Теперь остается только ждать, когда Ворота снова откроются. Наблюдатели должны заметить это.
Уже прошло десять дней с тех пор, как наблюдатели следили за джунглями.
У Конана не было намерения спускаться по дереву, оставив Говинду наблюдать в одиночестве. Вместо этого он поискал более надежный сук, с которого можно будет увидеть побольше, нежели просто листву кроны.
Он почти добрался до облюбованного им заранее местечка, на пять длин копий ниже поста Говинду, когда парнишка громко закричал. Удивление в его голосе смешалось со страхом. Конан отстегнул одно копье и ухватился за крепкий сук своей железной рукой. Другой рукой с помощью копья он раздвинул листву кроны.
Сперва Конану показалось, что это небольшая птичка, до которой рукой подать. Однако врожденный охотничий инстинкт подсказал сперва мальчику, а теперь и киммерийцу, что птица вовсе не небольшая. Птица гигантская, только находится очень далеко. Но как далеко? Конан не имел об этом представления.
Птица — это было еще не все. В воздухе над джунглями поднялось какое-то странное мерцание. На первый взгляд это было похоже на водопад, но только водопад застывший. И не просто водопад — в застывших струях застряла рыба с золотой чешуей, что было совсем уж невозможно.
Если это не Ворота Зла, то тогда приходилось предположить, что в джунглях одновременно наблюдаются сразу два колдовских явления. Конан смотрел на мерцание, щурясь против солнца. Водопад привлекал все его внимание. Конан пытался определить его местоположение. Это было легче сказать, чем сделать.
Не успел киммериец как следует разглядеть приметное дерево с тройной развилкой, как Говинду снова закричал. Сучья задрожали, когда парнишка скользнул вниз и уцепился за сук рядом с варваром.
Конаи теперь тоже ЭТО видел. Птица пикировала так, будто почуяв либо добычу, либо врагов. Киммериец отнюдь не собирался быть добычей. Врагом — другое дело. Если птичка окажется поблизости, то познакомится с кинжалом.
Птица развернулась в воздухе, заложив крутой вираж. Каждое из крыльев было размером с парус корабля. В развороте птица открыла гнусного вида брюхо цвета засохшей крови, полуголое и оперенное не то перьями, не то пухом странного серо-зеленого цвета, цвета болотного мха.
Кривой клюв свидетельствовал о том, что перед Конаном хищник. Когда птица пролетела, Конана и его товарища обдало трупной вонью.
Говинду приземлился на сук, за который держался Конан. Сук затрещал, но не сломался. Одной рукой парнишка схватился за еще один сук, в другой руке у него было копье, которым он замахнулся.
Конан положил руку на плечо парня и покачал головой.
— У нас никогда не будет такой возможности, — сказал Говинду. — Воинам не подобает трусить.
— Мы воины, но у нас сейчас другая задача. Мы здесь не для того, чтобы сражаться.
Все боевые инстинкты, которые выработались у Конана за годы войн, бунтовали против этих слов. Но правда была столь отчетливо нелицеприятна, как вонь, источаемая чудовищной птицей. Пока птица жива, она могла вернуться туда, откуда явилась. К Воротам Зла. К месту, чудесным образом связавшему джунгли и неведомую родину крылатого чудища.
Впрочем, киммерийцу ни разу не доводилось слышать о гигантских хищных птицах вендийских джунглей размером с боевую колесницу. Но ведь даже вендийцы не знают всех диковин, скрывающихся в их лесах. Вендия почти вся покрыта могучими древними лесами, куда человек не всегда решится сунуться. А из тех, кто осмеливается, мало кто возвращается назад.
Когда птица пошла на второй круг, Конан заметил, что шея у страшилища такая же голая, как и брюхо, и покрыта чешуей наподобие змеиной. Глаза птицы горели зловещим желтым огнем. Казалось, что из этих глаз истекает бледный ихор, кровь богов.
Затем птица вернулась в третий раз. Она с грохотом захлопала крыльями, обдав все вокруг нестерпимой вонью. Длинные когтистые пальцы, по четыре на каждой лапе, потянулись к Говинду.
Своей цели они так и не достигли. Инстинкты воинов заставили Конана и мальчика сделать одно и то же. Оба они одновременно метнули свои копья. Ясное дело, что более мощная рука метнула более тяжелое оружие. Копье Конана глубоко вонзилось в смердящую птичью грудь. Копье Говинду ударило в более уязвимую цель — в горящий глаз.
Новая волна трупной вони едва не сбросила отважных воинов с дерева. Уши заложило от яростных криков птицы, где злоба смешивалась с болью. Конан и Говинду, подобно обезьянам, вцепились в ветки, в то время как огромные крылья неистово молотили воздух. Вокруг поднялся настоящий водоворот листьев. Вниз посыпались дождем сучья, птичьи гнезда и макаки.
