Однако в некоторых отношениях он был настоящим немцем — спокойным, дисциплинированным и точным. Фердинанд рассказывал вам, что Кауниц мазал лицо яичными желтками, чтобы придать коже свежесть, а для сохранения зубов всякий раз после еды чистил их губкой и щеточкой прямо за столом. Он неизменно пудрил парик со всех сторон, поэтому приказывал слугам выстраиваться в два ряда, между которыми он проходил, и дуть на нею изо всех сил. Он покрывался облаком пудры, но это гарантировало, что его парик также хорошо напудрен.
Мы обычно смеялись над ним. Я не представляла себе, что, пока мы насмехались над его странными привычками, он определял мое будущее, и, если бы не он, я не была бы там, где нахожусь в настоящий момент.
Каролина узнала, что либо она, либо я можем стать женой короля Франции. Это нас очень рассмешило, поскольку королю было около шестидесяти лет, и мы полагали, что смешно заводить мужа старше нашей мамы. Но когда дофин Франции, сын короля, который мог бы жениться на одной из нас, умер, дофином стал его сын; эта новость вызвала волнение, поскольку этому мальчику было на год больше, чем мне.
Иногда мы с Каролиной болтали о «французском замужестве», а потом забывали об этом разговоре на несколько недель; однако постепенно мы все дальше и дальше уходили от детства. Фердинанд пытался серьезно беседовать с нами по этому поводу — как бы хорошо было для Австрии, если бы существовал альянс между Габсбургами и Бурбонами.
Вдова недавно умершего дофина, имевшая огромное влияние на короля, была против этого и хотела, чтобы принцесса из ее королевского дома вышла замуж за ее сына. Однако она внезапно умерла от туберкулеза легких, которым, видимо, заразилась, когда ухаживала за своим мужем, и матушка была этому очень рада.
Несчастная жена брата Иосифа умерла от оспы, а моя сестра Мария Джозефа заразилась от нее и тоже умерла. Она была старше меня на четыре года и готовилась к отъезду в Неаполь, чтобы выйти замуж за неаполитанского короля. Наша мама решила, что союз с Неаполем необходим, поэтому невестой вместо нее должна была стать Каролина.
Для меня это вылилось в самую большую трагедию. Я любила своего батюшку и страдала, когда он умер, но Каролина была моей постоянной подругой и я не могла себе представить жизни без нее; Каролина, которая все переживала глубже меня, была просто убита горем.
Мне было двенадцать лет, Каролине — пятнадцать, и поскольку Каролина была выбрана для Неаполя, матушка решила, что меня нужно готовить для поездки во Францию. Она объявила, что с этого момента меня будут называть не Антония — я буду Антуанеттой, или Марией Антуанеттой. Это само по себе накладывало на меня иную роль. Теперь меня приводили в приемную матушки, где я должна был отвечать на вопросы важных людей. Я должна была давать правильные ответы, и меня заранее пичкали всякими сведениями, но я их быстро забывала.
Спокойная жизнь кончилась. За мной наблюдали, обо мне говорили, и мне казалось, что матушка и ее министры пытались представить меня совсем другим человеком, — человеком, которым они хотели меня видеть или какой я должна была бы стать, по мнению французов. Я постоянно слышала разговоры о моем великодушии, обаянии и одаренности, которые изумляли меня.
В мою молодость при нашем дворе появился композитор Моцарт; тогда он был совсем ребенком, но очень одаренным, и матушка поддерживала его. Когда он вошел в огромную гостиную, чтобы сыграть перед собравшимися, его охватило такое благоговение, что он споткнулся и упал, и все рассмеялись. Я выбежала вперед, чтобы узнать, не ушибся ли он, и посоветовала ему не обращать на придворных внимания. После мы стали друзьями, и он играл специально для меня. Однажды он сказал, что хотел бы жениться на мне, и поскольку я сочла, что это было бы очень мило, то согласилась на его предложение. Это вспоминали и считали одной из «очаровательных» историй.
Однажды матушка сказала, что вероятно со мной будет говорить французский посол, когда я появлюсь в приемной, и если он спросит, какой страной я хотела бы править, я должна ответить, что французами, а если он спросит, почему, то я должна сказать:
— Потому, что у них был Генрих Четвертый Добрый и Людовик Четырнадцатый Великий.
