О, вы все, которых я так много любил, — не забывайте меня… я умираю, как христианин, безропотно покоряясь воле Всевышнего; прощаю всех моих врагов!
Он помолчал с минуту, а затем продолжал твердым, точно окрепшим голосом.
— Но есть один подлый предатель, убийца, которому я некогда не прощу и на голову которого я даже в этот смертный час призываю проклятие неба. Это тот негодяй который посягнул на святыню и ограбил, считая меня мертвым, это тот злодей, который вырвал у меня заветную, священную для меня ладанку.
— Мы отомстим ему, отец! Клянусь тебе в этом! — сказал дон Рафаэль.
— Благодарю вас, дети мои… подойдите ко мне поближе… зрение мое угасает, я не вижу вас… да благословит вас Бог за то счастье, какое все вы дали мне… Боже мой! молю, прими меня по великой милости Твоей… Помните дети…
И с этими словами он откинулся навзничь; из груди его вырвался глубокий вздох; предсмертная дрожь пробежала по всем его членам, взгляд потух, и он остался без движения.
Старого охотника не стало. Он умер, как и жил, оставаясь непримиримым и безжалостным до самой последней минуты своей жизни.
ГЛАВА VII
В которой досказывается о нескольких весьма интересных событиях
Когда обеим женщинам, наконец, стало ясно, что старый ранчеро скончался, они дали волю столь долго сдерживаемым слезам и рыданиям, душившим их. Между тем сыновья усопшего отошли немного в сторону, чтобы не мешать скорби женщинам и, упав на колени, долго и горячо молились об отце. Затем они молча пожали друг другу руки и в продолжении нескольких секунд продолжали неподвижно стоять лицом к лицу. Наконец, дон Рафаэль заговорил первый:
— Брат! — сказал он, — отец наш завещал нам один священный долг.
— Да, брат! — ответил дон Лоп.
— Что касается меня лично, то я решил во что бы то ни стало, исполнить его волю.
— И я тоже!
— Чего бы нам это ни стоило!
— Да, — во что бы то ни стало!
— Прекрасно, значит, мы поняли друг друга?
— Да, и всегда будем понимать! — с живостью подхватил дон Лоп.
— Спасибо тебе, брат, — продолжал дон Рафаэль, — покойный отец сказал нам, что в единстве и дружбе нашей вся наша сила и мощь!
— Да, брат, мы любим друг друга и ничто в жизни не сломит нашей дружбы!
— Благодарю тебя еще раз, Лоп! Скажи, ты не имеешь подозрения относительно того, кто бы мог быть убийцей покойного отца?
— Нет, у отца нашего не было врагов!
— Да, но у него были завистники!
— Правда, его считали богачом!
— Во время последнего нашего пребывания в Сан-Блазе он получал деньги в присутствии нескольких лиц.
— Ты это знаешь наверное?
— Да!
— Так, значит, это один из присутствовавших при уплате отцу тех трех тысяч унций золота решился на это страшное дело.
— Да, но, ведь он же был не один!
— Ты прав, их было 15 человек и отец убил четырнадцать. Когда рассветет, мы пересчитаем тела убитых бандитов. Отец уверял нас, что только один бежал и я не знаю почему, но твердо убежден в том, что тот, которому посчастливилось бежать, и есть зачинщик этого страшного дела.
— Весьма возможно! Он, вероятно, прятался то врага за спинами своих сообщников и принял деятельное участие в борьбе лишь тогда, когда его вынудила к тому крайняя необходимость.
— Когда же мы примемся за дело?
— Тотчас же после похорон отца, — сказал дон Рафаэль, — не следует убийце давать время укрыться!
— Что он, конечно, не замедлил бы сделать, если бы только мы дали ему возможность!.. Есть у тебя относительно этого какой-нибудь план?
— Да, я полагаю, что он хорош, однако следует его обдумать еще раз. Мы после обсудим его вместе с тобой.
— И не станем откладывать этого в долгий ящик!
— Будь спокоен! Я не менее тебя спешу покончить с этим негодяем, но мы не в коем случае не можем оставить здесь мать и Ассунту; необходимо отправить их как можно скорее в Тепик. Впрочем, я спрошу у них, что они намерены делать.
— Быть может, они пожелают ехать в Тепик не ранее, как после похорон отца.
— Да, это вероятно, и мы обязаны считаться с их желанием.
— Да, ты прав!
И молодые люди подошли к плачущим женщинам. При виде их те печально улыбнулись.
— Мы останемся при нем всю ночь! — сказала донна Бенита.
— Матушка! вам нельзя долго оставаться здесь, на сырой траве: ночь очень холодная.
— Разве мы можем покинуть это тело? — грустно прошептала она.
— Нет, вы не покинете его, дорогая матушка! — почтительно и ласково сказал дон Рафаэль.
— Мы с братом перенесем его в тайник!
