— Я ведь начал писать «Овода», чтобы помочь Сократу. А теперь я об этом почти и не вспоминаю. Я думаю только о том, чтобы комедия понравилась зрителям.
— Но что же тут плохого? Чем больше она им понравится, тем лучше будет для Сократа.
— Если бы так! — ответил он с жаром. — Мне страшно подумать, что с ним случится что-нибудь плохое. А этот заговор может навлечь на него еще худшую беду.
— Почему же?
— А потому, что он не хочет становиться ни на чью сторону. Он обличает то, что считает ошибками сторонников демократии, хотя и их противников тоже не щадит. Так что и те и другие, вместо того чтобы уважать его за беспристрастность, видят в нем досадную помеху. Если дело дойдет до вооруженной схватки… — Алексид умолк, не желая договаривать свою мысль. Он достаточно слышал о том, что в такие времена даже греки забывают о благородстве и великодушии.
Через два дня Коринна собиралась на пир к Гиппию, в большой дом, который он унаследовал от своего отца, Эвпатрида, расположенный недалеко от холма Ареопага. Она горячо пререкалась с матерью.
— Я этого не надену! — решительно заявила она, когда Горго принесла ей новый хитон.
— Что ты еще выдумываешь! — удивилась Горго, пропуская прозрачную серебристую ткань между мозолистыми пальцами. — Да это же настоящая косская работа! Легче паутинки.
— Вот именно, — ответила Коринна, упрямо выставив подбородок. — А я не муха.
— Ну, если тебе хочется выглядеть замарашкой, дело твое. А в твои-то годы я бы глаз дала себе выколоть за такой вот наряд. Все танцовщицы оденутся так, но тебе, конечно, надо быть ни на кого не похожей!
Новая ссора вспыхнула из-за румян и белил. Коринна охотно позволила завить свои темные волосы и уложить их в затейливую прическу; не стала она спорить и когда Горго обрызгала ее благовониями из маленького алебастрового сосуда, хотя и улыбнулась, вспомнив про тайно запасенный чеснок. Но, когда Горго потребовала, чтобы она натерла лицо свинцовыми белилами, наложила румяна на щеки и подвела сажей брови, как делали все другие танцовщицы и флейтистки, она отказалась наотрез.
— Может, мне еще покрасить волосы или нацепить парик? — насмешливо спросила она.
— А зачем, деточка? Волосы у тебя и без каски хороши. А вот глаза не мешало бы подвести да щеки нарумянить…
— По-моему, ты воображаешь, что я военный корабль, который надо раскрасить на страх врагам!
— Я ведь только хочу, чтобы ты выглядела покрасивей, — обиженно ответила Горго. — Рядом с остальными ты покажешься просто бледным заморышем — при светильниках-то. Да на тебя никто и внимания на обратит! «Вот и хорошо!» — подумала про себя Коринна, а вслух сказала, стараясь утешить мать:
— Нельзя мне краситься. Сама сообрази: когда я долго играю на флейте, мне всегда становится жарко, да еще среди такой толпы! Значит, я вспотею, и вся твоя краска потечет — хороша я тогда буду, нечего сказать!
В конце концов Горго отказалась от мысли сделать естественный румянец дочери еще более ярким, и Коринна отправилась в дом Гиппия в своем шафраново-желтом хитоне, совсем затерявшись в толпе накрашенных и разряженных танцовщиц.
Глава 15
В ДОМЕ ГИППИЯ
Пир удался на славу, как бывало всегда, когда хлопоты брала на себя Горго. Невысокие столы с остатками цыплят, фазанов, перепелов, устриц, угрей и других лакомых кушаний, изготовленных и украшенных ею по всем правилам сиракузской кухни, были вынесены из зала. Рабы быстро подмели пол и подали гостям воду для омовения рук, а затем вновь поставили между ложами столы, на этот раз ломившиеся под тяжестью блюд с фруктами, соленым миндалем, всяческими сладостями и сырами. Внесены были и амфоры с вином — красным, белым и желтым, — и с чистой водой, с которой его смешивали в больших кратерах.
Гиппий стоял среди своих гостей, высоко подняв чашу с вином, готовый выплеснуть из нее несколько капель в честь богов, как того требовал обряд. Коринна, заглядывая в дверь, подумала, что он как будто очень доволен и пиром и самим собой. Его пышные локоны были, наверно, как и ее собственные, еще совсем недавно накручены на горячий прут. Когда он изящными жестами указывал рабам, что делать, на его пальцах вспыхивали драгоценные перстни.
— Эй, музыку! — крикнул он, и она послушно поднесла к губам свою флейту.
