— Зря ты генерала сволочишь, — заявил он, отхихикав свое. — На допросах бы Москаленко тебя не продал, не такой он человек. Но вот Юрий наш Владимирович такого друга фронтового ему подсуропил! Ресторан «Арагви», шашлычок, водочка, воспоминания пошли, слово за слово… С кем не бывает, Никита Сергеич, ты уж на Москаленко особого зла не держи.
— Не буду, — согласился Хрущев. — Ладно, говорил я в тот день с Берией. Дальше что?
Суслов проворно убрал книгу в свой портфельчик, но папку оставил.
— Дальше? — повторил он. — Вроде ничего. Скажи мне только, зачем к тебе позавчера физики из Дубны приезжали? Что это им от тебя, пенсионера, понадобилось? Или это тебе что-то от них понадобилось?
Никита Сергеевич прищурился.
— Вот вы чего заволновались, — с интересом проговорил он. — Боитесь, значит, что я отыщу бомбу, которую Иосиф спрятал, а Лаврентий не нашел…
— Мы ничего не боимся, — скрипнул в ответ Суслов. — Но если ты что-то узнал, ты должен нам сказать. Для твоего же собственного блага. Ты вот про дачу и пенсию говорил. Государство наше доброе, пока ты с ним по-хорошему. Если хочешь по-плохому, то ведь и дачу, и машину, и охрану с обслугой, и пенсию твою союзного значения — все запросто могут и отобрать. С врагами у нас не церемонятся, сам знаешь. Будь моя воля, я бы за одни мемуары тебе полпенсии вжжжик! — и срезал.
Хрущев задумчиво побарабанил пальцами по крышке стола. Ложечка в кружке с крапинками тихонько звякнула.
— А что, если ты прав, Михаил Андреич? — неожиданно спросил он. — Вдруг ту бомбу я и вправду нашел? Нашел и к себе на дачу сюда перенес? Смешно было бы, да? — Хрущев пошарил рукой под столом и внезапно выложил на столешницу два скрученных проводка, аккуратно подсоединенных к большой коричневой кнопке. Оба проводка уходили куда-то вниз. — И представь себе, Михаил Андреич, что кнопка взрывателя вот, у меня в руках. И еще представь себе, будто мне так обрыдли вы все: и ты, и Ленька, и Андропов твой умный, и все прочие пидарасы, — что я щас нажимаю на кнопочку… и ни нас с тобой, ни всей Москвы больше нет. Хороша сказочка?
Суслов, как загипнотизированный, уставился на коричневую кнопку.
— Ты… не можешь… — выдохнул он.
— Да вот запросто, — хмыкнул Хрущев. — Не веришь, что смогу нажать? Давай испытаем, коли не веришь.
Он без всяких колебаний надавил на кнопку. Суслов резко дернулся.
— Я самый непьющий из всех мужаков, — раздалось откуда-то из-под стола хрипловатое пение под гитару. — Во мннне есть мора-а-альная сила. И наша семья большинством голосов, снабдив меня списком на восемь листов…
Хрущев снова нажал на страшную кнопочку, и пение стихло.
— Что эт-то такое? — проскрежетал Суслов, не отводя глаз от проводов с кнопкой.
— Высоцкий, — объяснил гостю Хрущев. — Замечательный певец, хоть и хриплый. Мне ребята из Дубны специально привезли несколько пленок, я вчера весь день слушал на своем магнитофоне и сегодня слушаю. Там и про меня есть… Пришел Никита, он росточком был с аршин, при нем достигли мы космических вершин… — пропел он, неумело подражая голосу певца. — Хочешь, Михал Андреич, я тебе найду эту песню, сам послушаешь…
Суслов стал понемногу приходить в себя.
— Твои шуточки… они тебе дорого обойдутся, — злобно скрипнул он.
