полувопросительно заметил Саблин.
– Вроде бы. Действительно – вроде. На фронт ушел – где-то при штабе устроился. От маршей освободился – плоскостопие. С войны вернулся – под суд попал. Из колонии пришел, в Москву уехал, да, слыхал я, там чуть в грязное дело не влип, вот и пришлось домой воротиться. Теперь Оценщиком в здешней комиссионке работает. Чисто, говорят, работает.
– Как же он на квартиру к мачехе попал? Отец его, что ли, там жил?
У дьякона даже глаза блестели от умиления собственным рассказом. Должно быть, любил поговорить по душам бывший служитель Мельпомены.
– Нет, – сказал он, – отец Серафим в доме при церкви жил. Там сейчас нынешний протоиерей живет. А тут бывший дьякон хозяйничал – ныне в Верее под Москвой священствует. Здесь-то самое интересное и случилось. За год до войны родила Марьяна дочку. Разговоры. Шире, дальше – скандал в епархии: экономка экономкой, можно глаза закрыть, ладно, а дите от кого? Вызывали в Хомутовку к самому архиерею. Что там было, не могу знать, но вернулся отец Серафим смурной и, говорят, даже еще более похудевший. Марьяну с дочкой сразу к дьякону выселил и ни днем к ней, ни вечером никогда не ходил, чтоб разговоров не было. Да разве рты людям заткнешь? К тому же Марьяна-склочница втихую жить не хотела, только Серафима и слушалась, а дома – черт чертом. Из-за нее, говорят, и дьякон в Верею перевелся: священником после его рукоположения мог бы и у нас в храме остаться. Ну, дьякон уехал, квартира освободилась, Катька росла, сызмальства в хоре пела, не мне чета: на педагогическом совете на своем праве на церковное пение настояла – подходящей самодеятельности, мол, для нее нигде поблизости нет. А потом и дома свой характер показала, когда против желания матери за Василия Михеева замуж вышла, и второй раз, когда сводный брат, которого она даже не помнила, из Москвы приехал, сумела прописать его в бывшей комнате матери. Вот вам и весь жизненный путь Андрюшки Востокова. Многие подтвердят: ведь у нас в городе, как в деревне, все про всех знают, только рассказать попроси.
У старшего инспектора уголовного розыска оставался еще один нужный вопрос, и он его задал.
– Значит, эти брат с сестричкой – в добрых отношениях?
– Точно. Теперь одной семьей будут жить. А вернется из колонии Васька Михеев, втроем будут кроссворды отгадывать. Востоков, думаю, не женится: не тот возраст.
2
Саблин не мог знать всех последствий беседы отца Серафима с архиереем – их не знал и сам дьякон, – а ведь где-то здесь и был ключ к михеевскому «сокровищу».
А было так.
Отец Серафим, как уже сказано, вернулся из Хомутовки туча тучей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22