Наверно, можно найти какой-нибудь обходной путь.
— Конечно, я могу спрятать рукопись на несколько лет и представить ее на состязание, когда мне исполнится двадцать один год. Все равно шутки у меня такие старые, что могут и еще полежать.
— Перестань зубоскалить, Алексид! Ты говоришь так, будто тебе все равно.
— Но ведь так и следует поступать тому, кто пишет комедии, — смотреть на все весело.
К этому времени дождь уже перестал. Тучи разошлись, и вдруг все кругом озарилось бледным золотом осеннего солнца. Серая даль превратилась в сине-зеленое море. Над городскими кровлями встала лиловатая глыба Акрополя.
— Посмотри, — сказала Коринна и вполголоса произнесла:
Фиалковый венец наш город носит,
И море синее — кайма его одежд.
Она улыбнулась, и в глазах ее появилась глубокая уверенность.
— Ты увидишь свою комедию в театре, — сказала она.
Однако потом она призналась, что не имела ни малейшего понятия, как можно этого добиться.
Через два дня она придумала план действий. Ей так не терпелось рассказать о нем Алексиду, что она решила перехватить его, когда он отправится к Милону, — зайти к нему домой она не решалась, опасаясь гнева его отца.
Алексида она не встретила, но зато увидела Лукиана. Нетерпение взяло верх над осторожностью, и, подбежав к нему, она дернула его за хитон.
— Лукиан! — окликнула она его, еле переводя дух.
Он оглянулся, и в его блестящих темных глазах появилась досада.
— Что тебе от меня нужно? — Мне необходимо поговорить с Алексидом! Ты ему это передашь?
Лукиан смерил ее взглядом, и, хотя его красивое лицо оставалось непроницаемым, ей показалось, что она без труда читает его мысли: нежелательное знакомство… девушка, да к тому же бедная чужестранка… следует оградить своего лучшего друга…
Однако после некоторого колебания тот ответил:
— Хорошо, я ему передам.
— Спасибо тебе!
— Ну… мне пора. Я и так опаздываю. — И, нервно оглянувшись по сторонам, багрово покрасневший Лукиан поспешил дальше чуть ли не бегом. Коринна вернулась в харчевню, решив никуда не отлучаться, пока не придет Алексид.
— Нечего шляться без дела, — такими словами встретила ее мать. — И не торчи во дворе. Зачем это ты надела свой праздничный желтый хитон? Сразу его замажешь. Иди-ка переоденься и берись за работу, нечего даром есть хлеб.
— Ну хорошо, хорошо.
Коринна подчинилась с большой неохотой. Не потому, что не любила помогать матери стряпать — кухня зимой была очень уютным местом, — но разве приятно будет, если Алексид увидит ее в лохмотьях, красную от жара печки, с сажей на носу? Однако Горго не терпела, чтобы ей перечили. Казалось, утро никогда не кончится. Но вот тени во дворе стали совсем короткими. Приходили и уходили какие-то люди. Заслышав шаги, Коринна спешила обтереть лицо и осторожно выглядывала за дверь, но Алексида все не было.
Последнее разочарование постигло ее уже пред самым обедом. В кухню заглянул богато одетый раб. Он спросил Горго, а потом важно указал на своего хозяина, оставшегося в дворике. Горго опытным глазом сразу оценила дорогой плащ и щегольские сапожки и поспешила навстречу гостю, вытирая руки о передник.
— Ты хочешь меня видеть, господин?
— Да. Если тебя зовут Горго.
— Это мое имя, господин.
— Гм! Ну, я заглянул в твое не слишком-то благоуханное заведение потому, что хочу устроить пир и слышал, будто ты одна из самых искусных поварих в Афинах. Говорят, ты знаешь сиракузскую кухню и всякие тонкости. Горго просияла:
— Уж я постараюсь угодить господину! Я прожила в Сиракузах шесть лет, и, хоть не мне это говорить, я…
— Довольно, довольно! — Он остановил ее изящным жестом, сверкнув перстнями. — Постарайся, любезнейшая, ты об этом не пожалеешь. Ты можешь позаботиться и о развлечениях для моих гостей — ну, там, музыка, танцы… — Уж положись на меня, господин! Я подыщу для тебя самых лучших флейтисток и акробаток. Вот Хлоя — не только танцует, но и жонглирует просто на диво; а такой акробатки, как Праксилла, ты нигде не найдешь — просто не понимаю, как это у нее все получается, я бы так не смогла… Ну, правда, она потоньше будет… — Горго вся заколыхалась от смеха, и ее маленькие глазки превратились в узенькие щелочки.
— Ну, довольно. Я полагаюсь на твой выбор. Не присылай старых уродин, но и не завывай, что красота — это еще не все. Как-то у меня на пиру была флейтистка, очень красивая, но она не умела взять ни одной верной ноты… — Тут он заметил в дверях Коринну и указал на нее тростью. — Это одна из твоих девушек?
