Я решил сразу после занятия пойти к доктору Камерону и выяснить, имеет ли он представление о том, как его помощник обращается с постояльцами “Мидуэя”.
Но когда занятие закончилось и все собрались уходить, доктор Фредерике сказал:
— Мистер Тобин, вы не задержитесь на минуту? Это не займет много времени.
Что не займет много времени? Я задержался, и мы остались вдвоем.
Доктор Фредерике снял очки, откинулся на спинку стула и сунул в рот дужку очков — этот жест всегда казался мне претенциозным и глупым.
— Почему бы вам не присесть, — предложил он.
— Если это не займет много времени...
— Совсем немного, если наши головы работают одинаково. Присядьте.
Я сел. Почему он так раздражал меня? Чего мне действительно хотелось — так это дать ему по физиономии.
С минуту он рассматривал меня, а потом заявил:
— Не знаю, что с вами такое, Тобин. Конечно, я прочел ваши документы, но что-то не складывается. Вы что-то скрываете или же чего-то боитесь. Чего? Вы боитесь, что мы решим, что вас пока не следовало отпускать из клиники, засунем вас в смирительную рубашку и отправим обратно в “Риво-Хилл”? В этом все дело?
— Просто все здесь для меня непривычно, и больше ничего. Фредерике отвратительный тип, но отнюдь не дурак. Он что-то почуял своим длинным носом.
— Вы ведете себя не как человек, подавленный новой обстановкой, — Фредерике покачал головой, — вы больше похожи на посетителя зоопарка. Вы чувствуете превосходство над другими постояльцами “Мидуэя”, верно?
Естественно, мне надо было это отрицать, так я и поступил, но конечно же я ощущал это превосходство. Ведь я никогда не страдал помутнением рассудка, меня не приходилось отправлять в сумасшедший дом, хотя, Бог тому свидетель, состояние мое временами бывало довольно тяжелым. Но мои проблемы меня не сразили, нет. Я приспособился и нашел способ выжить. Поэтому я действительно ощущал превосходство над другими постояльцами, но я не мог рассказать об этом Фредериксу и не мог ему объяснить, почему я так чувствую, не выдав себя с потрохами.
На самом деле просветить доктора Фредерикса на мой счет следовало бы уже давно, и, если бы он не был таким омерзительным типом, я бы рассказал ему правду. В общем-то это объясняло то, почему доктор Камерон не ввел его в курс дела. Этот вопрос долго не давал мне покоя, но теперь я понимал, почему он решил самостоятельно искать выход из создавшегося положения и не делиться своими мыслями с помощником: чтобы не подвергаться насмешкам и оскорблениям с его стороны, а вовсе не из соображений безопасности.
Но тогда зачем позволять Фредериксу крутиться под ногами? Впрочем, подумал я, найти человека на должность помощника в “Мидуэе”, должно быть, нелегко. Сам доктор Камерон занимал свое место с удовольствием — ведь “Мидуэй” был творением его рук, — а вот помощник находился здесь временно, это для него была лишь ступенька карьеры. Хорошие специалисты охотнее пойдут в больницы и санатории, где нужно заниматься настоящей работой, а не в реабилитационное заведение для бывших пациентов. Выбор у доктора Камерона был, вероятно, невелик, вот почему здесь и появился доктор Фредерике.
А он тем временем отмахнулся от моих возражений насчет чувства превосходства:
— Я наблюдал за вами во время занятия, Тобин. Вы считали себя просто наблюдателем, а совсем не участником. Вы смотрели на остальных, будто они разыгрывают перед вами представление для вашего удовольствия.
— Вовсе нет, — запротестовал я и чуть было не добавил: “Совсем не для удовольствия, а для прояснения ситуации”.
— Не лгите мне, Тобин.
— А вы не разговаривайте со мной в таком тоне, я не один из ваших...
Он склонил голову набок:
— Что-что?
— Я здесь новичок, — сказал я, чувствуя себя смущенным, одураченным и напуганным, — и буду принимать участие, когда привыкну.
— Вы не один из моих кого, Тобин? Я пожал плечами и отвернулся:
— Мне просто не нравится, как вы разговариваете.
— Я для вас слишком сообразителен?
Именно так, черт его побери. Я снова пожал плечами, глядя в сторону.
— Вы предпочли бы, чтобы я более небрежно относился к своим обязанностям?
Если бы я действительно был тем, о ком говорилось в моем досье, его слова были бы ударом ниже пояса, поскольку там содержались сведения о том, что мой коллега погиб из-за моей небрежности. Я посмотрел на него, взбешенный, пытаясь придумать правдоподобный ответ того Тобина, которым он меня считал, но смог сказать лишь:
— Фредерике, вы ублюдок.
