Джек приобнимает Карен и ведет ее в танце в дальний угол, забитый дуговыми лампами. Лучше места не придумаешь - тихо и все как на ладони. Джек называет гостей, указывая поочередно на каждого:
- Бретта Чейза ты знаешь. Он голубой, поэтому не танцует. Старикан с сигарой - Макс Пелтц. Продюсер фильма и режиссер почти всех серий. С Миллером ты уже знакома. Двое парней без пиджаков - Огги Люгер и Хэнк Крафт, помощники осветителя. Девушка с планшет-блокнотом - Пенни Фулвейдер - ни минуты отдыха, что бы там ни было, даже сейчас - она помощник режиссера. Знаешь, кто обеспечивает сериалу такие реалистичные декорации? Вон тот блондин, наискосок от сцены, - Дэвид Мертенс, художник-постановщик. Вид у него такой, словно всегда чуть под хмельком, но это не так - просто у него редкая форма эпилепсии, и он живет на таблетках. Говорят, это с ним случилось после того, как попал в автокатастрофу и ударился головой. Очень может быть - я сам видел здоровенный шрам у него на шее. Слева от него Фил Шенкел, помощник режиссера, а слева от Фила - Джерри Марсалас, медбрат Мертенса. Танцует с высокой рыжей девушкой Терри Ригерт, тот, что играет капитана Джеффриза. Возле водоохладителя - операторы: Билли Дитерлинг, Чак Максвелл и Дик Харвелл. Остальные здесь - приглашенные гости.
Карен смотрит ему в глаза.
- Это твой мир. Тебе здесь нравится. И эти люди - твои друзья.
- Да, они мне нравятся. А Миллер и вправду мой друг.
- Ты говоришь правду, Джек?
- Карен, мы в Голливуде, а в Голливуде без обмана не проживешь!
- Не надо, Джек. Сегодня я хочу быть отчаянной. Безрассудной. Не возвращай меня на землю.
Вызов брошен!
Джек склоняет голову, и Карен тянется ему навстречу. Губы их сливаются в поцелуе - но в тот же миг они отстраняются друг от друга. Джек встряхивает головой, прогоняя головокружение.
- Соседи все еще в отпуске, - говорит Карен. Руки ее замерли у Джека на плечах. - Мы могли бы пойти… навестить котов.
- Да… конечно!
- Не хочешь перед уходом угостить меня бренди?
Джек идет к столу с выпивкой.
- Классную девку отхватил, Винсеннс, - бросает ему Собачник Перкинс. - У нас с тобой вкусы сходятся.
Костлявый парень под два метра с огромными ручищами, торчащими из рукавов черной с красным кантом ковбойской рубахи.
- Перкинс, от твоих вкусов несет как из выгребной ямы.
- Спейду не понравится, что ты так со мной разговариваешь. Учитывая, что в кармане у тебя пухленький конвертик…
Ли Вакс и Эйб Тайтелбаум прислушиваются к разговору.
- Заткнись, Перкинс!
Собачник, ковыряя в зубах зубочисткой:
- Винсеннс, а твоя кадришка знает о твоих приработках?
- К стене! Ноги расставить, рукава закатать!
Перкинс выплевывает зубочистку.
- Эй, ты что, спятил?
Джонни Стомп, Вакс, Тайтелбаум - все обращаются в слух.
- К стене, сволочь!
Перкинс наклоняется над столом, упершись ладонями в стену. Джек закатывает ему рукава - свежие следы уколов. Выворачивает карманы - находит шприц. Вокруг собирается толпа, и Джек начинает играть на публику:
- Уколы и «баян» - все вместе тянет на три года казенных харчей. Скажи, кто поставляет тебе героин, - и свободен.
Собачник молчит и исходит потом.
- Сдай дилера, который продает тебе наркоту, - повторяет Джек. - Сделай это сейчас, на глазах у всех своих друзей - и иди на все четыре стороны.
Перкинс облизывает губы.
- Барни Стинсон. Санитар из «Царицы Ангелов».
Точным ударом Джек вышибает из-под него ноги. Перкинс валится лицом в холодные закуски. Стол опрокидывается, еда и выпивка с грохотом летят на пол. Зал ахает.
Джек молча выходит, и гости расступаются перед ним. Карен ждет у машины, она дрожит.
- Это… это было обязательно?
Только теперь Джек чувствует, что рубашка его насквозь мокра от пота.
- Да.
- Я предпочла бы этого не видеть.
- Я тоже предпочел бы, чтобы ты этого не видела.
- Читать о таких вещах - одно дело, но видеть своими глазами… Скажи, а теперь ты…
Джек обнимает ее, привлекает к себе.
- Теперь я хочу, чтобы ты забыла о том, что видела. И никогда больше не вспоминала.
- А как же твои истории? Больше не будешь мне рассказывать?
- Нет… почему же, конечно буду.
- Мне хотелось бы, чтобы сегодняшний вечер длился долго-долго!
- Я тоже. Хочешь, поужинаем где-нибудь?
- Нет. А ты все еще хочешь навестить котов?