Птица медленно поднялась и скрылась из виду, потом опять появилась в просвете, уже на некотором расстоянии, медленно набирая высоту. Кровь сочилась из ее глазницы, растекаясь темными ручьями по шее. Изо всех сил сдерживая дыхание, терпеливый, как огромный кот, готовящийся к прыжку, киммериец ждал. Ждал, что сделает птица. Полетит назад, к мерцанию, откуда она появилась, или зайдет на новую атаку.
Не произошло ни того ни другого. Вместо этого птица сложила крылья и упала в джунгли. Раздался треск сучьев. Сильный удар, заставивший дерево, на котором сидел Конан, задрожать, будто под топором дровосека.
Над ветвями поднялся дым, грязно-серый, темный, несший запах горящей плоти. Конан оторвал клочок ткани от своей набедренной повязки и обвязал вокруг лица. Наконец неестественная вонь пошла на убыль. Говинду пытался смотреть одновременно во все стороны, будто ожидая, что в любой момент еще одна птица атакует дерево. Казалось, он совершенно забыл, что находится на большой высоте. Он сидел, практически не держась, и Конан был готов в любой момент подхватить его, если он соскользнет.
Затем дерево снова задрожало, на этот раз еще сильнее. Дрожание прекратилось, потом возобновилось.
Внезапно Конан увидел, как горизонт закачался, и услышал резкий треск. Такое впечатление, что древесные волокна толщиной в человеческую руку рвутся, будто нити. Словно подкошенное погребальным пламенем птицы, дерево начало валиться.
Конан протянул руку вверх и схватил Говинду:
— Держись крепче, парень. Нам уже не слезть. Надо прыгать.
Говинду не отвечал. Ловкий и подвижный, он тем не менее признавал главенство Конана. Он обхватил руками Конана за массивный торс. Конан согнул ноги, вытянул руки и прыгнул.
В тот момент, когда дерево, на котором они сидели, начало заваливаться в противоположную сторону, Конан с вцепившимся в него Говинду пролетел по воздуху и приземлился на соседнем дереве. Сук ударил киммерийца поперек груди, выбив из него воздух и оцарапав Говинду руки. Парнишка растопырил ноги, чтобы не упасть сквозь крону, а затем напоролся рукой на ветку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Уже прошло десять дней с тех пор, как наблюдатели следили за джунглями.
У Конана не было намерения спускаться по дереву, оставив Говинду наблюдать в одиночестве. Вместо этого он поискал более надежный сук, с которого можно будет увидеть побольше, нежели просто листву кроны.
Он почти добрался до облюбованного им заранее местечка, на пять длин копий ниже поста Говинду, когда парнишка громко закричал. Удивление в его голосе смешалось со страхом. Конан отстегнул одно копье и ухватился за крепкий сук своей железной рукой. Другой рукой с помощью копья он раздвинул листву кроны.
Сперва Конану показалось, что это небольшая птичка, до которой рукой подать. Однако врожденный охотничий инстинкт подсказал сперва мальчику, а теперь и киммерийцу, что птица вовсе не небольшая. Птица гигантская, только находится очень далеко. Но как далеко? Конан не имел об этом представления.
Птица — это было еще не все. В воздухе над джунглями поднялось какое-то странное мерцание. На первый взгляд это было похоже на водопад, но только водопад застывший. И не просто водопад — в застывших струях застряла рыба с золотой чешуей, что было совсем уж невозможно.
Если это не Ворота Зла, то тогда приходилось предположить, что в джунглях одновременно наблюдаются сразу два колдовских явления. Конан смотрел на мерцание, щурясь против солнца. Водопад привлекал все его внимание. Конан пытался определить его местоположение. Это было легче сказать, чем сделать.
Не успел киммериец как следует разглядеть приметное дерево с тройной развилкой, как Говинду снова закричал. Сучья задрожали, когда парнишка скользнул вниз и уцепился за сук рядом с варваром.
Конаи теперь тоже ЭТО видел. Птица пикировала так, будто почуяв либо добычу, либо врагов. Киммериец отнюдь не собирался быть добычей. Врагом — другое дело. Если птичка окажется поблизости, то познакомится с кинжалом.
Птица развернулась в воздухе, заложив крутой вираж. Каждое из крыльев было размером с парус корабля. В развороте птица открыла гнусного вида брюхо цвета засохшей крови, полуголое и оперенное не то перьями, не то пухом странного серо-зеленого цвета, цвета болотного мха.
Кривой клюв свидетельствовал о том, что перед Конаном хищник. Когда птица пролетела, Конана и его товарища обдало трупной вонью.
