Я обернулся. В проеме распахнутой двери стоял Санада с крайне угрюмым выражением лица. В его близко посаженных глазках сквозило что-то необычное.
— Ах, вот ты где!
Его слова обращались не ко мне:
— Охара! Надо поговорить.
— А что такое?
Не ответив ей, он посмотрел на меня:
— А ты разве сегодня не болеешь?
— Болею. Да вот заскочил в наш медпункт за лекарством. Если у вас разговор, я пойду.
— Сделай милость.
— Подождите, босс! — встряла Охара. — Ничего, если мы поговорим чуть позже? У нас с шефом важный вопрос…
— А я тебя что, в игрушки играть приглашаю? Я вспомнил слова Какисимы. «Всех нечленов профсоюза будут увольнять поименно…» Охара состоит в профсоюзе. Хоть за нее можно не беспокоиться.
Я поднялся из-за стола.
— Извини, Охара. Что-то меня опять лихорадит. Пойду-ка я домой.
Санада окинул нас обоих подозрительным взглядом.
Я легонько коснулся ее плеча и вышел из переговорной. За столом Томидзавы по-прежнему никого не было. Я направился сразу к лифту.
На дворе ярко светило послеобеденное солнце. Потеплело. Весна разгоралась. В садике у соседнего здания стояли скамейки. Несмотря на будний день, на скамейках сидели люди, с виду — типичные клерки, и лениво грелись на солнышке. Эта безмятежная картинка никак не вязалась с тем, о чем рассказал Какисима. Разница между его историей и этим весенним денечком казалась просто невероятной.
На одной из скамеек я заметил знакомую фигуру. Томидзава сидел в одиночестве и молча смотрел в одну точку перед собой. Не замечая ни меня, ни кого-либо вокруг.
Я стоял на тротуаре, разглядывая весеннее солнце, и странные мысли опять копошились в моей голове. Почему фигура человека, устало опустившего плечи, так органично вписывается в этот весенний пейзаж? В подобной гармонии было нечто горькое и несправедливое. Он сидел застыв точно статуя, с остекленевшими глазами. И разглядывал что-то совершенно мне неизвестное.
Я отвернулся и пошел своей дорогой.
Проходя мимо здания российского посольства, я скользнул взглядом по фигуркам полицейских. Карту местности на выходе из метро я изучил довольно подробно, однако шагать пришлось куда дольше, чем я ожидал. Голова кружилась, перед глазами все плыло. Возможно, оттого, что я с самого утра мотался по городу как заведенный. А может, просто устал и размяк под лучами весеннего солнца.
Миновав посольство, я уже начал спускаться под горку, когда зазвонил телефон.
— Шеф! — сказала Охара. — Вы где находитесь?
— Дома. Лежу в постели, как ты мне и приказывала.
— Ладно врать-то! Я вам домой звонила — никто трубку не брал.
— А чего звонила?
— Сообщить одну новость. Гипер-супер-ультрановость — вы не поверите!
— Ты газеты читаешь? Там каждый день полно новостей, в которые никто не верит. А толку?
— Только что вышел новый приказ. С апреля я — старший клерк по дизайну!
— Вот как? Здорово… Значит, на повышение пошла?
Она выдержала паузу, словно собираясь послать меня к черту. Да так и сделала:
— Идите к черту, шеф! Вы и правда не понимаете, что происходит, или вам как маленькому объяснить?
— Объяснить, — вздохнул я.
И она объяснила. Даже в компании «Тайкэй», загибающейся от инфляции менеджеров среднего звена, никогда не было такой странной должности, как «старший клерк».
Чтобы мне позвонить, Охара явно куда-то вышла. Обычного конторского галдежа я в трубке не слышал. Шагая по улице, я слушал ее объяснения. Секцию дизайна, которой до сих пор заведовал я, переделают в группу. У группы останутся те же функции, что у секции, но работать там будет заметно меньше народу. Иначе говоря, сократят управленческие звенья, сохраняя систему в целом. А вот секцию по работе с филиалами упразднят совсем. Двоих сотрудников, работавших под Томидзавой, перебросят в другие секции, а самого Томидзаву уволят в конце апреля. Кроме него из отдела уволят еще парочку старых сотрудников.
Теперь я понял, почему у Какисимы не нашлось сегодня времени для разговора. И почему у Санады была такая угрюмая физиономия. Объяви сразу нескольким сотрудникам, что их выкидывают на улицу, — самому жить расхочется. Представляю, как сейчас трясет всю компанию. В других отделах наверняка такая же чехарда. Телефоны внутренней связи небось от таких новостей раскалены до предела. Слава богу, я сбежал из конторы до того, как все началось. Как там сказал Какисима? «Кадровая перетасовка и поименное увольнение»? Хитришь, брат. Бери выше. Полная перестройка системы, вот что это такое.