* * *
Котов оказалось трое: откормленные и ласковые, они все норовили запрыгнуть на постель, где Джек и Карен занимались любовью. Серого кота Карен называла Асфальтом, полосатого - Тигром, а самого тощего - Эллисом Лоу. Джек поддержал ее игру: ему нравилось, когда Карен смеется. Всегда нравилось, а особенно сейчас - казалось, каждая ее улыбка расширяет временную пропасть между ними и Собачником Перкинсом.
Они любили друг друга, болтали, играли с котами. Карен впервые в жизни попробовала закурить - и едва не погибла от кашля. Потом стала выпрашивать очередную «историю». Джек поделился с ней подвигами офицера Венделла Уайта, а на закуску рассказал о кое-каких собственных делах. Версии для подростков: никакого мордобоя, сплошные цветочки с бантиками и добрый папочка Джек, спасающий малолеток от коварных растлителей со шприцами в руках. Поначалу ложь давалась ему нелегко, но Карен слушала с таким восторгом, так явно верила каждому слову, что скоро дело пошло как по маслу.
Перед рассветом она задремала. Джек не спал, раздраженно прислушиваясь к кошачьей возне. Ему хотелось говорить еще и еще. Бередило смутное беспокойство: он понимал, что чуть позже уже не сможет вспомнить все, что наговорил Карен, и, если придется повторять рассказ, она поймает его на лжи. Карен спала как младенец, ровно и спокойно дыша: Джек прижал к себе ее теплое тело. Минуту спустя спал и он, и в снах его, как в жизни, правда сплеталась в тугой клубок с ложью.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Двенадцатиметровый коридор. Вдоль стен - скамьи, исцарапанные, пыльные, словно только что извлеченные с какого-нибудь заброшенного склада. Скамьи битком набиты людьми в форме и в гражданском. Большинство читает газеты, а в большинстве газетных заголовков так или иначе поминается «Кровавое Рождество». Бад вспоминает, как их со Стенсом вываливали в грязи на первых полосах газет, какой хай подняли мексикашки и их адвокаты. Допрос назначен на четыре утра - обычная для ОВР Тактика запугивания. Напротив на скамье - Дик, нежданно-негаданно выдернутый из своего санатория. Говорят, допросили уже шестерых, пока никто не раскололся. На скамейках - Центральный участок в полном составе: не хватает только Эда Эксли.
Томительно тянется время, шепотком расходятся слухи. Элмер Ленц взрывает бомбу: по радио объявили, что на завтра назначено опознание в суде - все полицейские, присутствовавшие в участке 25 декабря 1951 года, выстроятся в ряд, и пострадавшие опознают среди них рождественских буянов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
- Бретта Чейза ты знаешь. Он голубой, поэтому не танцует. Старикан с сигарой - Макс Пелтц. Продюсер фильма и режиссер почти всех серий. С Миллером ты уже знакома. Двое парней без пиджаков - Огги Люгер и Хэнк Крафт, помощники осветителя. Девушка с планшет-блокнотом - Пенни Фулвейдер - ни минуты отдыха, что бы там ни было, даже сейчас - она помощник режиссера. Знаешь, кто обеспечивает сериалу такие реалистичные декорации? Вон тот блондин, наискосок от сцены, - Дэвид Мертенс, художник-постановщик. Вид у него такой, словно всегда чуть под хмельком, но это не так - просто у него редкая форма эпилепсии, и он живет на таблетках. Говорят, это с ним случилось после того, как попал в автокатастрофу и ударился головой. Очень может быть - я сам видел здоровенный шрам у него на шее. Слева от него Фил Шенкел, помощник режиссера, а слева от Фила - Джерри Марсалас, медбрат Мертенса. Танцует с высокой рыжей девушкой Терри Ригерт, тот, что играет капитана Джеффриза. Возле водоохладителя - операторы: Билли Дитерлинг, Чак Максвелл и Дик Харвелл. Остальные здесь - приглашенные гости.
Карен смотрит ему в глаза.
- Это твой мир. Тебе здесь нравится. И эти люди - твои друзья.
- Да, они мне нравятся. А Миллер и вправду мой друг.
- Ты говоришь правду, Джек?
- Карен, мы в Голливуде, а в Голливуде без обмана не проживешь!
- Не надо, Джек. Сегодня я хочу быть отчаянной. Безрассудной. Не возвращай меня на землю.
Вызов брошен!
Джек склоняет голову, и Карен тянется ему навстречу. Губы их сливаются в поцелуе - но в тот же миг они отстраняются друг от друга. Джек встряхивает головой, прогоняя головокружение.
- Соседи все еще в отпуске, - говорит Карен. Руки ее замерли у Джека на плечах. - Мы могли бы пойти… навестить котов.
- Да… конечно!
- Не хочешь перед уходом угостить меня бренди?
Джек идет к столу с выпивкой.
- Классную девку отхватил, Винсеннс, - бросает ему Собачник Перкинс. - У нас с тобой вкусы сходятся.
Костлявый парень под два метра с огромными ручищами, торчащими из рукавов черной с красным кантом ковбойской рубахи.