— Не отказывайтесь от этого, матушка, — вставил дон Лоп, — подумайте о вашем здоровье и о здоровье нашей сестры.
— Что сталось бы с нами, мама, если бы мы потеряли и вас? — печально вымолвила Ассунта.
— Поступайте, дети, по внушению вашего сердца, — сказала донна Бенита, — но только позвольте мне остаться при человеке, которого я так любила всю жизнь!
— Не бойтесь, чтобы мы чем либо воспрепятствовали вам — с этого момента каждое малейшее желание ваше будет для нас законом! — сказал дон Рафаэль.
— Пойдемте, мама! — нежно вымолвила Ассунта, беря ее под руку и медленно удаляясь вместе с нею.
Едва успели они уйти и скрыться из вида за строениями карал я, т. е. конюшен, как из леса послышался конский топот.
Молодые люди переглянулись и стали прислушиваться; в ожидании нового нападения они зарядили свои двустволки. Шум усиливался и приближался.
— Странно! — прошептал дон Рафаэль, — неужели неприятель снова идет на нас?
— Не думаю, теперь уж близко к рассвету, но что бы мог значить этот шум? наши кони все дома?
— Да! — сейчас увидим, — сказал дон Рафаэль и сделав несколько шагов вперед, крикнул громким голосом.
— Кто идет?
— Мир вам! — отвечал звучный молодой голос, — я слуга Господен и направляюсь теперь в пуэбло Пало-Мулатос, где, как мне говорили, люди нуждаются в присутствии священника.
— Идите смело, падре! Здесь, действительно, есть люди, нуждающиеся в вашем утешении и помощи, которые с радостью примут вас!
Двое всадников выехали на прогалинку; ехавший впереди был человек молодой с кроткими, но энергичными чертами бледного исхудалого и истомленного лица. На нем была скромная ряса из черной порыжевшей и во многих местах подштопанной саржи; позади его ехал причетник.
— Добро пожаловать, батюшка! — сказал дон Рафаэль, — сам Господь посылает вас к нам в этот страшный час скорби и испытаний!
Священник и причетник поспешили сойти с коней; при виде дымившихся развалин и груды мертвых тел; первый молитвенно сложил руки и спросил.
— Боже мой! Что все это значит? какая страшная драма разыгралась здесь, на этой полянке?
С минуту он призадумался, но вдруг, ударив себя пальцем по лбу, поспешно спросил:
— А далеко мы от Пало-Мулатос?
— На расстоянии приблизительно одной мили батюшка! — ответил дон Рафаэль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Он помолчал с минуту, а затем продолжал твердым, точно окрепшим голосом.
— Но есть один подлый предатель, убийца, которому я некогда не прощу и на голову которого я даже в этот смертный час призываю проклятие неба. Это тот негодяй который посягнул на святыню и ограбил, считая меня мертвым, это тот злодей, который вырвал у меня заветную, священную для меня ладанку.
— Мы отомстим ему, отец! Клянусь тебе в этом! — сказал дон Рафаэль.
— Благодарю вас, дети мои… подойдите ко мне поближе… зрение мое угасает, я не вижу вас… да благословит вас Бог за то счастье, какое все вы дали мне… Боже мой! молю, прими меня по великой милости Твоей… Помните дети…
И с этими словами он откинулся навзничь; из груди его вырвался глубокий вздох; предсмертная дрожь пробежала по всем его членам, взгляд потух, и он остался без движения.
Старого охотника не стало. Он умер, как и жил, оставаясь непримиримым и безжалостным до самой последней минуты своей жизни.
ГЛАВА VII
В которой досказывается о нескольких весьма интересных событиях
Когда обеим женщинам, наконец, стало ясно, что старый ранчеро скончался, они дали волю столь долго сдерживаемым слезам и рыданиям, душившим их. Между тем сыновья усопшего отошли немного в сторону, чтобы не мешать скорби женщинам и, упав на колени, долго и горячо молились об отце. Затем они молча пожали друг другу руки и в продолжении нескольких секунд продолжали неподвижно стоять лицом к лицу. Наконец, дон Рафаэль заговорил первый:
— Брат! — сказал он, — отец наш завещал нам один священный долг.
— Да, брат! — ответил дон Лоп.
— Что касается меня лично, то я решил во что бы то ни стало, исполнить его волю.
— И я тоже!
— Чего бы нам это ни стоило!
— Да, — во что бы то ни стало!
— Прекрасно, значит, мы поняли друг друга?
— Да, и всегда будем понимать! — с живостью подхватил дон Лоп.
— Спасибо тебе, брат, — продолжал дон Рафаэль, — покойный отец сказал нам, что в единстве и дружбе нашей вся наша сила и мощь!
— Да, брат, мы любим друг друга и ничто в жизни не сломит нашей дружбы!
— Благодарю тебя еще раз, Лоп! Скажи, ты не имеешь подозрения относительно того, кто бы мог быть убийцей покойного отца?
