..
Что-то тихо лязгнуло.
Один из поляков потянул из ножен шашку.
«Будут рубить! — отчетливо понял Мишель. — Зачем им возиться с их конвоированием, зачем кормить, поить, охранять. Так вот — проще!..»
Да будто увидел кучи раздетых, синих, изрубленных тел, что встречал вдоль дорог, и припомнил слова корреспондента Бабеля, который говорил, как все здесь, на войне, ожесточились.
Ну и ладно — не просить же пощады!..
Да и не пощадит их никто!
На войне — как на войне!..
Глава 25
Дождь, все дождь и дождь — уж сколь дней в Москве льет — не кончается... По мостовым уж не ручьи — реки бегут, стены домов промокли, потемнели, черные глазницы окон косыми струями иссечены. Будто вымерло все. Но коли хорошенько приглядеться, то за струями угадываются чьи-то припавшие к стеклам лица. Кто-то не спит — кого-то ждет...
Да вот и здесь — ждут... Светлое пятно лица в переплете рамы — недвижимое, будто заставшее. То подле окна в гостиной, занавеску откинув, стоит Анна. Каждый день стоит, как только дочь свою приемную Марию спать уложит. Все стоит и стоит...
А на улице все дождь и дождь... И — никого!
Бум-м...
Бум-м...
Бум-м...
Протяжно бьют настенные часы. Девять...
Что там?.. Показались, идут по проулку три фигуры, подходят к самым домам, задирая головы, долго глядят на сбитые, покосившиеся, покореженные номера домов. Не иначе какой-то адрес ищут...
Уж не их ли?
Встрепенулась Анна, крепче к стеклу прижала. Загадала — коли мимо не пройдут, значит, все хорошо будет.
Загадала — да ошиблась...
Не прошли они мимо — но только лучше от того не стало!
Пяти минут не прошло, как в дверь негромко стукнули.
Они!..
Мгновение стояла Анна, шевельнуться боясь, — после вскинулась, метнулась, побежала к двери, не в силах сердце унять.
Да полноте, может, это соседи или кто дверью ошибся?.. Но бежит Анна, собой не владея, о мебель ушибаясь, — а ну как это от Мишеля весточка долгожданная?
Проснулась, спрыгнула с кровати, выбежала босиком в коридор Маша. Спросила, глазенками хлопая:
— Кто пришел?
— Никто, ступай немедля спать! — прикрикнула на нее Анна.
Вновь стук.
— Кто там?!
— Нам бы Анну Фирфанцеву.
Теперь уж сомнений не осталось — срывая ногти, Анна нащупала, скинула щеколду, вслед за ней цепочку, распахнула настежь дверь.
На пороге насквозь мокрые военные — то ли солдаты, толи офицеры, не понять.
— Вы Анна Фирфанцева?
— Что... что с Мишелем?.. Вы от него?!.
Выступивший вперед военный стащил с головы башлык, обтер лицо рукой.
От него — вдруг отчетливо поняла Анна. Ну что он тянет?
— Мишель жив?.. Да не молчите же — говорите!
Но молчит военный, глаза пряча.
Враз подкосились у Анны ноги.
— Вот, — сказал военный, протягивая какую-то бумагу.
Бумага серая, казенная, на бумаге синяя размытая печать.
— Что здесь? — с тревогой спросила Анна, боясь читать и отодвигая от себя бумагу.
— Вам прочесть?
Кивнула.
Военный вытащил из кармана, нацепил на нос очки, прочел монотонно, по складам:
«Реввоенсовет Западного фронта извещает, что Фирфанцев Мишель Алексеевич погиб в борьбе за победу мировой революции, будучи зверски зарублен белополяками...»
И подписи:
Предреввоенсовета...
Комиссар...
Прочитав, протянул бумагу.
— Убит? — побелевшими губами тихо спросила Анна.
— Так точно, — кивнул военный.