— Моя дочка, господин. Уж она-то умеет играть на флейте, как… — Тут Горго осеклась, заметив яростный взгляд Коринны. — Только очень уж она робка. Да и молода к тому же. Я ее еще не пускаю играть на пирах. — Горго обычно не стеснялась говорить неправду, но на этот раз она солгала с большой неохотой.
— Жаль, — заметил молодой человек. Затем он сообщил, в какой день он думает устроить пир и сколько гостей позовет.
— А как твое имя, господин?
Тут у входа показался Алексид. Увидев Коринну, он улыбнулся ей.
— Гиппий, — ответил молодой человек, который стоял спиной ко входу.
Ни он, ни Алексид еще не заметили друг друга.
Гиппий! Ну конечно же, самодовольный щеголь, которого Алексид передразнил в театре! Тот самый, которого так ловко высмеял Сократ, тот самый, который, как думает Алексид, поддерживает тайные сношения с изгнанным заговорщиком Магнетом!.. Коринна не стала терять времени. Она сделала знак Алексиду скорей спрятаться. Он сначала не понял, а потом, сообразив, в чем дело, мгновенно исчез за углом дома, словно кролик в норе.
Гиппий удалился важной походкой в сопровождении почтительного раба.
Горго набросилась на Коринну с упреками:
— Упустить такой выгодный случай! Другая-то мать не смотрела бы на твои капризы! Вот с такими богачами и надо ладить! А от твоего мальчишки что толку? Небось его отец в жизни не задавал этакого пира…
— Замолчи же, мать! — в ужасе умоляла Коринна: к ним, улыбаясь во весь рот, подходил Алексид.
Горго удивленно уставилась на него, а затем, не сказав больше ни слова, исчезла в кухне.
— Ловко я от него увернулся! — воскликнул Алексид. — Лукиан сказал, что ты меня искала.
— Да! — Коринна подбежала к нему, забыв, что ее нос, возможно, весь в саже. — Я кое-кого расспросила, — зашептала она взволнованно. — Ты знаешь, сколько лет было Аристофану, когда он написал свою первую комедию? Не больше, чем тебе! А предложил он ее под чужим именем… у него был друг актер, и вот он…
— Но у меня же нет друзей-актеров!
— А при чем здесь это? Лишь бы он был афинским гражданином.
Алексид задумался.
— Кого бы я мог попросить? Не всякий согласится выдать за свою комедию, которую сочинил мальчишка.
— А Ксенофонт? Он ведь хотел, чтобы кто-нибудь написал такую комедию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
— Конечно, я могу спрятать рукопись на несколько лет и представить ее на состязание, когда мне исполнится двадцать один год. Все равно шутки у меня такие старые, что могут и еще полежать.
— Перестань зубоскалить, Алексид! Ты говоришь так, будто тебе все равно.
— Но ведь так и следует поступать тому, кто пишет комедии, — смотреть на все весело.
К этому времени дождь уже перестал. Тучи разошлись, и вдруг все кругом озарилось бледным золотом осеннего солнца. Серая даль превратилась в сине-зеленое море. Над городскими кровлями встала лиловатая глыба Акрополя.
— Посмотри, — сказала Коринна и вполголоса произнесла:
Фиалковый венец наш город носит,
И море синее — кайма его одежд.
Она улыбнулась, и в глазах ее появилась глубокая уверенность.
— Ты увидишь свою комедию в театре, — сказала она.
Однако потом она призналась, что не имела ни малейшего понятия, как можно этого добиться.
Через два дня она придумала план действий. Ей так не терпелось рассказать о нем Алексиду, что она решила перехватить его, когда он отправится к Милону, — зайти к нему домой она не решалась, опасаясь гнева его отца.
Алексида она не встретила, но зато увидела Лукиана. Нетерпение взяло верх над осторожностью, и, подбежав к нему, она дернула его за хитон.
— Лукиан! — окликнула она его, еле переводя дух.
Он оглянулся, и в его блестящих темных глазах появилась досада.
— Что тебе от меня нужно? — Мне необходимо поговорить с Алексидом! Ты ему это передашь?
Лукиан смерил ее взглядом, и, хотя его красивое лицо оставалось непроницаемым, ей показалось, что она без труда читает его мысли: нежелательное знакомство… девушка, да к тому же бедная чужестранка… следует оградить своего лучшего друга…
Однако после некоторого колебания тот ответил:
— Хорошо, я ему передам.
— Спасибо тебе!
— Ну… мне пора. Я и так опаздываю. — И, нервно оглянувшись по сторонам, багрово покрасневший Лукиан поспешил дальше чуть ли не бегом. Коринна вернулась в харчевню, решив никуда не отлучаться, пока не придет Алексид.
— Нечего шляться без дела, — такими словами встретила ее мать. — И не торчи во дворе. Зачем это ты надела свой праздничный желтый хитон? Сразу его замажешь. Иди-ка переоденься и берись за работу, нечего даром есть хлеб.
