Согласно инструкции, число агентов у дома генерала удвоено и даны распоряжения на случай попытки к бегству.
Горничная дополняет донесение. Только что она сообщила по телефону некоторые данные, неизвестные кухарке. Хозяин дал ей понять, что Каналес предложил ему свою дочь в обмен на заступничество перед Президентом.
Кухарка сообщает сведения, неизвестные горничной. По ее словам, после ухода генерала хозяин дома казался весьма довольным и приказал ей, как только откроются лавки, закупить сластей, ликеров и печенья, сообщив при этом, что в скором времени у него поселится молодая особа из хорошей семьи.
О чем и спешу доложить Его Превосходительству Президенту Республики».
Он поставил дату, подпись – каракули вроде детской бумажной стрелки, – внезапно что-то вспомнил и, не опуская пера (хотя и нужно было поковырять в носу), приписал:
«К утреннему донесению:
Доктор Луис Барреньо принял в течение дня трех посетителей; двое из них, несомненно, пациенты; вечером гулял в парке с супругой. Лиценциат Абель Карвахаль посетил за сегодняшний день Американский банк, аптеку напротив церкви капуцинов и, наконец, немецкий клуб, где вел продолжительную беседу с м-ром Ромстом (который, в свою очередь, находится под наблюдением); домой вернулся в половине восьмого вечера. Позже не выходил; согласно инструкции, число агентов у его дома удвоено».
Подпись. Число.
XI. Похищение
Простившись с приятелем, Лусио Васкес помчался со всех ног к своей Удавихе, надеясь успеть вовремя и принять участие в похищении. Метеором пронесся он через площадь Мерсед, мимо фонтана, места страшного и недоброго, где окрестные женщины вдевали в иголку пересудов нитку воды, струящейся в кувшины.
«Ух, здорово будет! – думал на бегу убийца несчастного Пелеле. – Вот это дело так дело! Слава богу, быстро управился, теперь и повеселиться можно. Курицу сопрешь или еще что – все радость, а тут девку из дома тащат! Ух и здорово!»
Вот и трактир. Пробегая мимо собора, Васкес взглянул на часы и ахнул. Без малого два… А может, не разглядел? Поздоровался с жандармами, охранявшими дом Каналеса, и одним прыжком (тем, последним, что выскакивает из-под ног, как вспугнутый кролик) оказался у порога.
Удавиха прилегла, хотела до двух отдохнуть. Однако заснуть не удалось, очень уж разволновалась; и она ворочалась с боку на бок, сучила йогами, потела, зарывалась головой в подушку, то так, то эдак вытягивала руки – все зря, сон не шел.
На стук Васкеса она вскочила с кровати и кинулась к двери, тяжело пыхтя.
– Кто там?
– Это я, Васкес. Открой!
– Не ждала!
– Который час? – спросил он, входя.
– Четверть второго! – Она ответила сразу, не взглянув на часы. Так отвечают люди, которые долго ждали, считали минуты, пять минут, десять минут, пятнадцать, двадцать…
– А как же на соборных часах только что я видел без четверти два?
– Ох, не говори! Вечно у этих попов часы спешат!
– Скажи, тот парень не приходил?
– Нет.
Васкес обнял хозяйку, заранее зная, что за такие нежности придется поплатиться. Но нет. Удавиха, словно кроткая голубка, не сопротивлялась, и их соединившиеся уста скрепили любовное соглашение – все произойдет сегодня ночью. В комнате было темно, только теплилась свеча перед фигуркой Девы, у букета бумажных роз. Васкес задул свечу и бросил хозяйку на пол. Пречистая Дева растворилась во тьме, и два тела покатились по полу, сплетенные, как косы чеснока.
Кара де Анхель спешил к месту действия во главе небольшой шайки.
– Как только я ее выведу, – говорил он, – можете грабить дом. С пустыми руками не останетесь. Только смотрите – потом не болтать! В медвежьих услугах не нуждаюсь.
За углом их остановил патруль. Начальник заговорил с фаворитом, солдаты окружили остальных.
– Мы идем петь серенаду, лейтенант.
– Куда это, разрешите полюбопытствовать? – Начальник постукивал шпагой о землю.
– Тут близко, в переулке Иисуса.
– Что ж это у вас – ни гитары нет, ни маримбы? Интересные нынче серенады, без музыки!
Кара де Анхель сунул ему билет в сто песо, и все мигом уладилось.
Громада собора Мерсед загородила улицу – огромная черепаха с глазами-оконцами. Фаворит приказал входить в трактир по одному.
– Помните, трактир «Тустеп», – говорил он. – «Тустеп». Смотрите, ребята, не спутайте! «Тустеп», по соседству с тюфячной мастерской.