— Это верно, это не ошибка?!
— Никак нет, — вновь повторил военный. — Сам лично наблюдал героическую смерть товарища Фирфанцева от рук белогвардейской сволочи, по какому поводу направлен теперь в Москву.
— Как... как все это было? — глухо произнесла Анна.
— Известно как — поляки фронт прорвали да станцию и город захватили, много наших порубили. И вашего мужа, с товарищами — тоже. Я так скажу — звери те белополяки, а не люди — стрелять их всех надобно!
Почернело у Анны в глазах, качнулся, поплыл из-под ног пол.
— Вам что... плохо? — забеспокоился военный.
— Нет! — выпрямилась, привалилась к стене Анна, не желая, чтоб ее жалели те, кто в первую очередь виновен в смерти Мишеля. Спросила только: — Где он?.. Простите, где его тело?
— Известно где — в братской могиле схоронено, я и место то указать могу. Там много наших поубивало, каждому-то яму рыть больно хлопотно, да и гробов на всех не сыскать, вот их всех вместе и сложили. И товарищи его там... Как их зарывали, комиссар речь сказал и про мужа вашего тоже, и про победу мирового пролетариата...
Но Анна его уж не слышала, повторяя про себя одно лишь слово:
«Убит...»
«Убит...»
«Убит...»
Повернулась, сказала:
— Благодарю... И прошу вас оставить меня одну...
— Оно конечно, — пожал плечами военный. — Дело ясное, но тока тут со службы вашего мужа пришли. Я ведь прежде, чем к вам, к ним зашел, чтоб рассказать про все да документы его отдать. Зачем и направлен...
Стоявшие позади отодвинули плечом не в меру болтливого военного:
— Мы, конечно, сильно извиняемся и опять же горю вашему сочувствуем, но только у нас служба.
— Какая служба? — ничего не могла понять Анна.
— Ваш муж работал в Чрезэкспорте, а после в Гохране имел дело с отобранными у буржуев ценностями, так мало ли чего... Нам бы поглядеть.
— Что?.. Что вы хотите сказать?.. — все никак не понимала Анна.
— Можа, у него тут документы какие секретные имеются али ценности, — сурово сказали незваные «гости». — Нам бы пройти поискать. Вот у нас и мандат имеется.
Сунули в лицо какую-то бумажку.
— Да вы что, как вы смеете — он никогда!.. — ахнула Анна.
— Оно, можа, и так, Мишеля Лексеича все знают, но для порядку надобно осмотр учинить.
Анна, сама того не заметив, встала поперек порога.
— Я не позволю вам! — начала было она.
— Позволите, — ответили ей. — Вы бы, барышня, лучше не препятствовали, а то как бы чего худого не вышло. Коли муж ваш помер, так надобно теперь все тут проверить, потому как порядок такой!
Отодвинули Анну в сторону, шагнули внутрь. Увидели высунувшуюся из дверей Марию в длинной ночной рубахе.
— Тебе чего, девочка?
Но Мария, не обращая на них внимания, бросилась к Анне, обхватила ее за колени и, задирая голову вверх, спросила:
— Почему ты плачешь?
Анна лишь всхлипывала, не в силах слова сказать.
— То она по папке твоему убивается, — сочувственно ответил за нее кто-то из пришедших. — Прибили твоего папку-то до смерти! Во как!..
И Маша обхватила Анну пуще прежнего и, зарывшись лицом в подол ее платья, тоже заплакала, дергая плечиками, хоть не понимала еще, что произошло.
«Гости», дале уж не обращая на хозяев никакого внимания, топоча башмаками, прошли в комнаты, стали, обходя их одну за другой, раскрывать дверцы шкафов, выдвигать ящики.
Анне было уж все равно — теперь, когда не стало Мишеля, все это не имело ровно никакого значения! Пусть ищут, коли надо...
— Вот это чего? — протягивал один из «гостей» бумагу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Что-то тихо лязгнуло.