— Ну хорошо, хорошо.
Коринна подчинилась с большой неохотой. Не потому, что не любила помогать матери стряпать — кухня зимой была очень уютным местом, — но разве приятно будет, если Алексид увидит ее в лохмотьях, красную от жара печки, с сажей на носу? Однако Горго не терпела, чтобы ей перечили. Казалось, утро никогда не кончится. Но вот тени во дворе стали совсем короткими. Приходили и уходили какие-то люди. Заслышав шаги, Коринна спешила обтереть лицо и осторожно выглядывала за дверь, но Алексида все не было.
Последнее разочарование постигло ее уже пред самым обедом. В кухню заглянул богато одетый раб. Он спросил Горго, а потом важно указал на своего хозяина, оставшегося в дворике. Горго опытным глазом сразу оценила дорогой плащ и щегольские сапожки и поспешила навстречу гостю, вытирая руки о передник.
— Ты хочешь меня видеть, господин?
— Да. Если тебя зовут Горго.
— Это мое имя, господин.
— Гм! Ну, я заглянул в твое не слишком-то благоуханное заведение потому, что хочу устроить пир и слышал, будто ты одна из самых искусных поварих в Афинах. Говорят, ты знаешь сиракузскую кухню и всякие тонкости. Горго просияла:
— Уж я постараюсь угодить господину! Я прожила в Сиракузах шесть лет, и, хоть не мне это говорить, я…
— Довольно, довольно! — Он остановил ее изящным жестом, сверкнув перстнями. — Постарайся, любезнейшая, ты об этом не пожалеешь. Ты можешь позаботиться и о развлечениях для моих гостей — ну, там, музыка, танцы… — Уж положись на меня, господин! Я подыщу для тебя самых лучших флейтисток и акробаток. Вот Хлоя — не только танцует, но и жонглирует просто на диво; а такой акробатки, как Праксилла, ты нигде не найдешь — просто не понимаю, как это у нее все получается, я бы так не смогла… Ну, правда, она потоньше будет… — Горго вся заколыхалась от смеха, и ее маленькие глазки превратились в узенькие щелочки.
— Ну, довольно. Я полагаюсь на твой выбор. Не присылай старых уродин, но и не завывай, что красота — это еще не все. Как-то у меня на пиру была флейтистка, очень красивая, но она не умела взять ни одной верной ноты… — Тут он заметил в дверях Коринну и указал на нее тростью. — Это одна из твоих девушек?
— Моя дочка, господин. Уж она-то умеет играть на флейте, как… — Тут Горго осеклась, заметив яростный взгляд Коринны. — Только очень уж она робка. Да и молода к тому же. Я ее еще не пускаю играть на пирах. — Горго обычно не стеснялась говорить неправду, но на этот раз она солгала с большой неохотой.
— Жаль, — заметил молодой человек. Затем он сообщил, в какой день он думает устроить пир и сколько гостей позовет.
— А как твое имя, господин?
Тут у входа показался Алексид. Увидев Коринну, он улыбнулся ей.
— Гиппий, — ответил молодой человек, который стоял спиной ко входу.
Ни он, ни Алексид еще не заметили друг друга.
Гиппий! Ну конечно же, самодовольный щеголь, которого Алексид передразнил в театре! Тот самый, которого так ловко высмеял Сократ, тот самый, который, как думает Алексид, поддерживает тайные сношения с изгнанным заговорщиком Магнетом!.. Коринна не стала терять времени. Она сделала знак Алексиду скорей спрятаться. Он сначала не понял, а потом, сообразив, в чем дело, мгновенно исчез за углом дома, словно кролик в норе.
Гиппий удалился важной походкой в сопровождении почтительного раба.
Горго набросилась на Коринну с упреками:
— Упустить такой выгодный случай! Другая-то мать не смотрела бы на твои капризы! Вот с такими богачами и надо ладить! А от твоего мальчишки что толку? Небось его отец в жизни не задавал этакого пира…
— Замолчи же, мать! — в ужасе умоляла Коринна: к ним, улыбаясь во весь рот, подходил Алексид.
Горго удивленно уставилась на него, а затем, не сказав больше ни слова, исчезла в кухне.
— Ловко я от него увернулся! — воскликнул Алексид. — Лукиан сказал, что ты меня искала.
— Да! — Коринна подбежала к нему, забыв, что ее нос, возможно, весь в саже. — Я кое-кого расспросила, — зашептала она взволнованно. — Ты знаешь, сколько лет было Аристофану, когда он написал свою первую комедию? Не больше, чем тебе! А предложил он ее под чужим именем… у него был друг актер, и вот он…
— Но у меня же нет друзей-актеров!
— А при чем здесь это? Лишь бы он был афинским гражданином.
Алексид задумался.
— Кого бы я мог попросить? Не всякий согласится выдать за свою комедию, которую сочинил мальчишка.
— А Ксенофонт? Он ведь хотел, чтобы кто-нибудь написал такую комедию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50