— Но это камень, который объясняет, как делать золото из свинца.
— Это камень, из-за которого нас стали называть мошенниками и мистификаторами. Если бы не этот камень, наши средства от нарывов и подагры получили бы признание, как они того заслуживают. Наши формулы и убеждения дошли бы до потомков как нечто, заслуживающее всяческого уважения. Вместо того у нас украли наши труды, дали им название “химия” и отдали в руки жулья. Пусть камень лежит там, где он есть. Алхимики не только искали способ получения золота, их заслуги гораздо больше.
— Но что если камень говорит правду? Что если великая ложь обернется великой правдой?
— Этот вопрос, мистер Колдуэлл, я задавал себе много раз, и ответом всегда было то, что философский камень — это наша единственная ложь. И мы дорого за нее заплатили. Ибо перед вами, сэр, стоит последний алхимик на земле. А причина — этот самый камень.
— Но камень говорит правду.
— Нет. Если бы это было так, ничто не помешало бы нам всем разбогатеть.
— Вовсе не обязательно.
— Это еще почему? Слушайте, вы не дразните меня. Скажите лучше: почему вы так думаете?
— Потому что вы не представляете себе, что такое золото, — отвечал Харрисон Колдуэлл. — Зато я это отлично понимаю, поэтому я и оставил на дне морском золотых слитков на сумму в двенадцать миллионов долларов. Я знаю, что делает золото с людьми. Я знаю это чувство. Я понимаю, что для вас это благородный металл. Самый благородный из всех.
— Да, это так. Алхимики всегда называли золото благородным металлом.
— Ну вот, а я оставил его на двенадцать миллионов, ибо по сравнению с философским камнем это золото — ничто, это крохотная крупица.
— Отправляйтесь назад и заберите это золото, мистер Колдуэлл, — сказал профессор Крикс и снова потянулся к бокалу, наполненному изысканным вином. Он сделал большой глоток и помотал головой. — Если бы можно было превращать свинец в золото, мы бы так и делали. И мы не стали бы рисковать жизнью, уверяю вас. Подумайте, сколько нас сложило голову на плахе или сгорело на костре, после того как какой-нибудь монарх предлагал нам под страхом смерти обратить в золото груду свинца? Вы что же, думаете, что мы сами выбирали смерть? Оставьте этот камень. В нем наше вековое проклятие.
— А что если я скажу вам, что кое-кому все же удалось превратить свинец в золото?
— Вы имеете в виду то золото, что вы обнаружили в море? — спросил профессор. Кто этот человек? — подумал он. — Никогда о нем ничего не слышал, но он так хорошо разбирается в алхимии. Не удивлюсь, если он и языки эти знает.
— Как я уже вам говорил, — продолжал Харрисон Колдуэлл, — я хорошо знаю золото. Я сомневаюсь, что золото можно сделать по формуле, начертанной на камне. Может, за всю историю по этой формуле и было получено каких-нибудь несколько унций. Но если бы вы, профессор Крикс, понимали душу золота так, как понимаю ее я, вы бы знали, о чем идет речь.
— Вы должны мне сказать. Скажите же.
— Ответ заключен в этом камне и еще в том, что вы, как алхимик, можете сами мне сказать. Видите ли, на самом деле золота на земле в изобилии. В изобилии. В каждой кубической миле морской воды его содержится не менее чем на девяносто тысяч долларов. Вы знали об этом?
— Нет, не знал.
— Но для того, чтобы его извлечь, понадобится четыре миллиона долларов. Так что вы сами видите, это дело нерентабельное. У золота свои экономические законы.
— Значит, чтобы получать золото, нужны алмазы. А это еще более чистое вещество, — заметил профессор Крикс.
— Нет, — отвечал Колдуэлл. — Ни одно вещество не может быть чище золота — и полезнее его. И более ходким товаром, чем золото.
— Тогда что?
— Очевидно, нечто, что было раньше большой редкостью.
— Что же?
— Вот поэтому я и нахожусь здесь. Кто кроме вас может прочесть старые знаки алхимии?
— Разумеется, — сказал профессор и снова поставил бокал.
Мистер Колдуэлл принес карандаш и блокнот и без устали подливал старику вина. Профессор разобрал старинный знак свинца, это старый добрый знакомый. А вот красная ртуть. А вот белая. Великое вещество — эта ртуть. Ее не так легко добыть, но все же она есть. Надписи на камне стали обретать какой-то законченный смысл только в санскритском секторе. И тогда мистер Колдуэлл стал быстро писать. Казалось, ему немного не хватало соответствующих познаний. Но когда наконец санскритская надпись выдала формулу недостающего элемента, Харрисон Колдуэлл сказал:
— Ну конечно, тогда это была большая редкость.
Возможно, дело было в количестве выпитого, но только у профессора вдруг начала кружиться голова. Чувство было довольно приятное, но жутковатое.
— Пожалуй, мне уже довольно, — сказал профессор и подумал о том, что сейчас было бы уместно вознести молитву самому Золоту и испросить его могущества и духа, дабы благословить их предприятие, а также поблагодарить за воскресение единственно подлинной науки, которая в ближайшем будущем возродится на земле подобно астрономии.
— Я пришлю вам миллион ящиков, — сказал милейший мистер Колдуэлл.
Миллион ящиков? Да найдется ли во всем мире миллион ящиков этого дивного вина? Ведь речь идет об одном-единственном винограднике. Профессору Криксу казалось, что он произносит эти слова вслух, но язык у него во рту не ворочался. Он был неподвижен. И губы тоже. И все его тело. Но только когда его пронзила страшная резь в желудке, он узнал действие старинной формулы цианистого калия. Боль быстро прекратилась, но старый профессор уже был в другом месте и не мог испытать облегчения. Тело его окаменело, и только пальцы слегка вздрогнули, когда из них вынули фотографии.
Какая удача, подумал Харрисон Колдуэлл. Как говорили у них в семье, “смело усыпай мостовую потрохами, и тебя будет любить весь город”. Что, по сути, было перефразированным “смелость города берет”.
Он вышел через заднюю дверь и пошел по аллее, насвистывая мотив песенки, которую не слыхали в этих краях на протяжении многих столетий.
Харрисон Колдуэлл хорошо понимал не только душу золота, он отлично сознавал и то, что теперь у него будет больше золота, чем у любого царя со времен Креза. А если подумать, то, пожалуй, и больше, чем у самого Креза. Больше, чем у любого человека на земле. Ибо Харрисон Колдуэлл знал, что в наше время то, чего не хватало алхимикам прошлого, имеется в значительно большем количестве, нежели в любую другую эпоху. Это вещество надо только украсть.
Глава вторая
Его звали Римо, и он вынужден был смотреть, как девочка тонет. Мать билась в истерике. На берегу столпились прохожие, один молодой человек сделал попытку спасти ребенка, но сам пошел ко дну, и тогда вытаскивать пришлось уже его.
В Мичигане стояла ранняя весна, и водоемы были покрыты тонкой коркой льда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54