Один из поляков потянул из ножен шашку.
«Будут рубить! — отчетливо понял Мишель. — Зачем им возиться с их конвоированием, зачем кормить, поить, охранять. Так вот — проще!..»
Да будто увидел кучи раздетых, синих, изрубленных тел, что встречал вдоль дорог, и припомнил слова корреспондента Бабеля, который говорил, как все здесь, на войне, ожесточились.
Ну и ладно — не просить же пощады!..
Да и не пощадит их никто!
На войне — как на войне!..
Глава 25
Дождь, все дождь и дождь — уж сколь дней в Москве льет — не кончается... По мостовым уж не ручьи — реки бегут, стены домов промокли, потемнели, черные глазницы окон косыми струями иссечены. Будто вымерло все. Но коли хорошенько приглядеться, то за струями угадываются чьи-то припавшие к стеклам лица. Кто-то не спит — кого-то ждет...
Да вот и здесь — ждут... Светлое пятно лица в переплете рамы — недвижимое, будто заставшее. То подле окна в гостиной, занавеску откинув, стоит Анна. Каждый день стоит, как только дочь свою приемную Марию спать уложит. Все стоит и стоит...
А на улице все дождь и дождь... И — никого!
Бум-м...
Бум-м...
Бум-м...
Протяжно бьют настенные часы. Девять...
Что там?.. Показались, идут по проулку три фигуры, подходят к самым домам, задирая головы, долго глядят на сбитые, покосившиеся, покореженные номера домов. Не иначе какой-то адрес ищут...
Уж не их ли?
Встрепенулась Анна, крепче к стеклу прижала. Загадала — коли мимо не пройдут, значит, все хорошо будет.
Загадала — да ошиблась...
Не прошли они мимо — но только лучше от того не стало!
Пяти минут не прошло, как в дверь негромко стукнули.
Они!..
Мгновение стояла Анна, шевельнуться боясь, — после вскинулась, метнулась, побежала к двери, не в силах сердце унять.
Да полноте, может, это соседи или кто дверью ошибся?.. Но бежит Анна, собой не владея, о мебель ушибаясь, — а ну как это от Мишеля весточка долгожданная?
Проснулась, спрыгнула с кровати, выбежала босиком в коридор Маша. Спросила, глазенками хлопая:
— Кто пришел?
— Никто, ступай немедля спать! — прикрикнула на нее Анна.
Вновь стук.
— Кто там?!
— Нам бы Анну Фирфанцеву.
Теперь уж сомнений не осталось — срывая ногти, Анна нащупала, скинула щеколду, вслед за ней цепочку, распахнула настежь дверь.
На пороге насквозь мокрые военные — то ли солдаты, толи офицеры, не понять.
— Вы Анна Фирфанцева?
— Что... что с Мишелем?.. Вы от него?!.
Выступивший вперед военный стащил с головы башлык, обтер лицо рукой.
От него — вдруг отчетливо поняла Анна. Ну что он тянет?
— Мишель жив?.. Да не молчите же — говорите!
Но молчит военный, глаза пряча.
Враз подкосились у Анны ноги.
— Вот, — сказал военный, протягивая какую-то бумагу.
Бумага серая, казенная, на бумаге синяя размытая печать.
— Что здесь? — с тревогой спросила Анна, боясь читать и отодвигая от себя бумагу.
— Вам прочесть?
Кивнула.
Военный вытащил из кармана, нацепил на нос очки, прочел монотонно, по складам:
«Реввоенсовет Западного фронта извещает, что Фирфанцев Мишель Алексеевич погиб в борьбе за победу мировой революции, будучи зверски зарублен белополяками...»
И подписи:
Предреввоенсовета...
Комиссар...
Прочитав, протянул бумагу.
— Убит? — побелевшими губами тихо спросила Анна.
— Так точно, — кивнул военный.
