«Не позволяй разрушать свою жизнь... Смотри, сколько убийств происходит в Нью-Йорке! И кого это заботит? Говорят, что полицейские делают все, что в их силах. Может, и так, но как быть с людьми, которых они убивают? Кто позаботится о них — ведь они тоже живые люди?» Кларенс сказал, что убил Роважински по чисто личным мотивам и не стрелял, когда тот пытался бежать.
Хоть разговор с Гретой и был довольно-таки бессмысленным, все же он значительно облегчил страдания Кларенса. Он чувствовал, что силы его слабели: он, вероятно, не признался бы себе в этом, но бороться дальше было бы значительно труднее, если бы он не обсудил с Гретой ситуацию.
Благодаря Грете у него появился боевой настрой.
Чтобы не чувствовать одиночества, Кларенс включил радио и занялся делами: разобрал вещи, привел в порядок квартиру, вытер пыль и подмел пол, купил продукты, включил холодильник, который его мать, очевидно, выключила. Ларри Саммерфилд, его товарищ по общежитию, который жил в Манхэттене, оставил записку, спрашивая, куда он пропал. Его телефон не отвечал. И Нолан, единственный из всех, написал несколько дружеских строк на открытке с глупо-сентиментальной картинкой, изображавшей двух пятнистых котят в корзинке: "Поправляйся побыстрее. Старый сортир скучает без тебя. Берт". Открытка была вложена в конверт.
Кларенс забрал из прачечной белье, в том числе и рубашку, которая была на нем в вечер убийства Роважински. Кларенс положил ее в комод. Он думал о том, что должен сегодня позвонить родителям. Они хотели, чтобы он приехал к ним на День благодарения в следующий четверг. У него был больничный до 4 декабря, то есть на три недели после выписки.
Около трех часов дня зазвонил телефон. Мужской голос назвал себя: детектив такой-то из пятого отделения. Не мог бы Кларенс прийти завтра утром, в субботу, в пятое отделение к десяти утра? Кларенс сказал, что мог бы.
* * *
Кларенс пришел туда в 9.50, и его попросили подождать. Он предусмотрительно захватил «Таймс» и книгу и принялся читать. В начале двенадцатого Кларенса провели в комнату к детективам Морисси и Фенуччи. У Фенуччи явно были другие дела, и он не обращал на Кларенса никакого внимания. Он рылся в разбросанных на столе бумагах. Кларенсу предложили сесть на стул. На Морисси была грязная рубашка, и выглядел он так, будто не спал всю ночь: Кларенс был уверен, что не из-за него.
— Ждем кое-кого, — объяснил Морисси Кларенсу и помог Фенуччи отыскать нужную бумагу.
Кларенс вспомнил, что не позвонил матери и что теперь уже не позвонит. Он собирался сделать это вчера вечером, но не хотел говорить им, что снова идет на допрос в полицию, а ему пришлось бы сказать об этом, если бы мать потребовала, чтобы он немедленно приехал в Асторию на выходные и остался на День благодарения.
Около полудня в комнату вошел громила, которого Кларенс сначала не узнал, — хозяин дома, где жил Роважински, на Мортон-стрит. Он выглядел испуганным и задиристым одновременно. На мгновение его взгляд задержался на Кларенсе, и больше он не смотрел в его сторону.
— Что ж, — сказал Морисси, потирая руки, — мистер... — Он обратился к управляющему: — Филипп...
— Либович, — подсказал мужчина.
— Филипп Либович. А это Кларенс Духамель. Патрульный Духамель. Мистер Либович говорит, — обратился Морисси к Кларенсу, — что вы приходили в его дом на Мортон-стрит в среду, двадцать восьмого октября, чтобы увидеть Кеннета Роважински. Это правда?
— Правда, — подтвердил Кларенс, не уверенный в дате.
— Мистер Либович — хозяин этого дома, как вам, вероятно, известно. Мистер Либович говорит, что вы тогда избили Роважински. Это правда?
— Я рассказывал вам, — ответил Кларенс, — что слегка встряхнул его. Хотел напугать. Толкнул его, и он упал на пол. Я не избивал его.
— Это не соответствует тому, что рассказал нам мистер Либович, — возразил Морисси, устало ухмыльнувшись во весь рот. — Повторите свой рассказ, мистер Либович, может, он просто забыл.
— Что ж, все было очень похоже на драку. Я слышал шум. Я стоял в коридоре, у двери, и слышал тяжелый удар. Этот человек, Равински...
— Роважински, — поправил Морисси, который стоял между ними.
— Роважински, он был не в себе и сразу после этого хотел лезть в ванну, я помню.
— Как долго оставался там патрульный Духамель? — спросил Морисси.
— О, десять — пятнадцать минут.