И хотя уже совсем скоро я расставался с конторой навсегда, у меня вдруг защемило сердце. Двадцать лет. Ровно столько я прожил в их суетливом мирке. Конечно, успехи и неудачи сменяют друг друга, как волны в море, везде, где бы ни жил человек. И эта компания — не исключение. Все понятно. И все же одному чувству я никак не мог подобрать названия. Тому, что охватило меня при виде фигурки Томидзавы, ссутулившегося в лучах весеннего солнца.
Стайка домохозяек, оживленно щебеча, пробежала мимо. Прижимая к уху мобильник, я наконец сказал:
— Ну, по крайней мере в твоем случае все очень неплохо. Будешь заведовать дизайном, я так понимаю? Значит, старик Санада все-таки разбирается в людях!
— Да в чем он там разбирается?! Какую девчонку за бумажками лучше гонять?
— Не скажи. Он тоже по-своему профи. И вообще — перестань ворчать! Можешь хоть чему-нибудь обрадоваться по-человечески? Вот и зарплату повысят, так ведь?
— Повысят, тоже мне! Кошкины слезы… Скорей всего, в общем даже меньше получать буду. Старшим клеркам сверхурочные не оплачиваются.
— Ах да… Но зато теперь ты на целый шаг ближе к цели.
— Какой еще цели?
— Стать первой женщиной — президентом компании.
В трубке вздохнули:
— Послушайте, шеф…
— У телефона.
— Сегодня вечером я зайду вас проведать. Мы ведь не закончили разговор. А уж он-то поважнее, чем кадровые перестановки.
— Даже не думай! По температуре я сейчас близок к летальному исходу. Оставь меня в покое. Все разговоры — завтра.
Я отключил телефон. Продолжая шагать, я задумался. Все-таки что ни говори, а Санада тоже был профи. Конечно, элементарной человечности ему всегда не хватало, но нюх на людей у него есть, тут уж не поспоришь. Фактически он назначил заведовать всем нашим дизайном самую талантливую из оставшихся. Да и с упразднением нашей секции я в общем согласен. В конце концов, сегодня не встретишь ни одной фирмы, где дизайном занималась бы целая секция. Хотя, конечно, теперь Охаре придется несладко: в ее подчинении окажется сразу несколько мужчин гораздо старше ее. Впрочем, я уверен: кто-кто, а эта девочка не растеряется.
Все эти мысли окончательно растопили мои мозги. Но, слава богу, я уже прибыл к цели. Свернув с тротуара, я направился к дверям новенького трехэтажного здания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Ах, вот ты где!
Его слова обращались не ко мне:
— Охара! Надо поговорить.
— А что такое?
Не ответив ей, он посмотрел на меня:
— А ты разве сегодня не болеешь?
— Болею. Да вот заскочил в наш медпункт за лекарством. Если у вас разговор, я пойду.
— Сделай милость.
— Подождите, босс! — встряла Охара. — Ничего, если мы поговорим чуть позже? У нас с шефом важный вопрос…
— А я тебя что, в игрушки играть приглашаю? Я вспомнил слова Какисимы. «Всех нечленов профсоюза будут увольнять поименно…» Охара состоит в профсоюзе. Хоть за нее можно не беспокоиться.
Я поднялся из-за стола.
— Извини, Охара. Что-то меня опять лихорадит. Пойду-ка я домой.
Санада окинул нас обоих подозрительным взглядом.
Я легонько коснулся ее плеча и вышел из переговорной. За столом Томидзавы по-прежнему никого не было. Я направился сразу к лифту.
На дворе ярко светило послеобеденное солнце. Потеплело. Весна разгоралась. В садике у соседнего здания стояли скамейки. Несмотря на будний день, на скамейках сидели люди, с виду — типичные клерки, и лениво грелись на солнышке. Эта безмятежная картинка никак не вязалась с тем, о чем рассказал Какисима. Разница между его историей и этим весенним денечком казалась просто невероятной.
На одной из скамеек я заметил знакомую фигуру. Томидзава сидел в одиночестве и молча смотрел в одну точку перед собой. Не замечая ни меня, ни кого-либо вокруг.
Я стоял на тротуаре, разглядывая весеннее солнце, и странные мысли опять копошились в моей голове. Почему фигура человека, устало опустившего плечи, так органично вписывается в этот весенний пейзаж? В подобной гармонии было нечто горькое и несправедливое. Он сидел застыв точно статуя, с остекленевшими глазами. И разглядывал что-то совершенно мне неизвестное.