— Это верно, это не ошибка?!
— Никак нет, — вновь повторил военный. — Сам лично наблюдал героическую смерть товарища Фирфанцева от рук белогвардейской сволочи, по какому поводу направлен теперь в Москву.
— Как... как все это было? — глухо произнесла Анна.
— Известно как — поляки фронт прорвали да станцию и город захватили, много наших порубили. И вашего мужа, с товарищами — тоже. Я так скажу — звери те белополяки, а не люди — стрелять их всех надобно!
Почернело у Анны в глазах, качнулся, поплыл из-под ног пол.
— Вам что... плохо? — забеспокоился военный.
— Нет! — выпрямилась, привалилась к стене Анна, не желая, чтоб ее жалели те, кто в первую очередь виновен в смерти Мишеля. Спросила только: — Где он?.. Простите, где его тело?
— Известно где — в братской могиле схоронено, я и место то указать могу. Там много наших поубивало, каждому-то яму рыть больно хлопотно, да и гробов на всех не сыскать, вот их всех вместе и сложили. И товарищи его там... Как их зарывали, комиссар речь сказал и про мужа вашего тоже, и про победу мирового пролетариата...
Но Анна его уж не слышала, повторяя про себя одно лишь слово:
«Убит...»
«Убит...»
«Убит...»
Повернулась, сказала:
— Благодарю... И прошу вас оставить меня одну...
— Оно конечно, — пожал плечами военный. — Дело ясное, но тока тут со службы вашего мужа пришли. Я ведь прежде, чем к вам, к ним зашел, чтоб рассказать про все да документы его отдать. Зачем и направлен...
Стоявшие позади отодвинули плечом не в меру болтливого военного:
— Мы, конечно, сильно извиняемся и опять же горю вашему сочувствуем, но только у нас служба.
— Какая служба? — ничего не могла понять Анна.
— Ваш муж работал в Чрезэкспорте, а после в Гохране имел дело с отобранными у буржуев ценностями, так мало ли чего... Нам бы поглядеть.
— Что?.. Что вы хотите сказать?.. — все никак не понимала Анна.
— Можа, у него тут документы какие секретные имеются али ценности, — сурово сказали незваные «гости». — Нам бы пройти поискать. Вот у нас и мандат имеется.
Сунули в лицо какую-то бумажку.
— Да вы что, как вы смеете — он никогда!.. — ахнула Анна.
— Оно, можа, и так, Мишеля Лексеича все знают, но для порядку надобно осмотр учинить.
Анна, сама того не заметив, встала поперек порога.
— Я не позволю вам! — начала было она.
— Позволите, — ответили ей. — Вы бы, барышня, лучше не препятствовали, а то как бы чего худого не вышло. Коли муж ваш помер, так надобно теперь все тут проверить, потому как порядок такой!
Отодвинули Анну в сторону, шагнули внутрь. Увидели высунувшуюся из дверей Марию в длинной ночной рубахе.
— Тебе чего, девочка?
Но Мария, не обращая на них внимания, бросилась к Анне, обхватила ее за колени и, задирая голову вверх, спросила:
— Почему ты плачешь?
Анна лишь всхлипывала, не в силах слова сказать.
— То она по папке твоему убивается, — сочувственно ответил за нее кто-то из пришедших. — Прибили твоего папку-то до смерти! Во как!..
И Маша обхватила Анну пуще прежнего и, зарывшись лицом в подол ее платья, тоже заплакала, дергая плечиками, хоть не понимала еще, что произошло.
«Гости», дале уж не обращая на хозяев никакого внимания, топоча башмаками, прошли в комнаты, стали, обходя их одну за другой, раскрывать дверцы шкафов, выдвигать ящики.
Анне было уж все равно — теперь, когда не стало Мишеля, все это не имело ровно никакого значения! Пусть ищут, коли надо...
— Вот это чего? — протягивал один из «гостей» бумагу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55