Гости хором затянули старинную песню, знаменовавшую, по обычаю, начало второй половины пира. Едва они умолкли, как Гиппий произнес: «Да будет нам ниспослана удача!» — и совершил жертвенное возлияние, а затем, перебивая шум разговоров, воскликнул:
— А теперь, любезные друзья, кого вы избираете председателем пира?
— Гиппия! — раздался хор голосов.
Покраснев от удовольствия, польщенный хозяин дома ответил:
— Я готов, если таково ваше желание! Решаю же я так: сегодня мы пьем три к двум — три части воды на две части вина — и начинаем с красного хиосского. Вы согласны? Так наливайте же чаши, и пусть зазвучит музыка!
— Это он нам, пчелка, — раздался над ухом Коринны хрипловатый шепот.
— Идемте, девушки.
Играя веселую мелодию, Коринна стояла у дверей, пока мимо нее одна за другой проплывали танцовщицы в серебристых одеяниях. Затем, подавив невольный трепет, вошла и она.
После прохладного дворика пиршественный зал показался ей очень жарким. Кое-кто из гостей спустил с плеч хитоны, их обнаженные по пояс тела блестели от пота, лица побагровели, а венки на головах уже поблекли и увяли.
"И вот это-то, — подумала Коринна, отходя в самый угол и стараясь стать как можно незаметнее, — и вот это-то «лучшие» люди Афин! У нее было достаточно времени, чтобы хорошенько все рассмотреть. Играть ей приходилось с перерывами; когда чаши вновь наполнялись вином, музыка и танцы прекращались. Постепенно эти перерывы стали все больше затягиваться. Некоторые гости предпочитали болтать с танцовщицами, а не смотреть на них. Председателю пира Гиппию уже не удавалось добиться общей тишины, и гости постепенно разбились на несколько оживленно беседующих групп. Коринна решила, что от тех гостей, которые шутят с танцовщицами, она не услышит ничего интересного, — наблюдать следует за теми, чьи лица серьезны и чьи чаши уже давно не осушаются.
Она заметила, что Гиппий переходит от группы к группе, перебрасываясь несколькими словами с каждой из них. Собственно говоря, так и должен был вести себя хозяин, однако Коринне показалось странным, что он не подходит к тем гостям, которые собирались вокруг танцовщиц. Кроме того, судя по выражению его лица и по тому глубокому вниманию, с каким его слушали, он не просто старался занять своих друзей приятной беседой.
Коринна уже не сомневалась, что именно сейчас Гиппий прямо у нее на глазах выполняет задуманное — отдает последние распоряжения своим сообщникам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
— Но что же тут плохого? Чем больше она им понравится, тем лучше будет для Сократа.
— Если бы так! — ответил он с жаром. — Мне страшно подумать, что с ним случится что-нибудь плохое. А этот заговор может навлечь на него еще худшую беду.
— Почему же?
— А потому, что он не хочет становиться ни на чью сторону. Он обличает то, что считает ошибками сторонников демократии, хотя и их противников тоже не щадит. Так что и те и другие, вместо того чтобы уважать его за беспристрастность, видят в нем досадную помеху. Если дело дойдет до вооруженной схватки… — Алексид умолк, не желая договаривать свою мысль. Он достаточно слышал о том, что в такие времена даже греки забывают о благородстве и великодушии.
Через два дня Коринна собиралась на пир к Гиппию, в большой дом, который он унаследовал от своего отца, Эвпатрида, расположенный недалеко от холма Ареопага. Она горячо пререкалась с матерью.
— Я этого не надену! — решительно заявила она, когда Горго принесла ей новый хитон.
— Что ты еще выдумываешь! — удивилась Горго, пропуская прозрачную серебристую ткань между мозолистыми пальцами. — Да это же настоящая косская работа! Легче паутинки.
— Вот именно, — ответила Коринна, упрямо выставив подбородок. — А я не муха.
— Ну, если тебе хочется выглядеть замарашкой, дело твое. А в твои-то годы я бы глаз дала себе выколоть за такой вот наряд. Все танцовщицы оденутся так, но тебе, конечно, надо быть ни на кого не похожей!
Новая ссора вспыхнула из-за румян и белил. Коринна охотно позволила завить свои темные волосы и уложить их в затейливую прическу; не стала она спорить и когда Горго обрызгала ее благовониями из маленького алебастрового сосуда, хотя и улыбнулась, вспомнив про тайно запасенный чеснок. Но, когда Горго потребовала, чтобы она натерла лицо свинцовыми белилами, наложила румяна на щеки и подвела сажей брови, как делали все другие танцовщицы и флейтистки, она отказалась наотрез.
— Может, мне еще покрасить волосы или нацепить парик? — насмешливо спросила она.
— А зачем, деточка? Волосы у тебя и без каски хороши. А вот глаза не мешало бы подвести да щеки нарумянить…
— По-моему, ты воображаешь, что я военный корабль, который надо раскрасить на страх врагам!
