– Пироги-кумкват-су шифон! Привидение возбуждающего средства! Ненасытное желание! Тушеный пирогифон! – Речевое наводнение было столь сильным, что я наклонил голову набок и почти лаял.
– Тихо! – скомандовал читавший лекцию монах. – Это безобразие – устраивать шум в «Дзендо»! Время и мир для всего! – Гнев не пошел на пользу его английскому. – Кричать и шуметь на улице, в Нью-Йорке все кричать! Но только не в «Дзендо»!
– Тук-тук-Дзендо! – завопил я. – Монахи-охи-ахи!
Монах с тростью для наказаний приближался. Он держал ее в скрещенных руках, как фараон. Великан встал, бросил пакет с кумкватами в карман своего шикарного клубного пиджака и потер липкие руки, готовясь к действиям. Джерард опять повернулся и уставился прямо на меня, но если он и узнал во мне того самого мальчишку-сироту, которого видел у школьного забора пятнадцать лет назад, то не подал виду. Его брови сошлись на переносице, губы были плотно сжаты, на лице застыло удивленное выражение. Киммери положила руку мне на колени, и я накрыл ее своей ладонью. Взаимный тик. Даже в том потоке дерьма, который уносил меня с собой, мой синдром знал, что Бог проявляется в мелочах.
– Кейдзаки – это больше, чем просто церемониальное орудие, – сказал монах с тростью. Сначала он приложил трость к моим плечам так осторожно и нежно, что прикосновение можно было принять за ласку. – А вот плохо ведущие себя учащиеся могут получить и серьезный удар. – С этими словами он ударил меня по спине ничуть не слабее, чем это совсем недавно сделал его коллега, когда треснул меня по голове.
– О-ох! – вскричал я.
Я схватился за трость и потянул ее на себя. Она вырвалась из рук монаха, и тот попятился назад. Великан встал и направился к нам. Те слушатели, что оказались у него на пути, поспешно откатывались в сторону, и скорость их движения зависела только от того, как быстро они могли расцепить скрещенные ноги. Киммери отскочила, когда великан уже завис над нами – ей явно не хотелось быть раздавленной. Этот пирожник и не подумал снять туфли у дверей.
И тогда я заметил кивок.
Джерард Минна едва заметно кивнул великану, и тот кивком ответил ему. И все. Больше ничего. Именно эта компашка обрекла Фрэнка Минну на гибель. Я последую за ним.
Гигант обхватил меня, поднял на руки, а трость для наказаний упала на пол.
Я вешу почти двести фунтов, но гигант без малейших усилий спустился по лестнице и вышел на улицу, держа меня в охапке. Когда он поставил меня на тротуар, я выглядел более утомленным, чем он. Я расправил костюм и, приходя в себя, не смог удержаться от целой серии непреднамеренных подергиваний, а он тем временем вынул из кармана пакет с кумкватами и вновь принялся высасывать из них сок и мякоть, превращая сочные плоды в некое подобие высохших оранжевых изюмин.
На узкой улочке было почти пусто; люди, выгуливающие собак, были достаточно далеко от нас, так что мы могли потолковать наедине.
– Хочешь? – предложил великан, вынимая кумкват из пакета. Низкий глухой голос гиганта, рождавшийся где-то в недрах его огромного тела, медленно поднимался вверх и почти звериным рычанием вырывался наружу изо рта.
– Нет, спасибо, – отказался я.
Сейчас было самое время вырасти на глазах от праведной ярости, ведь я стоял лицом к лицу с убийцей Минны в том самом месте, где Фрэнк был похищен. Но я чувствовал себя униженным, ребра ужасно болели от его хватки, мне было плохо и беспокойно – плобеспокойно – из-за моего открытия, что Джерард Минна находится в «Дзендо», и я был ужасно несчастлив, оставив наверху Киммери и свои ботинки. Ноги в одних носках мгновенно заледенели, ведь тротуар был таким холодным. До этого я долго сидел в неподвижной дзен-буддистской позе, и теперь, когда ноги выпрямились и начался сильный прилив крови, они как-то странно подрагивали.
– Так что с тобой такое? – спросил он, выбрасывая очередной высосанный кумкват.
– У меня синдром Туретта, – ответил я.
– Послушай, ты, на меня угрозы не действуют! – рявкнул он, но как-то вяло.
– Туретт, – повторил я.
– Как, как? У меня неважный слух. Извини. – Он вновь сунул пакет с фруктами в карман, а когда вынул из него руку, то в ней был зажат пистолет. – Иди туда! – Он подбородком указал на три ступеньки, ведущие к узенькой расщелине между «Дзендо» и расположенным справа от него многоквартирным зданием. Это был переулочек, полный мусора и темноты. Я нахмурился, когда великан свободной от пистолета рукой подтолкнул меня в спину и вновь крикнул: – Ступай туда!
Ну и картину представляли мы с гигантом! Передо мною стоял человек, за которым я охотился, я жаждал мести, я был ненасытным привидением, я начал обдумывать, как бы воспользоваться тем, что оказался с ним рядом, несмотря на то, что наши с ним силы были несопоставимы. И что же? Я начал действовать? Увы… Я чувствовал себя на удивление опустошенным. А теперь вот он еще и пистолет вытащил, чтобы уж ясно показать мое ничтожество. Он снова толкнул меня выпрямленной рукой, но когда я, следуя внезапному тику, попробовал сделать то же самое, то обнаружил, что не могу дотянуться до него. Мне вдруг пришло в голову, что мы с ним похожи на кота и мышь, а в голове у меня зазвенели слова из какой-то полузабытой сказки для детей: «Он – это всего лишь большая мышь, папа… Большой, как дом… Кыш, мышь, дыши не дыши, под дых, дыхалка, халва, хам, план, капал, апокалипсис… »
– Апокамышь , – пробормотал я. Речь закипала во мне, как лава. – Запланировать канал… Планофон…
– Я велел тебе идти туда, пискля! – Неужели он разобрал мое бормотание даже со своим плохим слухом? И с чего он обзывается?! При нем любой человек запищит, как мышь. Он был таким огромным, что одним пожатием плечами мог привести в ужас даже смельчака. Я попятился назад. У меня был синдром Туретта, у него – угрозы. – Иди! – снова прикрикнул он на меня.
Меньше всего мне хотелось повиноваться ему, но я это сделал.
Едва я шагнул в темноту, гигант обрушил пистолет на мою голову.
Великое множество детективов проваливались вот так же в темноту небытия («…перед моими глазами извивались какие-то красные нити, напоминавшие сперматозоидов под микроскопом» – Филип Марлоу , «Большой сон»), но я не мог добавить никаких красочных подробностей к этой болезненной традиции. Мое падение в темноту и возвращение на свет Божий сопровождалось лишь полной пустотой, не отличавшейся ничем примечательным. Только круги перед глазами. Это было круговое небытие. Пустыня кругов. Ну как кому-то может нравиться пустыня сплошных кругов? Чем это лучше, чем ничего? Кажется, я из Бруклина и я не люблю открытых пространств. Я не хочу умирать. Так что помилуйте меня.
А потом я вспомнил одну шутку, загадку в духе копа-мусорщика, и она зазвучала в моем мозгу хором божественных голосов, вернувших меня из черной тьмы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93