Головорезы разошлись в разные стороны, затихли их шаги. План бегства был такой: когда часы на соборе Мерсед пробьют два, несколько человек из шайки полезут на крышу генеральского дома. Услышав шум, дочь генерала откроет окно, поднимет тревогу, отвлечет тем самым внимание шпиков и жандармов, а Каналес, воспользовавшись замешательством, уйдет через парадный ход.
Ни дураку, ни безумцу, ни ребенку не пришел бы в голову столь нелепый план. И генерал и фаворит понимали, что это никуда не годится. Тем не менее они на это шли – потому что каждый из них знал, что успех зависит не от того. Каналес полагался на фаворита, фаворит – на Президента, которому сообщил по телефону час и подробности бегства.
Апрельские ночи в тропиках – вдовы теплых мартовских дней, грустные, заплаканные, зябкие. Кара де Анхель дошел до перекрестка, выглянул, подсчитал тени полицейских, медленно свернул за угол и прислонился к двери трактира. Он сильно приуныл – в каждом подъезде стоял жандарм, а шпики в штатском просто кишели на улице. Внезапно исчезла надежда «Я участвую в преступлении, – подумал он, – они его убьют, когда он выйдет из дома». И чем больше он думал, тем подлее ему казалось увести дочь обреченного. Л раньше, когда он верил в успех, похищение представлялось ему таким рыцарским, таким привлекательным и благородным! У него не было сердца, и не из жалости содрогнулся он, подумав о ловушке, расставленной в центре города беззащитному, доверчивому человеку, который выйдет из своего дома, положившись на личного друга Президента, и вдруг поймет, что над ним жестоко подшутили, чтобы отравить его последние минуты и прикрыть преступление. Нет, не об этом думал фаворит, кусая губы, не потому была ему отвратительна гнусная, дьявольская интрига. Он обещал генералу свою помощь – тем самым взял под свое покровительство генерала и его дочь, приобрел какие-то права. И вот – эти права растоптаны, а он снова, как всегда, лишь слепое орудие, палач, наемный убийца. Чужой ветер несся по пустынной равнине его молчания. Незнакомые, дикие растения тянулись к влаге из-под его ресниц, задыхаясь от жажды, от нестерпимой жажды кактусов, жажды сохнущих деревьев, которую не утолит и влага небес. Отчего так сильна его жажда? Отчего сохнут деревья под проливным дождем?
Мелькнула мысль – вернуться, пойти к генералу, предупредить… (И он увидел благодарную улыбку его дочери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Горничная дополняет донесение. Только что она сообщила по телефону некоторые данные, неизвестные кухарке. Хозяин дал ей понять, что Каналес предложил ему свою дочь в обмен на заступничество перед Президентом.
Кухарка сообщает сведения, неизвестные горничной. По ее словам, после ухода генерала хозяин дома казался весьма довольным и приказал ей, как только откроются лавки, закупить сластей, ликеров и печенья, сообщив при этом, что в скором времени у него поселится молодая особа из хорошей семьи.
О чем и спешу доложить Его Превосходительству Президенту Республики».
Он поставил дату, подпись – каракули вроде детской бумажной стрелки, – внезапно что-то вспомнил и, не опуская пера (хотя и нужно было поковырять в носу), приписал:
«К утреннему донесению:
Доктор Луис Барреньо принял в течение дня трех посетителей; двое из них, несомненно, пациенты; вечером гулял в парке с супругой. Лиценциат Абель Карвахаль посетил за сегодняшний день Американский банк, аптеку напротив церкви капуцинов и, наконец, немецкий клуб, где вел продолжительную беседу с м-ром Ромстом (который, в свою очередь, находится под наблюдением); домой вернулся в половине восьмого вечера. Позже не выходил; согласно инструкции, число агентов у его дома удвоено».
Подпись. Число.
XI. Похищение
Простившись с приятелем, Лусио Васкес помчался со всех ног к своей Удавихе, надеясь успеть вовремя и принять участие в похищении. Метеором пронесся он через площадь Мерсед, мимо фонтана, места страшного и недоброго, где окрестные женщины вдевали в иголку пересудов нитку воды, струящейся в кувшины.
«Ух, здорово будет! – думал на бегу убийца несчастного Пелеле. – Вот это дело так дело! Слава богу, быстро управился, теперь и повеселиться можно. Курицу сопрешь или еще что – все радость, а тут девку из дома тащат! Ух и здорово!»
Вот и трактир. Пробегая мимо собора, Васкес взглянул на часы и ахнул. Без малого два… А может, не разглядел? Поздоровался с жандармами, охранявшими дом Каналеса, и одним прыжком (тем, последним, что выскакивает из-под ног, как вспугнутый кролик) оказался у порога.