Он подался вперед, вперив в меня тяжелый взгляд и постукивая о стол очками, зажатыми в левой руке. Еще одна неприятная привычка.
— Вы снова были наблюдателем. Что с вами, Тобин?
— Со мной ничего.
Он решил стрелять наугад:
— Вы стали причиной смерти вашего коллеги?
— Да.
— Каким образом?
Непонятно почему, я выпалил правду:
— Я был в постели с женщиной.
Он нахмурился, пристально вглядываясь в мое лицо. В документах, которые он читал, ничего подобного не было.
— В постели с женщиной? Ну и что?
— Я должен был страховать его. Он был моим напарником, и мне следовало быть рядом с ним, а я был с женщиной. Я женат, и мне приходилось встречаться с ней в рабочее время: я сбегал с работы, чтобы увидеть ее, а Джок меня покрывал. Мой напарник.
Внимательно глядя на меня, он спросил:
— И что произошло?
— Джок отправился на задержание. Предполагалось, что это будет простым делом, но вышло не так. Джока убили, и тогда они обнаружили, что меня с ним не было.
— Кто обнаружил?
— Полиция. — Я наконец услышал, что говорю, и отвел глаза. — У меня болит голова, — соврал я. — Сам не знаю, что несу. Но я знал.
— Тобин!
Я посмотрел на него с большой неохотой.
— Тобин, — сказал он, подавшись вперед и заглядывая мне в глаза, — Тобин, кто вы такой, черт возьми?!
Я встретился с ним взглядом, пытаясь найти ответ, но ответа не было. В комнате царила тишина, и я знал, что рядом нет никого, кто мог бы ее нарушить. Это должен был сделать я.
Покачав головой, я произнес:
— Думаю, нам лучше поговорить с доктором Камероном.
Глава 7
Говорил доктор Камерон, а Фредерике сидел и слушал. Когда мы вошли, я рассказал доктору Камерону достаточно, чтобы он понял, что пора открыть карты перед доктором Фредериксом, а потом сел и предоставил ему взять бразды правления в свои руки.
Фредерике походил на губку, в которой спрятано лезвие, если такое сравнение вообще уместно. Он буквально впитывал в себя каждое слово.
Когда Камерон закончил, Фредерике спросил с едва сдерживаемой яростью:
— Почему мне об этом не сказали раньше?
— Я полагал, что следует по возможности сузить круг посвященных, — объяснил ему доктор Камерон. Интересно, до какой степени сам Камерон испытывал антипатию к Фредериксу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Но когда занятие закончилось и все собрались уходить, доктор Фредерике сказал:
— Мистер Тобин, вы не задержитесь на минуту? Это не займет много времени.
Что не займет много времени? Я задержался, и мы остались вдвоем.
Доктор Фредерике снял очки, откинулся на спинку стула и сунул в рот дужку очков — этот жест всегда казался мне претенциозным и глупым.
— Почему бы вам не присесть, — предложил он.
— Если это не займет много времени...
— Совсем немного, если наши головы работают одинаково. Присядьте.
Я сел. Почему он так раздражал меня? Чего мне действительно хотелось — так это дать ему по физиономии.
С минуту он рассматривал меня, а потом заявил:
— Не знаю, что с вами такое, Тобин. Конечно, я прочел ваши документы, но что-то не складывается. Вы что-то скрываете или же чего-то боитесь. Чего? Вы боитесь, что мы решим, что вас пока не следовало отпускать из клиники, засунем вас в смирительную рубашку и отправим обратно в “Риво-Хилл”? В этом все дело?
— Просто все здесь для меня непривычно, и больше ничего. Фредерике отвратительный тип, но отнюдь не дурак. Он что-то почуял своим длинным носом.
— Вы ведете себя не как человек, подавленный новой обстановкой, — Фредерике покачал головой, — вы больше похожи на посетителя зоопарка. Вы чувствуете превосходство над другими постояльцами “Мидуэя”, верно?
Естественно, мне надо было это отрицать, так я и поступил, но конечно же я ощущал это превосходство. Ведь я никогда не страдал помутнением рассудка, меня не приходилось отправлять в сумасшедший дом, хотя, Бог тому свидетель, состояние мое временами бывало довольно тяжелым. Но мои проблемы меня не сразили, нет. Я приспособился и нашел способ выжить. Поэтому я действительно ощущал превосходство над другими постояльцами, но я не мог рассказать об этом Фредериксу и не мог ему объяснить, почему я так чувствую, не выдав себя с потрохами.
На самом деле просветить доктора Фредерикса на мой счет следовало бы уже давно, и, если бы он не был таким омерзительным типом, я бы рассказал ему правду. В общем-то это объясняло то, почему доктор Камерон не ввел его в курс дела. Этот вопрос долго не давал мне покоя, но теперь я понимал, почему он решил самостоятельно искать выход из создавшегося положения и не делиться своими мыслями с помощником: чтобы не подвергаться насмешкам и оскорблениям с его стороны, а вовсе не из соображений безопасности.