— Я ведь только хочу, чтобы ты выглядела покрасивей, — обиженно ответила Горго. — Рядом с остальными ты покажешься просто бледным заморышем — при светильниках-то. Да на тебя никто и внимания на обратит! «Вот и хорошо!» — подумала про себя Коринна, а вслух сказала, стараясь утешить мать:
— Нельзя мне краситься. Сама сообрази: когда я долго играю на флейте, мне всегда становится жарко, да еще среди такой толпы! Значит, я вспотею, и вся твоя краска потечет — хороша я тогда буду, нечего сказать!
В конце концов Горго отказалась от мысли сделать естественный румянец дочери еще более ярким, и Коринна отправилась в дом Гиппия в своем шафраново-желтом хитоне, совсем затерявшись в толпе накрашенных и разряженных танцовщиц.
Глава 15
В ДОМЕ ГИППИЯ
Пир удался на славу, как бывало всегда, когда хлопоты брала на себя Горго. Невысокие столы с остатками цыплят, фазанов, перепелов, устриц, угрей и других лакомых кушаний, изготовленных и украшенных ею по всем правилам сиракузской кухни, были вынесены из зала. Рабы быстро подмели пол и подали гостям воду для омовения рук, а затем вновь поставили между ложами столы, на этот раз ломившиеся под тяжестью блюд с фруктами, соленым миндалем, всяческими сладостями и сырами. Внесены были и амфоры с вином — красным, белым и желтым, — и с чистой водой, с которой его смешивали в больших кратерах.
Гиппий стоял среди своих гостей, высоко подняв чашу с вином, готовый выплеснуть из нее несколько капель в честь богов, как того требовал обряд. Коринна, заглядывая в дверь, подумала, что он как будто очень доволен и пиром и самим собой. Его пышные локоны были, наверно, как и ее собственные, еще совсем недавно накручены на горячий прут. Когда он изящными жестами указывал рабам, что делать, на его пальцах вспыхивали драгоценные перстни.
— Эй, музыку! — крикнул он, и она послушно поднесла к губам свою флейту.
Гости хором затянули старинную песню, знаменовавшую, по обычаю, начало второй половины пира. Едва они умолкли, как Гиппий произнес: «Да будет нам ниспослана удача!» — и совершил жертвенное возлияние, а затем, перебивая шум разговоров, воскликнул:
— А теперь, любезные друзья, кого вы избираете председателем пира?
— Гиппия! — раздался хор голосов.
Покраснев от удовольствия, польщенный хозяин дома ответил:
— Я готов, если таково ваше желание! Решаю же я так: сегодня мы пьем три к двум — три части воды на две части вина — и начинаем с красного хиосского. Вы согласны? Так наливайте же чаши, и пусть зазвучит музыка!
— Это он нам, пчелка, — раздался над ухом Коринны хрипловатый шепот.
— Идемте, девушки.
Играя веселую мелодию, Коринна стояла у дверей, пока мимо нее одна за другой проплывали танцовщицы в серебристых одеяниях. Затем, подавив невольный трепет, вошла и она.
После прохладного дворика пиршественный зал показался ей очень жарким. Кое-кто из гостей спустил с плеч хитоны, их обнаженные по пояс тела блестели от пота, лица побагровели, а венки на головах уже поблекли и увяли.
"И вот это-то, — подумала Коринна, отходя в самый угол и стараясь стать как можно незаметнее, — и вот это-то «лучшие» люди Афин! У нее было достаточно времени, чтобы хорошенько все рассмотреть. Играть ей приходилось с перерывами; когда чаши вновь наполнялись вином, музыка и танцы прекращались. Постепенно эти перерывы стали все больше затягиваться. Некоторые гости предпочитали болтать с танцовщицами, а не смотреть на них. Председателю пира Гиппию уже не удавалось добиться общей тишины, и гости постепенно разбились на несколько оживленно беседующих групп. Коринна решила, что от тех гостей, которые шутят с танцовщицами, она не услышит ничего интересного, — наблюдать следует за теми, чьи лица серьезны и чьи чаши уже давно не осушаются.
Она заметила, что Гиппий переходит от группы к группе, перебрасываясь несколькими словами с каждой из них. Собственно говоря, так и должен был вести себя хозяин, однако Коринне показалось странным, что он не подходит к тем гостям, которые собирались вокруг танцовщиц. Кроме того, судя по выражению его лица и по тому глубокому вниманию, с каким его слушали, он не просто старался занять своих друзей приятной беседой.
Коринна уже не сомневалась, что именно сейчас Гиппий прямо у нее на глазах выполняет задуманное — отдает последние распоряжения своим сообщникам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50