У меня осталось чувство удивления и возмущения непостижимой грубостью природы», – писал Голсуорси своему другу Сент Джону Хорнби. Болезнь была не единственным фактором, омрачившим последние годы отца; за год до смерти старика Бланш ушла от него, обвинив в связи с гувернанткой их внуков.
У его сына эта смерть, должно быть, вызвала противоречивые чувства. Несомненно одно: наряду с горем от утраты отца он испытывал чувство огромного облегчения. Наконец он смог предпринять официальные шаги, чтобы сделать возможным брак с Адой. Десять лет назад они сочли, что публичное обнародование их связи нанесет отцу Голсуорси огромную рану, а ему было тогда уже семьдесят семь лет. Могли ли они предполагать, что время ожидания окажется таким долгим, или вообразить, сколь мучительным будет этот период? Особенно для Ады, женскому достоинству которой был нанесен столь серьезный удар, что она так и не смогла полностью от него оправиться. Все это делало их отношения чрезвычайно деликатными. В характере Джона было заложено стремление исполнить все желания любимого человека, и эта его черта эксплуатировалась без меры. Ради здоровья Ады они должны были много ездить – повсюду, куда та пожелает; ее нужно было защищать от всего, что могло быть для нее трудным или неприятным; ее нужно было баловать, как ребенка, уступать ей во всем; даже игры они выбирали такие, в которых она могла быть победителем. Ее нужно было оберегать от любых волнений, которые могли бы ей напомнить о долгих годах ожидания. Трагедия Ады заключалась в том, что она, не ведая, что творит, требовала от Джона все больше и больше, пока его самопожертвование не стало полным и писатель, которого она сначала поддерживала своей верой и воодушевляла, не оказался всецело в оковах их брака.
Глава 14
ДОЛГОЖДАННАЯ СВОБОДА
Джон и Ада не теряли времени: они открыто поехали вместе на Рождество в Манатон, который уже стал для них «их» местом, и, как они и надеялись, майор Голсуорси, который не мог больше держать никого в заблуждении относительно супружеской верности Ады, начал бракоразводный процесс. Чтобы избежать неловкости в то время, пока дело не будет завершено, Ада не станет полностью свободной и они не смогут пожениться, они решили отправиться за границу.
Перед отъездом из Англии им необходимо было завершить множество дел: теперь тайна была раскрыта, и они должны были наконец посвятить близких друзей в истинный смысл их отношений; кроме того, Джон вынужден был выйти из всех клубов и отойти от дел. Хотя Голсуорси был глубоко убежден в том, что в сложившейся ситуации они с Адой избрали единственно верный путь, хотя он не раз освещал положение замужней женщины, несчастной в браке, в своих произведениях, тем не менее он понимал, что близкие друзья вполне могут осуждать его и, возможно, даже отречься от него из-за его поступка. Он не сомневался в том, что теряет право называться уважаемым и полноправным членом своего общества. «Мой дорогой Хорн, – писал он Сент Джону Хорнби 8 января, – я пишу тебе, чтобы отказаться быть доверенным лицом в твоем брачном контракте. Не думай, что это из-за того, что я боюсь лишних хлопот; я был бы счастлив, если бы все мои официальные обязанности носили столь же приятный и безболезненный характер. Суть в том, что я теперь не подхожу для такого рода дел. Иными словами, я покидаю Англию вместе с человеком, с которым меня связывает давняя и прочная привязанность. Когда завершатся все надлежащие формальности и настанет подходящее время (если судьба будет к нам благосклонна), мы поженимся и вернемся в Англию.
Я не хочу особенно распространяться на эту тему, скажу тебе только, что ее замужество с самого начала было ужасным, что я держался в тени до тех пор, пока их разрыв не стал делом предрешенным, что если кого и стоит обвинять, то только меня, но у меня нет ощущения вины, и я уверен, что любой из нас на моем месте поступил бы точно так же. Ее муж – мой двоюродный брат, и этим объясняется то, что, пока был жив мой отец, мы не имели права причинять ему боль скандалом.
Мы полностью преданы друг другу, мы не думаем, что что-либо может помешать нам, и мы этого не допустим. Те, кто знает нас лучше, полагают, что это будет нетрудно сделать. Я отошел от всех дел, вышел из клубов и т. д., и у меня наконец-то будет время и ничем не отягощенный ум, чтобы писать».