Но тогда зачем позволять Фредериксу крутиться под ногами? Впрочем, подумал я, найти человека на должность помощника в “Мидуэе”, должно быть, нелегко. Сам доктор Камерон занимал свое место с удовольствием — ведь “Мидуэй” был творением его рук, — а вот помощник находился здесь временно, это для него была лишь ступенька карьеры. Хорошие специалисты охотнее пойдут в больницы и санатории, где нужно заниматься настоящей работой, а не в реабилитационное заведение для бывших пациентов. Выбор у доктора Камерона был, вероятно, невелик, вот почему здесь и появился доктор Фредерике.
А он тем временем отмахнулся от моих возражений насчет чувства превосходства:
— Я наблюдал за вами во время занятия, Тобин. Вы считали себя просто наблюдателем, а совсем не участником. Вы смотрели на остальных, будто они разыгрывают перед вами представление для вашего удовольствия.
— Вовсе нет, — запротестовал я и чуть было не добавил: “Совсем не для удовольствия, а для прояснения ситуации”.
— Не лгите мне, Тобин.
— А вы не разговаривайте со мной в таком тоне, я не один из ваших...
Он склонил голову набок:
— Что-что?
— Я здесь новичок, — сказал я, чувствуя себя смущенным, одураченным и напуганным, — и буду принимать участие, когда привыкну.
— Вы не один из моих кого, Тобин? Я пожал плечами и отвернулся:
— Мне просто не нравится, как вы разговариваете.
— Я для вас слишком сообразителен?
Именно так, черт его побери. Я снова пожал плечами, глядя в сторону.
— Вы предпочли бы, чтобы я более небрежно относился к своим обязанностям?
Если бы я действительно был тем, о ком говорилось в моем досье, его слова были бы ударом ниже пояса, поскольку там содержались сведения о том, что мой коллега погиб из-за моей небрежности. Я посмотрел на него, взбешенный, пытаясь придумать правдоподобный ответ того Тобина, которым он меня считал, но смог сказать лишь:
— Фредерике, вы ублюдок.
Он подался вперед, вперив в меня тяжелый взгляд и постукивая о стол очками, зажатыми в левой руке. Еще одна неприятная привычка.
— Вы снова были наблюдателем. Что с вами, Тобин?
— Со мной ничего.
Он решил стрелять наугад:
— Вы стали причиной смерти вашего коллеги?
— Да.
— Каким образом?
Непонятно почему, я выпалил правду:
— Я был в постели с женщиной.
Он нахмурился, пристально вглядываясь в мое лицо. В документах, которые он читал, ничего подобного не было.
— В постели с женщиной? Ну и что?
— Я должен был страховать его. Он был моим напарником, и мне следовало быть рядом с ним, а я был с женщиной. Я женат, и мне приходилось встречаться с ней в рабочее время: я сбегал с работы, чтобы увидеть ее, а Джок меня покрывал. Мой напарник.
Внимательно глядя на меня, он спросил:
— И что произошло?
— Джок отправился на задержание. Предполагалось, что это будет простым делом, но вышло не так. Джока убили, и тогда они обнаружили, что меня с ним не было.
— Кто обнаружил?
— Полиция. — Я наконец услышал, что говорю, и отвел глаза. — У меня болит голова, — соврал я. — Сам не знаю, что несу. Но я знал.
— Тобин!
Я посмотрел на него с большой неохотой.
— Тобин, — сказал он, подавшись вперед и заглядывая мне в глаза, — Тобин, кто вы такой, черт возьми?!
Я встретился с ним взглядом, пытаясь найти ответ, но ответа не было. В комнате царила тишина, и я знал, что рядом нет никого, кто мог бы ее нарушить. Это должен был сделать я.
Покачав головой, я произнес:
— Думаю, нам лучше поговорить с доктором Камероном.
Глава 7
Говорил доктор Камерон, а Фредерике сидел и слушал. Когда мы вошли, я рассказал доктору Камерону достаточно, чтобы он понял, что пора открыть карты перед доктором Фредериксом, а потом сел и предоставил ему взять бразды правления в свои руки.
Фредерике походил на губку, в которой спрятано лезвие, если такое сравнение вообще уместно. Он буквально впитывал в себя каждое слово.
Когда Камерон закончил, Фредерике спросил с едва сдерживаемой яростью:
— Почему мне об этом не сказали раньше?
— Я полагал, что следует по возможности сузить круг посвященных, — объяснил ему доктор Камерон. Интересно, до какой степени сам Камерон испытывал антипатию к Фредериксу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46