– Но это было бы нечестно по отношению к маме.
– Но ей нравится сидеть с детьми.
– Это было бы нечестно по отношению к детям.
– Но им нравится, когда с ними сидит твоя мама.
Катерина замолчала – у нее кончились отговорки.
– Нет. Я просто не могу. Извини.
В том-то все и дело. Ей хочется проводить с детьми каждую минуту, а мне нет. Это означает, что я не могу видеть ее отдельно от детей – за исключением таких вот случаев, когда мы ждем в очереди, пока нам покажут ультразвуковое изображение очередного тирана.
Катерина плотно сплела ноги и стала раскачиваться на пластиковом стуле.
– Тебе, случайно, не хочется в туалет?
– Как ты можешь такое говорить? – с мукой в голосе процедила она, заглатывая очередные полпинты минеральной воды из пластиковой бутылки.
Катерина полагалась на авторитетное мнение, будто эмбрион виден лучше, когда мочевой пузырь матери полон. Судя по числу галлонов, которые Катерина накопила в своем пузыре, она рассчитывала на сеанс у Дэвида Бейли. «А теперь портрет в три четверти, пусть эмбрион повернет голову и улыбнется. Улёт. А теперь, маленький мой, обними рукой плаценту и подними большой палец. Полный кайф! А теперь… Я хочу, чтобы ты показал одной рукой на родовой проход, а на другой скрестил пальчики. Ха, ха, ха, потрясно!»
– Я больше не вытерплю, – простонала Катерина. – Если он еще раз надавит мне на мочевой пузырь, я обмочу трусы, точно говорю.
– Тогда сходи сейчас.
– Нет. Я хочу, чтобы первое изображение малыша хорошо получилось.
– Постарайся об этом не думать. Делай упражнения для таза или что-нибудь еще.
– Я их уже делаю.
Я знал, что Катерина не обмочится, – разве только, если доктор скажет, что у нее близнецы. Так случилось с Ником и Дебби, супругами, что жили по соседству. Они отправились на УЗИ, и им вдруг сказали, что у них будет двойня. А они возомнили, что это классная новость. Когда я в последний раз проходил мимо их дома, то наткнулся на дедулю с бабулей, но, приглядевшись, понял, что передо мной Ник и Дебби собственными персонами – через шесть месяцев после рождения близнецов.
Наконец, подошла наша очередь, и доктор попросил Катерину лечь. Демонстрируя уверенность в том, что моя жена не чурается гигиены, он оторвал большую полоску бумаги и расстелил ее на кушетке – не дай бог Катерина коснется дермантиновой обивки. Меня в кожных болезнях почему-то не заподозрили и разрешили запросто, без всяких подстилок, усесться на стул. Затем врач подкатил некий жуткий агрегат, с виду кошмарно дорогой – чудовище это он назвал ультразвуковым аппаратом. Разумеется, ультразвуковое исследование зародыша – чистое, незамутненное шарлатанство. Вам вовсе не показывают вашего ребенка. Наверняка, когда в службе здравоохранения проводили сокращения, одному из бухгалтеров пришло в голову, что ультразвуковые исследования – напрасная трата денег. Все дети выглядят внутри матки одинаково, поэтому в наши дни вам просто показывают видеопленку, снятую еще в шестидесятые годы. Потому-то она черно-белая. Нам всем велят смотреть на монитор, где мотается один и тот же зародыш, а мы сжимаем супругу руку и кусаем губы при виде неземной красоты неродившегося младенца. Но на самом деле мы видим всего лишь гинекологический эквивалент той разноцветной таблицы, которая возникает в телевизоре, когда заканчиваются все передачи. Мы видим зародыша, который родился много лет назад. Теперь он вырос, работает топографом и живет в Дройтвиче. И до сих пор получает гонорар за свою первую роль.
Понятное дело, видимости ради врачи по-прежнему намазывают живот вашей жене ледяным гелем, трут вокруг какой-то щеткой, а потом тычут в серую кляксу на экране и объявляют: «Вот это голова, видите?» – а клякса напоминает пузырь из плохо любительского фильма шестидесятых годов. Но вы рады до безумия, вы уже души не чаете в этой кляксе, и у вас даже тени подозрения не зарождается, когда друзья говорят: «Точь-в-точь наша Джокаста».
Мой подход к УЗИ типичен для старого пресыщенного циника, у которого уже есть две ультразвуковых картинки, вставленные в рамочки и со вкусом вывешенные на стене второго этажа среди прочих черно-белых фотографий детей. Врач включил монитор, и я сказал:
– А по другой программе показывают бильярд.
Катерина заметила, что эту же шутку я отпускал, когда мы делали УЗИ Милли и Альфи. Поэтому я замолчал и искоса смотрел, как глубоководный зонд исследует мрачные ущелья в поисках признаков жизни. Но когда на экране внезапно проступили очертания нашего третьего ребенка, весь мой скептицизм и вся насмешливость куда-то подевались. Это было чудо. Там действительно был ребенок. Просто за пределами обычного человеческого понимания – как такое возможно? Как два наших тела могли вместе сотворить совершенно новую и отдельную от нас личность? Откуда тело Катерины знает, как выращивать пуповину, зародышевую сумку и плаценту; откуда оно знает, каких форм и размеров должен быть ребенок? Катерина даже видеомагнитофон самостоятельно включить не может – откуда же ей известна столь сложная биологическая инструкция? И разве может мой один-единственный сперматозоид содержать столько информации – ведь я сам забываю сказать Катерине, что звонила ее мать? Да, многие миллионы лет эволюции привели к такому положению вещей. Одни виды вымирали, другие возникали, и все это для того, чтобы мог родился этот совершенный младенец.
Слава богу, ребенок один.
Чего нельзя сказать о тех сокровенных тайнах, что пинали меня изнутри – они вызревали, как правило, целыми косяками: по пять, шесть, а то и по восемь. Слава богу, не изобрели еще устройства, которое способно их увидеть. О, это было бы нечто! Машина, показывающая, что творится у нас внутри. Хотя, если подумать, я и сам не прочь посмотреть, что там происходит. Врач мог бы ткнуть в бесформенные пятна на экране и заявить: «Взгляните, вот она, ваша тревога, меня беспокоит ее быстрый рост. У вас в семье не было проблем с тревогами?» Или «Судя по виду вашего самомнения, у него явная патология. Надо будет прописать ему массаж».
Я посмотрел на Катерину и подумал, что мы с ней не могли бы выглядеть более непохожими друг на друга. Я – спокойный мужчина, скрывающий все свои тайны в себе, а Катерина – экспансивная, открытая женщина в задранной футболке и с расстегнутыми штанами; аппарат, ползающий по ее обнаженному животу, передает на экран даже внутренности ее тела, чтобы мы все могли на них пялиться.
Мы внимательно наблюдали, как доктор высчитывает длину от темени до крестца и, в конце концов, делает вывод, что Катерина на двенадцатой неделе беременности. Этот диагноз показался не слишком противоречивым, если учесть, что мы пришли именно на двенадцатинедельное УЗИ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66