Ральфу Моттрэму, который знал их обоих и, вероятно, уже был в курсе происходящего, Голсуорси написал аналогичное письмо, но в менее извиняющемся тоне:
«Я уезжаю на 6–7 месяцев за границу – до тех пор, пока мы с Адой сможем пожениться. Ожидание – монстр с головой гидры будет убит, надеюсь, уже в этом месяце тем, что называется «процессом» в так называемом суде.
После нашего возвращения, если Вы все еще будете считать нас людьми достойными, я надеюсь, Вы посетите нас в том маленьком домике, который я приобрел. Между тем, мой милый мальчик, я расстаюсь с Вами с чувством искрен93ней симпатии. Я настаиваю на том, чтобы Вы продолжали писать и не унывали.
Нам предстоит пережить любопытный и захватывающий период, так как Ада, слава богу, совсем не то, что можно назвать обыкновенной женщиной, к тому же мы не зря пронесли через все испытания нашу преданность. Любопытно посмотреть, как будут воспринимать все это окружающие. В целом, это укрепляет веру в природу человека».
По условиям завещания отца Голсуорси получил значительно большую финансовую свободу, чем имел до сих пор. Он мог свободно позволить себе и Аде вести тот подвижный образ жизни, который – он чувствовал – им предстоял, и в то же время содержать сначала один, затем два дома в Англии. Все это требовало немалых затрат, а он пока еще ничего не зарабатывал своими книгами. В 1903 году, когда от него ушла жена, Джон Голсуорси-старший изменил завещание, сильно сократив долю жены в наследстве и увеличив долю детей: Джон получил две тысячи пятьсот фунтов стерлингов, которые не облагались налогами, и его годовой доход возрос с четырехсот фунтов до семисот; более того, по истечении семи лет остатки отцовского состояния надлежало в равных частях распределить между детьми. Сыновья унаследовали их полностью, дочери должны были разделить свою долю с детьми.
Вначале Голсуорси поехали в Италию, и 1 февраля Джон смог написать Эдварду Гарнету, что их адрес последующие десять дней будет: ««Гранд-отель» в Леванто близ Специи». Воспоминания же Ады дают основание предположить, что этот период продлился несколько дольше:
«Находясь достаточно долго на Итальянской Ривьере в Леванто, мы обнаружили здесь немало неплохих маршрутов для прогулок. Утренние часы мы отдавали работе – он делал окончательную обработку «Собственника», я перепечатывала начисто текст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
У его сына эта смерть, должно быть, вызвала противоречивые чувства. Несомненно одно: наряду с горем от утраты отца он испытывал чувство огромного облегчения. Наконец он смог предпринять официальные шаги, чтобы сделать возможным брак с Адой. Десять лет назад они сочли, что публичное обнародование их связи нанесет отцу Голсуорси огромную рану, а ему было тогда уже семьдесят семь лет. Могли ли они предполагать, что время ожидания окажется таким долгим, или вообразить, сколь мучительным будет этот период? Особенно для Ады, женскому достоинству которой был нанесен столь серьезный удар, что она так и не смогла полностью от него оправиться. Все это делало их отношения чрезвычайно деликатными. В характере Джона было заложено стремление исполнить все желания любимого человека, и эта его черта эксплуатировалась без меры. Ради здоровья Ады они должны были много ездить – повсюду, куда та пожелает; ее нужно было защищать от всего, что могло быть для нее трудным или неприятным; ее нужно было баловать, как ребенка, уступать ей во всем; даже игры они выбирали такие, в которых она могла быть победителем. Ее нужно было оберегать от любых волнений, которые могли бы ей напомнить о долгих годах ожидания. Трагедия Ады заключалась в том, что она, не ведая, что творит, требовала от Джона все больше и больше, пока его самопожертвование не стало полным и писатель, которого она сначала поддерживала своей верой и воодушевляла, не оказался всецело в оковах их брака.
Глава 14
ДОЛГОЖДАННАЯ СВОБОДА
Джон и Ада не теряли времени: они открыто поехали вместе на Рождество в Манатон, который уже стал для них «их» местом, и, как они и надеялись, майор Голсуорси, который не мог больше держать никого в заблуждении относительно супружеской верности Ады, начал бракоразводный процесс. Чтобы избежать неловкости в то время, пока дело не будет завершено, Ада не станет полностью свободной и они не смогут пожениться, они решили отправиться за границу.