Говинду приземлился на сук, за который держался Конан. Сук затрещал, но не сломался. Одной рукой парнишка схватился за еще один сук, в другой руке у него было копье, которым он замахнулся.
Конан положил руку на плечо парня и покачал головой.
— У нас никогда не будет такой возможности, — сказал Говинду. — Воинам не подобает трусить.
— Мы воины, но у нас сейчас другая задача. Мы здесь не для того, чтобы сражаться.
Все боевые инстинкты, которые выработались у Конана за годы войн, бунтовали против этих слов. Но правда была столь отчетливо нелицеприятна, как вонь, источаемая чудовищной птицей. Пока птица жива, она могла вернуться туда, откуда явилась. К Воротам Зла. К месту, чудесным образом связавшему джунгли и неведомую родину крылатого чудища.
Впрочем, киммерийцу ни разу не доводилось слышать о гигантских хищных птицах вендийских джунглей размером с боевую колесницу. Но ведь даже вендийцы не знают всех диковин, скрывающихся в их лесах. Вендия почти вся покрыта могучими древними лесами, куда человек не всегда решится сунуться. А из тех, кто осмеливается, мало кто возвращается назад.
Когда птица пошла на второй круг, Конан заметил, что шея у страшилища такая же голая, как и брюхо, и покрыта чешуей наподобие змеиной. Глаза птицы горели зловещим желтым огнем. Казалось, что из этих глаз истекает бледный ихор, кровь богов.
Затем птица вернулась в третий раз. Она с грохотом захлопала крыльями, обдав все вокруг нестерпимой вонью. Длинные когтистые пальцы, по четыре на каждой лапе, потянулись к Говинду.
Своей цели они так и не достигли. Инстинкты воинов заставили Конана и мальчика сделать одно и то же. Оба они одновременно метнули свои копья. Ясное дело, что более мощная рука метнула более тяжелое оружие. Копье Конана глубоко вонзилось в смердящую птичью грудь. Копье Говинду ударило в более уязвимую цель — в горящий глаз.
Новая волна трупной вони едва не сбросила отважных воинов с дерева. Уши заложило от яростных криков птицы, где злоба смешивалась с болью. Конан и Говинду, подобно обезьянам, вцепились в ветки, в то время как огромные крылья неистово молотили воздух. Вокруг поднялся настоящий водоворот листьев. Вниз посыпались дождем сучья, птичьи гнезда и макаки.
Птица медленно поднялась и скрылась из виду, потом опять появилась в просвете, уже на некотором расстоянии, медленно набирая высоту. Кровь сочилась из ее глазницы, растекаясь темными ручьями по шее. Изо всех сил сдерживая дыхание, терпеливый, как огромный кот, готовящийся к прыжку, киммериец ждал. Ждал, что сделает птица. Полетит назад, к мерцанию, откуда она появилась, или зайдет на новую атаку.
Не произошло ни того ни другого. Вместо этого птица сложила крылья и упала в джунгли. Раздался треск сучьев. Сильный удар, заставивший дерево, на котором сидел Конан, задрожать, будто под топором дровосека.
Над ветвями поднялся дым, грязно-серый, темный, несший запах горящей плоти. Конан оторвал клочок ткани от своей набедренной повязки и обвязал вокруг лица. Наконец неестественная вонь пошла на убыль. Говинду пытался смотреть одновременно во все стороны, будто ожидая, что в любой момент еще одна птица атакует дерево. Казалось, он совершенно забыл, что находится на большой высоте. Он сидел, практически не держась, и Конан был готов в любой момент подхватить его, если он соскользнет.
Затем дерево снова задрожало, на этот раз еще сильнее. Дрожание прекратилось, потом возобновилось.
Внезапно Конан увидел, как горизонт закачался, и услышал резкий треск. Такое впечатление, что древесные волокна толщиной в человеческую руку рвутся, будто нити. Словно подкошенное погребальным пламенем птицы, дерево начало валиться.
Конан протянул руку вверх и схватил Говинду:
— Держись крепче, парень. Нам уже не слезть. Надо прыгать.
Говинду не отвечал. Ловкий и подвижный, он тем не менее признавал главенство Конана. Он обхватил руками Конана за массивный торс. Конан согнул ноги, вытянул руки и прыгнул.
В тот момент, когда дерево, на котором они сидели, начало заваливаться в противоположную сторону, Конан с вцепившимся в него Говинду пролетел по воздуху и приземлился на соседнем дереве. Сук ударил киммерийца поперек груди, выбив из него воздух и оцарапав Говинду руки. Парнишка растопырил ноги, чтобы не упасть сквозь крону, а затем напоролся рукой на ветку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75