Не больше пяти, подумал Кларенс. Он сощурился, рассматривая Либовича. Интересно, его заранее подучили? Допрос, разумеется, записывается — наверняка в столе есть приборчик.
Морисси начал подчеркнуто вежливым тоном:
— Патрульный Духамель, повторю еще раз то, что вам известно. Вы имели причины испытывать неприязнь к Роважински: он обвинил вас в вымогательстве пятиста долларов за побег; когда его снова схватили, предъявили обвинение и освободили условно, он начал приставать к вашей подружке Мэрилин Кумз и написал ей анонимное письмо, всячески очерняя вас. В ту ночь, когда Роважински получил удар по голове и упал замертво в вестибюле дома на Бэрроу-стрит, неподалеку от Гудзон-стрит, вы находились по соседству, на Бэрроу-стрит. Вы и до того приходили к Роважински, явно не имея на то никаких других причин, кроме личной обиды, и с такой силой ударили его, что он свалился на пол. Единственное доказательство того, что вы провели всю ночь в доме на Макдугал, — ваше собственное заявление плюс заявление вашей подружки, Мэрилин Кумз. Она вполне могла ожидать, что вы подтвердите ее слова, не так ли? Это естественно. Мы даем вам еще шанс, патрульный Духамель: расскажите, что вы действительно делали той ночью. Так что вы можете сказать?
— Ничего. Я не собираюсь менять показания, — ответил Кларенс.
Кто-то принес кофе, ужасный кофе в мягких бумажных стаканчиках.
Пришел белокурый парень, который работал в кафе рядом с домом Мэрилин. Он кивнул Кларенсу и улыбнулся. На нем были расклешенные черные брюки и меховая куртка. Его зовут Тедди, вспомнил Кларенс.
— Теодор Хакензак, — представился он Морисси.
Морисси установил его место жительства, место работы, тот факт, что он знал Мэрилин Кумз, по крайней мере внешне, а также Кларенса Духамеля, тоже только внешне.
— Вы сказали... — Морисси, очевидно, уже допрашивал Тедди, и Тедди сказал, что не видел или не помнил, чтобы видел, как Кларенс выходил из дома Мэрилин вечером 3 ноября, во вторник, около 10.30, или в полночь, или в любое другое время. Он не видел также, как тот пришел к Мэрилин Кумз. Тедди держался уверенно и твердо стоял на своем.
— Вспомните, не видели ли вы Роважински в тот вечер или когда бы то ни было?
— Да, я говорил вам, что он приходил в наше кафе и расспрашивал, не живет ли в соседнем доме коп.
— Да. Помнится, мы с вами выяснили, что это было приблизительно двадцать восьмого октября, — подтвердил Морисси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Хоть разговор с Гретой и был довольно-таки бессмысленным, все же он значительно облегчил страдания Кларенса. Он чувствовал, что силы его слабели: он, вероятно, не признался бы себе в этом, но бороться дальше было бы значительно труднее, если бы он не обсудил с Гретой ситуацию.
Благодаря Грете у него появился боевой настрой.
Чтобы не чувствовать одиночества, Кларенс включил радио и занялся делами: разобрал вещи, привел в порядок квартиру, вытер пыль и подмел пол, купил продукты, включил холодильник, который его мать, очевидно, выключила. Ларри Саммерфилд, его товарищ по общежитию, который жил в Манхэттене, оставил записку, спрашивая, куда он пропал. Его телефон не отвечал. И Нолан, единственный из всех, написал несколько дружеских строк на открытке с глупо-сентиментальной картинкой, изображавшей двух пятнистых котят в корзинке: "Поправляйся побыстрее. Старый сортир скучает без тебя. Берт". Открытка была вложена в конверт.
Кларенс забрал из прачечной белье, в том числе и рубашку, которая была на нем в вечер убийства Роважински. Кларенс положил ее в комод. Он думал о том, что должен сегодня позвонить родителям. Они хотели, чтобы он приехал к ним на День благодарения в следующий четверг. У него был больничный до 4 декабря, то есть на три недели после выписки.
Около трех часов дня зазвонил телефон. Мужской голос назвал себя: детектив такой-то из пятого отделения. Не мог бы Кларенс прийти завтра утром, в субботу, в пятое отделение к десяти утра? Кларенс сказал, что мог бы.
* * *
Кларенс пришел туда в 9.50, и его попросили подождать. Он предусмотрительно захватил «Таймс» и книгу и принялся читать. В начале двенадцатого Кларенса провели в комнату к детективам Морисси и Фенуччи. У Фенуччи явно были другие дела, и он не обращал на Кларенса никакого внимания. Он рылся в разбросанных на столе бумагах. Кларенсу предложили сесть на стул. На Морисси была грязная рубашка, и выглядел он так, будто не спал всю ночь: Кларенс был уверен, что не из-за него.
— Ждем кое-кого, — объяснил Морисси Кларенсу и помог Фенуччи отыскать нужную бумагу.