— Нет, у отца нашего не было врагов!
— Да, но у него были завистники!
— Правда, его считали богачом!
— Во время последнего нашего пребывания в Сан-Блазе он получал деньги в присутствии нескольких лиц.
— Ты это знаешь наверное?
— Да!
— Так, значит, это один из присутствовавших при уплате отцу тех трех тысяч унций золота решился на это страшное дело.
— Да, но, ведь он же был не один!
— Ты прав, их было 15 человек и отец убил четырнадцать. Когда рассветет, мы пересчитаем тела убитых бандитов. Отец уверял нас, что только один бежал и я не знаю почему, но твердо убежден в том, что тот, которому посчастливилось бежать, и есть зачинщик этого страшного дела.
— Весьма возможно! Он, вероятно, прятался то врага за спинами своих сообщников и принял деятельное участие в борьбе лишь тогда, когда его вынудила к тому крайняя необходимость.
— Когда же мы примемся за дело?
— Тотчас же после похорон отца, — сказал дон Рафаэль, — не следует убийце давать время укрыться!
— Что он, конечно, не замедлил бы сделать, если бы только мы дали ему возможность!.. Есть у тебя относительно этого какой-нибудь план?
— Да, я полагаю, что он хорош, однако следует его обдумать еще раз. Мы после обсудим его вместе с тобой.
— И не станем откладывать этого в долгий ящик!
— Будь спокоен! Я не менее тебя спешу покончить с этим негодяем, но мы не в коем случае не можем оставить здесь мать и Ассунту; необходимо отправить их как можно скорее в Тепик. Впрочем, я спрошу у них, что они намерены делать.
— Быть может, они пожелают ехать в Тепик не ранее, как после похорон отца.
— Да, это вероятно, и мы обязаны считаться с их желанием.
— Да, ты прав!
И молодые люди подошли к плачущим женщинам. При виде их те печально улыбнулись.
— Мы останемся при нем всю ночь! — сказала донна Бенита.
— Матушка! вам нельзя долго оставаться здесь, на сырой траве: ночь очень холодная.
— Разве мы можем покинуть это тело? — грустно прошептала она.
— Нет, вы не покинете его, дорогая матушка! — почтительно и ласково сказал дон Рафаэль.
— Мы с братом перенесем его в тайник!
— Не отказывайтесь от этого, матушка, — вставил дон Лоп, — подумайте о вашем здоровье и о здоровье нашей сестры.
— Что сталось бы с нами, мама, если бы мы потеряли и вас? — печально вымолвила Ассунта.
— Поступайте, дети, по внушению вашего сердца, — сказала донна Бенита, — но только позвольте мне остаться при человеке, которого я так любила всю жизнь!
— Не бойтесь, чтобы мы чем либо воспрепятствовали вам — с этого момента каждое малейшее желание ваше будет для нас законом! — сказал дон Рафаэль.
— Пойдемте, мама! — нежно вымолвила Ассунта, беря ее под руку и медленно удаляясь вместе с нею.
Едва успели они уйти и скрыться из вида за строениями карал я, т. е. конюшен, как из леса послышался конский топот.
Молодые люди переглянулись и стали прислушиваться; в ожидании нового нападения они зарядили свои двустволки. Шум усиливался и приближался.
— Странно! — прошептал дон Рафаэль, — неужели неприятель снова идет на нас?
— Не думаю, теперь уж близко к рассвету, но что бы мог значить этот шум? наши кони все дома?
— Да! — сейчас увидим, — сказал дон Рафаэль и сделав несколько шагов вперед, крикнул громким голосом.
— Кто идет?
— Мир вам! — отвечал звучный молодой голос, — я слуга Господен и направляюсь теперь в пуэбло Пало-Мулатос, где, как мне говорили, люди нуждаются в присутствии священника.
— Идите смело, падре! Здесь, действительно, есть люди, нуждающиеся в вашем утешении и помощи, которые с радостью примут вас!
Двое всадников выехали на прогалинку; ехавший впереди был человек молодой с кроткими, но энергичными чертами бледного исхудалого и истомленного лица. На нем была скромная ряса из черной порыжевшей и во многих местах подштопанной саржи; позади его ехал причетник.
— Добро пожаловать, батюшка! — сказал дон Рафаэль, — сам Господь посылает вас к нам в этот страшный час скорби и испытаний!
Священник и причетник поспешили сойти с коней; при виде дымившихся развалин и груды мертвых тел; первый молитвенно сложил руки и спросил.
— Боже мой! Что все это значит? какая страшная драма разыгралась здесь, на этой полянке?
С минуту он призадумался, но вдруг, ударив себя пальцем по лбу, поспешно спросил:
— А далеко мы от Пало-Мулатос?
— На расстоянии приблизительно одной мили батюшка! — ответил дон Рафаэль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50