— Почему именно туда? Ты ведь должна обеспечивать безопасность своего предприятия здесь, в Пенсильвании.
Испугавшись своей реакции на внезапную перемену в настроении Франциско, Консуэло отказывалась признаться себе в том, что она только что осознала.
— Но вы говорили, вам надо только знать их местонахождение.
— Законом не возбраняется сообщить мне нечто большее, — сказал Франциско. Он оглянулся — надо было убедиться, что в этой комнате их нет. — Не забывайте — я могу ходатайствовать о вашем повышении, если вы мне поможете. Можете спросить ваше начальство. Спросите у директора АКАЭ.
Она так и сделала. Как только за его спиной закрылась дверь и она собралась с мыслями, она сейчас же связалась с агентством. Глава агентства не только подтвердил то, что она узнала от Франциско, но и приказал ей оказывать ему всяческое содействие, о чем бы он ни просил. Еще он сказал, что очень доволен ее работой.
— Я очень рада, ведь обычно, когда пропадает так много урана, как на нашей станции, принято винить во всем службу безопасности.
— Мы вас очень ценим, мисс Боннер. И не в наших традициях раздавать направо и налево беспочвенные обвинения.
— Но я надеюсь, что почести вы умеете раздавать, ибо мне кажется, я напала на след. Надеюсь, что скоро смогу раскрыть это дело.
— Каким образом?
— Сами увидите.
* * *
На следующее утро Консуэло, Римо и Чиун прибыли в Ла-Джоллу. Консуэло никогда не видела, чтобы такие изящные домики были с таким вкусом вписаны в не менее живописный пейзаж. Римо сказал ей, что в Ла-Джолле самый хороший во всей Америке климат. В этом симпатичном маленьком городишке на тихоокеанском побережье всегда весна. Чиун заметил, что тут слишком много белых.
— Было бы лучше, если бы здесь было побольше корейцев, — пояснил он.
— Если бы здесь было больше корейцев, то это место было бы похоже на рыбацкий поселок, — сказал Римо.
— А чем тебе не нравятся рыбацкие поселки?
— Я видел деревню Синанджу. Хотя она тоже находится на берегу моря, там далеко не так приятно, как здесь.
— Пойду наведу справки, — сказала Консуэло. — Здесь у нас первое недостающее звено.
— Валяй, — отозвался Римо.
Вот было бы интересно, подумал он, пожить в этом местечке. Жить в собственном доме, со своей семьей. Иметь свою машину, ставить ее в свой гараж и каждую ночь спать в одной и той же постели.
Такие мысли совершенно не волновали Джеймса Брустера, бывшего работника атомного объекта в Мак-Киспорте, который не так давно вышел на пенсию. Теперь он получал двенадцать тысяч долларов в год.
При такой скромной пенсии, он только что купил за 750 тысяч квартиру в кондоминиуме в Ла-Джолле, в котором все жильцы были, как и он, пенсионеры.
Ипотечная компания недавно связалась с ядерным комбинатом в Мак-Киспорте по поводу довольно крупного кредита. Им был нужен человек, доходы которого по бумагам не превышали бы двенадцати тысяч долларов, тогда, дав ему ссуду, они выводили бы из-под налогообложения полмиллиона.
Джеймс Брустер был тем самым диспетчером, который осуществлял отправку груза урана по маршруту через бульвар Кеннеди в Бейонне. Это была последняя партия из пропавшего топлива. И Джеймс Брустер был для Консуэло Боннер ниточкой к разгадке. Судя по всему, утечка шла именно через него. И сейчас она должна его разыскать.
— Он мой, — сказала Консуэло, когда они вошли в парадное роскошного городского дома. С другой стороны дома доносился шум океана. — Все должно быть законно и совершенно официально. Никакого шума. Вы меня слышите?
— Что она называет шумом? — спросил Чиун, который всегда действовал исключительно бесшумно.
— Она хочет сказать, что в допросе мы помочь не сможем. В этой стране проведение допроса регламентируется законом. Ей нужно получить от него улики, которые могут быть приняты судом, — сказал Римо.
В кондоминиуме было три квартиры. Над одной из кнопок на медной табличке у входа значилась фамилия Брустер. Чиун огляделся по сторонам. Невыразительное жилище, начисто лишенное подлинно корейского уюта.
Чиун пытался осмыслить маловразумительные объяснения Римо.
— Что это такое — улики, которые будут приняты судом? — спросил он, внутренне опасаясь, что оказывается втянутым в непостижимое нечто, которое заставляет американцев вести себя как ненормальные.
— Видишь ли, нельзя, например, добывать улики противозаконными методами. Судья их не примет.
— Даже если то, что ты пытаешься доказать, — правда? — изумился Чиун.
— Неважно, служат ли твои улики установлению истины или нет, как и то, виновен подсудимый или нет. Если ты нарушаешь правила, тогда судья не примет твои улики к рассмотрению.
— Значит, правда никого не интересует? — спросил Чиун.
— Ну, в некотором смысле она всех интересует. Конечно. Но люди ведь должны и от произвола полиции быть защищены. Иначе это будет полицейское государство, диктатура, тирания, — объяснил Римо.
Он мог бы сказать Чиуну и о том, что не что иное, как такое гипертрофированное представление о правосудии и является первопричиной существования всей их организации, но Чиун этого никогда бы не понял. Он просто не хотел этого понять.
— Среди тиранов были и замечательные личности, Римо. Никогда не говори плохо о тиранах. Тираны хорошо платят. История Синанджу знает немало щедрых на похвалу тиранов.
— В этой цивилизации тиранов не жалуют, — сказал Римо.
— Именно поэтому мы и не относим себя к этой цивилизации. Чем вот ты сейчас занимаешься — гоняешься за каким-то украденным металлом, как какой-нибудь сторож на складе? Тирания чтит настоящего ассасина.
— Тшш, — сказала Консуэло и позвонила в дверь.
— Без шума, — передразнил Чиун и поискал глазами какого-нибудь здравомыслящего человека, который мог бы разделить его скептическую оценку происходящего. Естественно, вокруг никого не было — только они с Римо и Консуэло. И как всегда, Чиун оказывался единственным здравомыслящим из всех.
— Кто там? — послышалось из-за двери.
— Здравствуйте, — сказала Консуэло. — Меня зовут Консуэло Бонер, мы приехали из Мак-Киспорта.
— А кто этот странный тип?
— Его зовут Римо, — ответил Чиун.
— Я не его имел в виду, — сказал Брустер.
Чиун оглянулся. В парадном больше никого не было. Но он и так это знал. Чиун посмотрел на свои безупречные ногти, которые свидетельствовали о внутренней утонченности, еще раз мысленно окинул себя взором и убедился в безукоризненности своего внешнего вида. Он и без зеркала знал, что его лицо излучает радость, здоровье и благородство духа.
Да, у этого Брустера явно нелады со зрением — или с мозгами? А может, и с тем и другим сразу.
— Я занят, — сказал Брустер.
Римо скрестил на груди руки. Ему на память пришло его полицейское прошлое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54