Кларенс вспомнил, что не позвонил матери и что теперь уже не позвонит. Он собирался сделать это вчера вечером, но не хотел говорить им, что снова идет на допрос в полицию, а ему пришлось бы сказать об этом, если бы мать потребовала, чтобы он немедленно приехал в Асторию на выходные и остался на День благодарения.
Около полудня в комнату вошел громила, которого Кларенс сначала не узнал, — хозяин дома, где жил Роважински, на Мортон-стрит. Он выглядел испуганным и задиристым одновременно. На мгновение его взгляд задержался на Кларенсе, и больше он не смотрел в его сторону.
— Что ж, — сказал Морисси, потирая руки, — мистер... — Он обратился к управляющему: — Филипп...
— Либович, — подсказал мужчина.
— Филипп Либович. А это Кларенс Духамель. Патрульный Духамель. Мистер Либович говорит, — обратился Морисси к Кларенсу, — что вы приходили в его дом на Мортон-стрит в среду, двадцать восьмого октября, чтобы увидеть Кеннета Роважински. Это правда?
— Правда, — подтвердил Кларенс, не уверенный в дате.
— Мистер Либович — хозяин этого дома, как вам, вероятно, известно. Мистер Либович говорит, что вы тогда избили Роважински. Это правда?
— Я рассказывал вам, — ответил Кларенс, — что слегка встряхнул его. Хотел напугать. Толкнул его, и он упал на пол. Я не избивал его.
— Это не соответствует тому, что рассказал нам мистер Либович, — возразил Морисси, устало ухмыльнувшись во весь рот. — Повторите свой рассказ, мистер Либович, может, он просто забыл.
— Что ж, все было очень похоже на драку. Я слышал шум. Я стоял в коридоре, у двери, и слышал тяжелый удар. Этот человек, Равински...
— Роважински, — поправил Морисси, который стоял между ними.
— Роважински, он был не в себе и сразу после этого хотел лезть в ванну, я помню.
— Как долго оставался там патрульный Духамель? — спросил Морисси.
— О, десять — пятнадцать минут.
Не больше пяти, подумал Кларенс. Он сощурился, рассматривая Либовича. Интересно, его заранее подучили? Допрос, разумеется, записывается — наверняка в столе есть приборчик.
Морисси начал подчеркнуто вежливым тоном:
— Патрульный Духамель, повторю еще раз то, что вам известно. Вы имели причины испытывать неприязнь к Роважински: он обвинил вас в вымогательстве пятиста долларов за побег; когда его снова схватили, предъявили обвинение и освободили условно, он начал приставать к вашей подружке Мэрилин Кумз и написал ей анонимное письмо, всячески очерняя вас. В ту ночь, когда Роважински получил удар по голове и упал замертво в вестибюле дома на Бэрроу-стрит, неподалеку от Гудзон-стрит, вы находились по соседству, на Бэрроу-стрит. Вы и до того приходили к Роважински, явно не имея на то никаких других причин, кроме личной обиды, и с такой силой ударили его, что он свалился на пол. Единственное доказательство того, что вы провели всю ночь в доме на Макдугал, — ваше собственное заявление плюс заявление вашей подружки, Мэрилин Кумз. Она вполне могла ожидать, что вы подтвердите ее слова, не так ли? Это естественно. Мы даем вам еще шанс, патрульный Духамель: расскажите, что вы действительно делали той ночью. Так что вы можете сказать?
— Ничего. Я не собираюсь менять показания, — ответил Кларенс.
Кто-то принес кофе, ужасный кофе в мягких бумажных стаканчиках.
Пришел белокурый парень, который работал в кафе рядом с домом Мэрилин. Он кивнул Кларенсу и улыбнулся. На нем были расклешенные черные брюки и меховая куртка. Его зовут Тедди, вспомнил Кларенс.
— Теодор Хакензак, — представился он Морисси.
Морисси установил его место жительства, место работы, тот факт, что он знал Мэрилин Кумз, по крайней мере внешне, а также Кларенса Духамеля, тоже только внешне.
— Вы сказали... — Морисси, очевидно, уже допрашивал Тедди, и Тедди сказал, что не видел или не помнил, чтобы видел, как Кларенс выходил из дома Мэрилин вечером 3 ноября, во вторник, около 10.30, или в полночь, или в любое другое время. Он не видел также, как тот пришел к Мэрилин Кумз. Тедди держался уверенно и твердо стоял на своем.
— Вспомните, не видели ли вы Роважински в тот вечер или когда бы то ни было?
— Да, я говорил вам, что он приходил в наше кафе и расспрашивал, не живет ли в соседнем доме коп.
— Да. Помнится, мы с вами выяснили, что это было приблизительно двадцать восьмого октября, — подтвердил Морисси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71