Я заучила этот ответ наизусть и боялась напутать, поскольку не знала, кто были эти люди. Однако мне удалось правильно ответить, и это стало еще одной историей, которую рассказывали обо мне. Предполагалось, что я буду учить французскую историю, я должна была практиковаться в разговорном французском языке. Все менялось.
Что касается Каролины, то она все время плакала и уже не была такой хорошей собеседницей, как прежде. Она очень боялась замужества и предполагала, что возненавидит короля Неаполя.
Матушка пришла в классную комнату и поговорила с ней очень строго.
— Ты уже не ребенок, — сказала она, — а я слышала, что ты очень раздражительна.
Я пыталась объяснить, что Каролина раздражительна потому, что напугана, но матушка не хотела понять этого.
Она взглянула на меня и продолжала:
— Я намерена разлучить тебя с Антуанеттой. Вы тратите время на глупые разговоры, хватит пустой болтовни, она должна немедленно прекратиться. Я предупреждаю вас, что вы будете находиться под наблюдением, а ты, Каролина, как старшая, будешь нести ответственность.
После этого она отпустила меня, оставшись наедине с сестрой, чтобы прочитать той нотацию, как ей следует вести себя.
Я ушла с тяжелым сердцем. Мне так будет недоставать Каролины! Странно, но в тот момент я не подумала о собственной судьбе. Франция была слишком далеко, чтобы воспринимать ее как реальность, и я предпочла следовать своей природной склонности — забывать то, что неприятно помнить.
Каролина наконец уехала — бледная, молчаливая, ни капельки не похожая на мою маленькую жизнерадостную сестричку. Сопровождал ее Иосиф, и я думаю, что он сочувствовал ей, — несмотря на его высокомерие и напыщенность, в Иосифе было что-то доброе.
Несчастье поджидало и мою другую сестру, но я не восприняла его так остро, поскольку Мария Амалия была на девять лет старше меня. Мы с Каролиной давно знали, что она любит молодого человека при дворе — принца Цвайбрюккена и надеется выйти за него замуж. Это было легкомысленно с ее стороны, поскольку она должна была знать, что ради блага Австрии мы должны выходить замуж за глав государств. Но у Марии Амалии была такая же склонность, как у меня, — верить в то, чего хочется, поэтому она к верила, что ей разрешат выйти замуж за принца Цвайбрюккена.
Опасения Каролины подтвердились. Она оказалась очень несчастна в Неаполе. В письме домой она сообщала, что муж безобразный, но поскольку она не забыла напутствия матушки, то бодрится, и добавляла, что постепенно привыкает к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Мы обычно смеялись над ним. Я не представляла себе, что, пока мы насмехались над его странными привычками, он определял мое будущее, и, если бы не он, я не была бы там, где нахожусь в настоящий момент.
Каролина узнала, что либо она, либо я можем стать женой короля Франции. Это нас очень рассмешило, поскольку королю было около шестидесяти лет, и мы полагали, что смешно заводить мужа старше нашей мамы. Но когда дофин Франции, сын короля, который мог бы жениться на одной из нас, умер, дофином стал его сын; эта новость вызвала волнение, поскольку этому мальчику было на год больше, чем мне.
Иногда мы с Каролиной болтали о «французском замужестве», а потом забывали об этом разговоре на несколько недель; однако постепенно мы все дальше и дальше уходили от детства. Фердинанд пытался серьезно беседовать с нами по этому поводу — как бы хорошо было для Австрии, если бы существовал альянс между Габсбургами и Бурбонами.
Вдова недавно умершего дофина, имевшая огромное влияние на короля, была против этого и хотела, чтобы принцесса из ее королевского дома вышла замуж за ее сына. Однако она внезапно умерла от туберкулеза легких, которым, видимо, заразилась, когда ухаживала за своим мужем, и матушка была этому очень рада.
Несчастная жена брата Иосифа умерла от оспы, а моя сестра Мария Джозефа заразилась от нее и тоже умерла. Она была старше меня на четыре года и готовилась к отъезду в Неаполь, чтобы выйти замуж за неаполитанского короля. Наша мама решила, что союз с Неаполем необходим, поэтому невестой вместо нее должна была стать Каролина.
Для меня это вылилось в самую большую трагедию. Я любила своего батюшку и страдала, когда он умер, но Каролина была моей постоянной подругой и я не могла себе представить жизни без нее; Каролина, которая все переживала глубже меня, была просто убита горем.