Удавиха прилегла, хотела до двух отдохнуть. Однако заснуть не удалось, очень уж разволновалась; и она ворочалась с боку на бок, сучила йогами, потела, зарывалась головой в подушку, то так, то эдак вытягивала руки – все зря, сон не шел.
На стук Васкеса она вскочила с кровати и кинулась к двери, тяжело пыхтя.
– Кто там?
– Это я, Васкес. Открой!
– Не ждала!
– Который час? – спросил он, входя.
– Четверть второго! – Она ответила сразу, не взглянув на часы. Так отвечают люди, которые долго ждали, считали минуты, пять минут, десять минут, пятнадцать, двадцать…
– А как же на соборных часах только что я видел без четверти два?
– Ох, не говори! Вечно у этих попов часы спешат!
– Скажи, тот парень не приходил?
– Нет.
Васкес обнял хозяйку, заранее зная, что за такие нежности придется поплатиться. Но нет. Удавиха, словно кроткая голубка, не сопротивлялась, и их соединившиеся уста скрепили любовное соглашение – все произойдет сегодня ночью. В комнате было темно, только теплилась свеча перед фигуркой Девы, у букета бумажных роз. Васкес задул свечу и бросил хозяйку на пол. Пречистая Дева растворилась во тьме, и два тела покатились по полу, сплетенные, как косы чеснока.
Кара де Анхель спешил к месту действия во главе небольшой шайки.
– Как только я ее выведу, – говорил он, – можете грабить дом. С пустыми руками не останетесь. Только смотрите – потом не болтать! В медвежьих услугах не нуждаюсь.
За углом их остановил патруль. Начальник заговорил с фаворитом, солдаты окружили остальных.
– Мы идем петь серенаду, лейтенант.
– Куда это, разрешите полюбопытствовать? – Начальник постукивал шпагой о землю.
– Тут близко, в переулке Иисуса.
– Что ж это у вас – ни гитары нет, ни маримбы? Интересные нынче серенады, без музыки!
Кара де Анхель сунул ему билет в сто песо, и все мигом уладилось.
Громада собора Мерсед загородила улицу – огромная черепаха с глазами-оконцами. Фаворит приказал входить в трактир по одному.
– Помните, трактир «Тустеп», – говорил он. – «Тустеп». Смотрите, ребята, не спутайте! «Тустеп», по соседству с тюфячной мастерской.
Головорезы разошлись в разные стороны, затихли их шаги. План бегства был такой: когда часы на соборе Мерсед пробьют два, несколько человек из шайки полезут на крышу генеральского дома. Услышав шум, дочь генерала откроет окно, поднимет тревогу, отвлечет тем самым внимание шпиков и жандармов, а Каналес, воспользовавшись замешательством, уйдет через парадный ход.
Ни дураку, ни безумцу, ни ребенку не пришел бы в голову столь нелепый план. И генерал и фаворит понимали, что это никуда не годится. Тем не менее они на это шли – потому что каждый из них знал, что успех зависит не от того. Каналес полагался на фаворита, фаворит – на Президента, которому сообщил по телефону час и подробности бегства.
Апрельские ночи в тропиках – вдовы теплых мартовских дней, грустные, заплаканные, зябкие. Кара де Анхель дошел до перекрестка, выглянул, подсчитал тени полицейских, медленно свернул за угол и прислонился к двери трактира. Он сильно приуныл – в каждом подъезде стоял жандарм, а шпики в штатском просто кишели на улице. Внезапно исчезла надежда «Я участвую в преступлении, – подумал он, – они его убьют, когда он выйдет из дома». И чем больше он думал, тем подлее ему казалось увести дочь обреченного. Л раньше, когда он верил в успех, похищение представлялось ему таким рыцарским, таким привлекательным и благородным! У него не было сердца, и не из жалости содрогнулся он, подумав о ловушке, расставленной в центре города беззащитному, доверчивому человеку, который выйдет из своего дома, положившись на личного друга Президента, и вдруг поймет, что над ним жестоко подшутили, чтобы отравить его последние минуты и прикрыть преступление. Нет, не об этом думал фаворит, кусая губы, не потому была ему отвратительна гнусная, дьявольская интрига. Он обещал генералу свою помощь – тем самым взял под свое покровительство генерала и его дочь, приобрел какие-то права. И вот – эти права растоптаны, а он снова, как всегда, лишь слепое орудие, палач, наемный убийца. Чужой ветер несся по пустынной равнине его молчания. Незнакомые, дикие растения тянулись к влаге из-под его ресниц, задыхаясь от жажды, от нестерпимой жажды кактусов, жажды сохнущих деревьев, которую не утолит и влага небес. Отчего так сильна его жажда? Отчего сохнут деревья под проливным дождем?
Мелькнула мысль – вернуться, пойти к генералу, предупредить… (И он увидел благодарную улыбку его дочери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68