- Перкинс, от твоих вкусов несет как из выгребной ямы.
- Спейду не понравится, что ты так со мной разговариваешь. Учитывая, что в кармане у тебя пухленький конвертик…
Ли Вакс и Эйб Тайтелбаум прислушиваются к разговору.
- Заткнись, Перкинс!
Собачник, ковыряя в зубах зубочисткой:
- Винсеннс, а твоя кадришка знает о твоих приработках?
- К стене! Ноги расставить, рукава закатать!
Перкинс выплевывает зубочистку.
- Эй, ты что, спятил?
Джонни Стомп, Вакс, Тайтелбаум - все обращаются в слух.
- К стене, сволочь!
Перкинс наклоняется над столом, упершись ладонями в стену. Джек закатывает ему рукава - свежие следы уколов. Выворачивает карманы - находит шприц. Вокруг собирается толпа, и Джек начинает играть на публику:
- Уколы и «баян» - все вместе тянет на три года казенных харчей. Скажи, кто поставляет тебе героин, - и свободен.
Собачник молчит и исходит потом.
- Сдай дилера, который продает тебе наркоту, - повторяет Джек. - Сделай это сейчас, на глазах у всех своих друзей - и иди на все четыре стороны.
Перкинс облизывает губы.
- Барни Стинсон. Санитар из «Царицы Ангелов».
Точным ударом Джек вышибает из-под него ноги. Перкинс валится лицом в холодные закуски. Стол опрокидывается, еда и выпивка с грохотом летят на пол. Зал ахает.
Джек молча выходит, и гости расступаются перед ним. Карен ждет у машины, она дрожит.
- Это… это было обязательно?
Только теперь Джек чувствует, что рубашка его насквозь мокра от пота.
- Да.
- Я предпочла бы этого не видеть.
- Я тоже предпочел бы, чтобы ты этого не видела.
- Читать о таких вещах - одно дело, но видеть своими глазами… Скажи, а теперь ты…
Джек обнимает ее, привлекает к себе.
- Теперь я хочу, чтобы ты забыла о том, что видела. И никогда больше не вспоминала.
- А как же твои истории? Больше не будешь мне рассказывать?
- Нет… почему же, конечно буду.
- Мне хотелось бы, чтобы сегодняшний вечер длился долго-долго!
- Я тоже. Хочешь, поужинаем где-нибудь?
- Нет. А ты все еще хочешь навестить котов?
* * *
Котов оказалось трое: откормленные и ласковые, они все норовили запрыгнуть на постель, где Джек и Карен занимались любовью. Серого кота Карен называла Асфальтом, полосатого - Тигром, а самого тощего - Эллисом Лоу. Джек поддержал ее игру: ему нравилось, когда Карен смеется. Всегда нравилось, а особенно сейчас - казалось, каждая ее улыбка расширяет временную пропасть между ними и Собачником Перкинсом.
Они любили друг друга, болтали, играли с котами. Карен впервые в жизни попробовала закурить - и едва не погибла от кашля. Потом стала выпрашивать очередную «историю». Джек поделился с ней подвигами офицера Венделла Уайта, а на закуску рассказал о кое-каких собственных делах. Версии для подростков: никакого мордобоя, сплошные цветочки с бантиками и добрый папочка Джек, спасающий малолеток от коварных растлителей со шприцами в руках. Поначалу ложь давалась ему нелегко, но Карен слушала с таким восторгом, так явно верила каждому слову, что скоро дело пошло как по маслу.
Перед рассветом она задремала. Джек не спал, раздраженно прислушиваясь к кошачьей возне. Ему хотелось говорить еще и еще. Бередило смутное беспокойство: он понимал, что чуть позже уже не сможет вспомнить все, что наговорил Карен, и, если придется повторять рассказ, она поймает его на лжи. Карен спала как младенец, ровно и спокойно дыша: Джек прижал к себе ее теплое тело. Минуту спустя спал и он, и в снах его, как в жизни, правда сплеталась в тугой клубок с ложью.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Двенадцатиметровый коридор. Вдоль стен - скамьи, исцарапанные, пыльные, словно только что извлеченные с какого-нибудь заброшенного склада. Скамьи битком набиты людьми в форме и в гражданском. Большинство читает газеты, а в большинстве газетных заголовков так или иначе поминается «Кровавое Рождество». Бад вспоминает, как их со Стенсом вываливали в грязи на первых полосах газет, какой хай подняли мексикашки и их адвокаты. Допрос назначен на четыре утра - обычная для ОВР Тактика запугивания. Напротив на скамье - Дик, нежданно-негаданно выдернутый из своего санатория. Говорят, допросили уже шестерых, пока никто не раскололся. На скамейках - Центральный участок в полном составе: не хватает только Эда Эксли.
Томительно тянется время, шепотком расходятся слухи. Элмер Ленц взрывает бомбу: по радио объявили, что на завтра назначено опознание в суде - все полицейские, присутствовавшие в участке 25 декабря 1951 года, выстроятся в ряд, и пострадавшие опознают среди них рождественских буянов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130