Мне было двенадцать лет, Каролине — пятнадцать, и поскольку Каролина была выбрана для Неаполя, матушка решила, что меня нужно готовить для поездки во Францию. Она объявила, что с этого момента меня будут называть не Антония — я буду Антуанеттой, или Марией Антуанеттой. Это само по себе накладывало на меня иную роль. Теперь меня приводили в приемную матушки, где я должна был отвечать на вопросы важных людей. Я должна была давать правильные ответы, и меня заранее пичкали всякими сведениями, но я их быстро забывала.
Спокойная жизнь кончилась. За мной наблюдали, обо мне говорили, и мне казалось, что матушка и ее министры пытались представить меня совсем другим человеком, — человеком, которым они хотели меня видеть или какой я должна была бы стать, по мнению французов. Я постоянно слышала разговоры о моем великодушии, обаянии и одаренности, которые изумляли меня.
В мою молодость при нашем дворе появился композитор Моцарт; тогда он был совсем ребенком, но очень одаренным, и матушка поддерживала его. Когда он вошел в огромную гостиную, чтобы сыграть перед собравшимися, его охватило такое благоговение, что он споткнулся и упал, и все рассмеялись. Я выбежала вперед, чтобы узнать, не ушибся ли он, и посоветовала ему не обращать на придворных внимания. После мы стали друзьями, и он играл специально для меня. Однажды он сказал, что хотел бы жениться на мне, и поскольку я сочла, что это было бы очень мило, то согласилась на его предложение. Это вспоминали и считали одной из «очаровательных» историй.
Однажды матушка сказала, что вероятно со мной будет говорить французский посол, когда я появлюсь в приемной, и если он спросит, какой страной я хотела бы править, я должна ответить, что французами, а если он спросит, почему, то я должна сказать:
— Потому, что у них был Генрих Четвертый Добрый и Людовик Четырнадцатый Великий.
Я заучила этот ответ наизусть и боялась напутать, поскольку не знала, кто были эти люди. Однако мне удалось правильно ответить, и это стало еще одной историей, которую рассказывали обо мне. Предполагалось, что я буду учить французскую историю, я должна была практиковаться в разговорном французском языке. Все менялось.
Что касается Каролины, то она все время плакала и уже не была такой хорошей собеседницей, как прежде. Она очень боялась замужества и предполагала, что возненавидит короля Неаполя.
Матушка пришла в классную комнату и поговорила с ней очень строго.
— Ты уже не ребенок, — сказала она, — а я слышала, что ты очень раздражительна.
Я пыталась объяснить, что Каролина раздражительна потому, что напугана, но матушка не хотела понять этого.
Она взглянула на меня и продолжала:
— Я намерена разлучить тебя с Антуанеттой. Вы тратите время на глупые разговоры, хватит пустой болтовни, она должна немедленно прекратиться. Я предупреждаю вас, что вы будете находиться под наблюдением, а ты, Каролина, как старшая, будешь нести ответственность.
После этого она отпустила меня, оставшись наедине с сестрой, чтобы прочитать той нотацию, как ей следует вести себя.
Я ушла с тяжелым сердцем. Мне так будет недоставать Каролины! Странно, но в тот момент я не подумала о собственной судьбе. Франция была слишком далеко, чтобы воспринимать ее как реальность, и я предпочла следовать своей природной склонности — забывать то, что неприятно помнить.
Каролина наконец уехала — бледная, молчаливая, ни капельки не похожая на мою маленькую жизнерадостную сестричку. Сопровождал ее Иосиф, и я думаю, что он сочувствовал ей, — несмотря на его высокомерие и напыщенность, в Иосифе было что-то доброе.
Несчастье поджидало и мою другую сестру, но я не восприняла его так остро, поскольку Мария Амалия была на девять лет старше меня. Мы с Каролиной давно знали, что она любит молодого человека при дворе — принца Цвайбрюккена и надеется выйти за него замуж. Это было легкомысленно с ее стороны, поскольку она должна была знать, что ради блага Австрии мы должны выходить замуж за глав государств. Но у Марии Амалии была такая же склонность, как у меня, — верить в то, чего хочется, поэтому она к верила, что ей разрешат выйти замуж за принца Цвайбрюккена.
Опасения Каролины подтвердились. Она оказалась очень несчастна в Неаполе. В письме домой она сообщала, что муж безобразный, но поскольку она не забыла напутствия матушки, то бодрится, и добавляла, что постепенно привыкает к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73