— И правда, шуточки, — утвердительно кивнул Хрущев. — Нет у меня никакой бомбы. Что искал я ее лет десять назад — это да, было дело. Так ведь и Лаврентий со своими орлами еще раньше все обыскал. Но если уж Иосиф куда запрячет, пиши пропало.
Суслов что-то невнятно скрипнул и, наконец, раскрыл свою папку, которую все это время держал в руках.
— Распишись здесь и здесь, — сердито произнес он, доставая два листка и авторучку. — Это твое опровержение для ТАСС о том, что к книге мемуаров, изданных на Западе, ты не имеешь отношения. А вот это твое заявление в ЦК с просьбой принять в партийный архив все пленки с воспоминаниями, которые ты успел наговорить… Добровольно пленки выдашь?
Никита Сергеевич, не глядя в текст, подмахнул обе бумажки.
— Сергей! — громко крикнул он, оборачиваясь к двери. — Тащи сюда магнитофонные пленки!
Через пару минут хмурый очкастый Сергей принес отцу уже упакованные в пакет пленки и, не глядя на гостя, удалился. Суслов сунул пакет в свой портфельчик.
— Все, — мрачно заявил он, поднимаясь с табурета. — Ухожу. Но предупреждаю: твою шутку с кнопкой я тебе не забуду и не прощу.
— Лучше бы ты ее забыл, — улыбаясь, посоветовал гостю Хрущев. — Тебя же первого Леня на смех подымет, если узнает, как ты чуть в штаны не наложил при виде магнитофонного выключателя… И вообще, Михал Андреич, спасибо тебе сердечное за визит. Ты даже представить не можешь, как ты меня обрадовал.
Суслов опешил.
— Чем же я тебя так обрадовал? — с подозрением осведомился он. — Или это ты опять так шуткуешь?
— Что ты, я серьезно говорю, — медленно проговорил Хрущев. — Я ведь теперь точно знаю, что и вы с Леней эту бомбу искали, но не нашли. Где-то лежит она под нашими задницами и ТИКАЕТ. По-прежнему опасная и по-прежнему ничья. Последнее-то меня и радует.
Глава десятая
ПО КРИВОЙ ДОРОЖКЕ
Из восемнадцати книг, заказанных Машей Бурмистровой в РГБ всего за неделю до смерти, одиннадцать имели отношение к ядерной физике, а шесть — к истории СССР. Одна книга не имела отношения ни к тому, ни к другому. Это был популярный красочный альбом «Искусство макияжа», который Маша, очевидно, просто рассматривала для собственного удовольствия. Только в этом альбоме я не нашел никаких Машиных помет, зато во всех остальных книгах они имелись в избытке: жирные, ясные, иногда даже многоцветные — красные, черные, синие. С библиотечными изданиями Бурмистрова обходилась безо всяких церемоний, но эта неаккуратность, так оскорбившая востроносенькую даму из РГБ, для меня оказалась спасительной. Если бы не энергичные подчеркивания и многочисленные знаки на полях, я бы не скоро догадался, что может быть общего между громоздким трехтомником Курчатова, выпущенным «Атомиздатом» к восьмидесятилетию физика, и растрепанной брошюркой А. Полковникова «Лицом к лицу» — сборником интервью с историческими деятелями, которые ухитрились дожить до перестройки и гласности. Собранные вместе, отчеркнутые фразы и целые абзацы теперь неожиданно цеплялись друг за друга, ветвями колючего кустарника разрастались в нечто целое — уже странноватое, пугающее, почти фантастическое. Сквозь пухлый том воспоминаний о Никите Сергеевиче Хрущеве вдруг прорастали страницы из «Истории атомной энергии» Фреда Содди, а цитата из «Поражающих факторов» в обрамлении тщательно причесанных мемуаров Громыко неожиданно начинала смотреться то ли намеком, то ли даже явным предупреждением об опасности. Маша явно уже что-то знала заранее или подозревала, отыскивая в книгах лишь новые подтверждения своему знанию… Ах, если бы и я знал это самое что-то!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103