Перед отъездом из Англии им необходимо было завершить множество дел: теперь тайна была раскрыта, и они должны были наконец посвятить близких друзей в истинный смысл их отношений; кроме того, Джон вынужден был выйти из всех клубов и отойти от дел. Хотя Голсуорси был глубоко убежден в том, что в сложившейся ситуации они с Адой избрали единственно верный путь, хотя он не раз освещал положение замужней женщины, несчастной в браке, в своих произведениях, тем не менее он понимал, что близкие друзья вполне могут осуждать его и, возможно, даже отречься от него из-за его поступка. Он не сомневался в том, что теряет право называться уважаемым и полноправным членом своего общества. «Мой дорогой Хорн, – писал он Сент Джону Хорнби 8 января, – я пишу тебе, чтобы отказаться быть доверенным лицом в твоем брачном контракте. Не думай, что это из-за того, что я боюсь лишних хлопот; я был бы счастлив, если бы все мои официальные обязанности носили столь же приятный и безболезненный характер. Суть в том, что я теперь не подхожу для такого рода дел. Иными словами, я покидаю Англию вместе с человеком, с которым меня связывает давняя и прочная привязанность. Когда завершатся все надлежащие формальности и настанет подходящее время (если судьба будет к нам благосклонна), мы поженимся и вернемся в Англию.
Я не хочу особенно распространяться на эту тему, скажу тебе только, что ее замужество с самого начала было ужасным, что я держался в тени до тех пор, пока их разрыв не стал делом предрешенным, что если кого и стоит обвинять, то только меня, но у меня нет ощущения вины, и я уверен, что любой из нас на моем месте поступил бы точно так же. Ее муж – мой двоюродный брат, и этим объясняется то, что, пока был жив мой отец, мы не имели права причинять ему боль скандалом.
Мы полностью преданы друг другу, мы не думаем, что что-либо может помешать нам, и мы этого не допустим. Те, кто знает нас лучше, полагают, что это будет нетрудно сделать. Я отошел от всех дел, вышел из клубов и т. д., и у меня наконец-то будет время и ничем не отягощенный ум, чтобы писать».
Ральфу Моттрэму, который знал их обоих и, вероятно, уже был в курсе происходящего, Голсуорси написал аналогичное письмо, но в менее извиняющемся тоне:
«Я уезжаю на 6–7 месяцев за границу – до тех пор, пока мы с Адой сможем пожениться. Ожидание – монстр с головой гидры будет убит, надеюсь, уже в этом месяце тем, что называется «процессом» в так называемом суде.
После нашего возвращения, если Вы все еще будете считать нас людьми достойными, я надеюсь, Вы посетите нас в том маленьком домике, который я приобрел. Между тем, мой милый мальчик, я расстаюсь с Вами с чувством искрен93ней симпатии. Я настаиваю на том, чтобы Вы продолжали писать и не унывали.
Нам предстоит пережить любопытный и захватывающий период, так как Ада, слава богу, совсем не то, что можно назвать обыкновенной женщиной, к тому же мы не зря пронесли через все испытания нашу преданность. Любопытно посмотреть, как будут воспринимать все это окружающие. В целом, это укрепляет веру в природу человека».
По условиям завещания отца Голсуорси получил значительно большую финансовую свободу, чем имел до сих пор. Он мог свободно позволить себе и Аде вести тот подвижный образ жизни, который – он чувствовал – им предстоял, и в то же время содержать сначала один, затем два дома в Англии. Все это требовало немалых затрат, а он пока еще ничего не зарабатывал своими книгами. В 1903 году, когда от него ушла жена, Джон Голсуорси-старший изменил завещание, сильно сократив долю жены в наследстве и увеличив долю детей: Джон получил две тысячи пятьсот фунтов стерлингов, которые не облагались налогами, и его годовой доход возрос с четырехсот фунтов до семисот; более того, по истечении семи лет остатки отцовского состояния надлежало в равных частях распределить между детьми. Сыновья унаследовали их полностью, дочери должны были разделить свою долю с детьми.
Вначале Голсуорси поехали в Италию, и 1 февраля Джон смог написать Эдварду Гарнету, что их адрес последующие десять дней будет: ««Гранд-отель» в Леванто близ Специи». Воспоминания же Ады дают основание предположить, что этот период продлился несколько дольше:
«Находясь достаточно долго на Итальянской Ривьере в Леванто, мы обнаружили здесь немало неплохих маршрутов для прогулок. Утренние часы мы отдавали работе – он делал окончательную обработку «Собственника», я перепечатывала начисто текст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92