Я отвернулся и пошел своей дорогой.
Проходя мимо здания российского посольства, я скользнул взглядом по фигуркам полицейских. Карту местности на выходе из метро я изучил довольно подробно, однако шагать пришлось куда дольше, чем я ожидал. Голова кружилась, перед глазами все плыло. Возможно, оттого, что я с самого утра мотался по городу как заведенный. А может, просто устал и размяк под лучами весеннего солнца.
Миновав посольство, я уже начал спускаться под горку, когда зазвонил телефон.
— Шеф! — сказала Охара. — Вы где находитесь?
— Дома. Лежу в постели, как ты мне и приказывала.
— Ладно врать-то! Я вам домой звонила — никто трубку не брал.
— А чего звонила?
— Сообщить одну новость. Гипер-супер-ультрановость — вы не поверите!
— Ты газеты читаешь? Там каждый день полно новостей, в которые никто не верит. А толку?
— Только что вышел новый приказ. С апреля я — старший клерк по дизайну!
— Вот как? Здорово… Значит, на повышение пошла?
Она выдержала паузу, словно собираясь послать меня к черту. Да так и сделала:
— Идите к черту, шеф! Вы и правда не понимаете, что происходит, или вам как маленькому объяснить?
— Объяснить, — вздохнул я.
И она объяснила. Даже в компании «Тайкэй», загибающейся от инфляции менеджеров среднего звена, никогда не было такой странной должности, как «старший клерк».
Чтобы мне позвонить, Охара явно куда-то вышла. Обычного конторского галдежа я в трубке не слышал. Шагая по улице, я слушал ее объяснения. Секцию дизайна, которой до сих пор заведовал я, переделают в группу. У группы останутся те же функции, что у секции, но работать там будет заметно меньше народу. Иначе говоря, сократят управленческие звенья, сохраняя систему в целом. А вот секцию по работе с филиалами упразднят совсем. Двоих сотрудников, работавших под Томидзавой, перебросят в другие секции, а самого Томидзаву уволят в конце апреля. Кроме него из отдела уволят еще парочку старых сотрудников.
Теперь я понял, почему у Какисимы не нашлось сегодня времени для разговора. И почему у Санады была такая угрюмая физиономия. Объяви сразу нескольким сотрудникам, что их выкидывают на улицу, — самому жить расхочется. Представляю, как сейчас трясет всю компанию. В других отделах наверняка такая же чехарда. Телефоны внутренней связи небось от таких новостей раскалены до предела. Слава богу, я сбежал из конторы до того, как все началось. Как там сказал Какисима? «Кадровая перетасовка и поименное увольнение»? Хитришь, брат. Бери выше. Полная перестройка системы, вот что это такое.
И хотя уже совсем скоро я расставался с конторой навсегда, у меня вдруг защемило сердце. Двадцать лет. Ровно столько я прожил в их суетливом мирке. Конечно, успехи и неудачи сменяют друг друга, как волны в море, везде, где бы ни жил человек. И эта компания — не исключение. Все понятно. И все же одному чувству я никак не мог подобрать названия. Тому, что охватило меня при виде фигурки Томидзавы, ссутулившегося в лучах весеннего солнца.
Стайка домохозяек, оживленно щебеча, пробежала мимо. Прижимая к уху мобильник, я наконец сказал:
— Ну, по крайней мере в твоем случае все очень неплохо. Будешь заведовать дизайном, я так понимаю? Значит, старик Санада все-таки разбирается в людях!
— Да в чем он там разбирается?! Какую девчонку за бумажками лучше гонять?
— Не скажи. Он тоже по-своему профи. И вообще — перестань ворчать! Можешь хоть чему-нибудь обрадоваться по-человечески? Вот и зарплату повысят, так ведь?
— Повысят, тоже мне! Кошкины слезы… Скорей всего, в общем даже меньше получать буду. Старшим клеркам сверхурочные не оплачиваются.
— Ах да… Но зато теперь ты на целый шаг ближе к цели.
— Какой еще цели?
— Стать первой женщиной — президентом компании.
В трубке вздохнули:
— Послушайте, шеф…
— У телефона.
— Сегодня вечером я зайду вас проведать. Мы ведь не закончили разговор. А уж он-то поважнее, чем кадровые перестановки.
— Даже не думай! По температуре я сейчас близок к летальному исходу. Оставь меня в покое. Все разговоры — завтра.
Я отключил телефон. Продолжая шагать, я задумался. Все-таки что ни говори, а Санада тоже был профи. Конечно, элементарной человечности ему всегда не хватало, но нюх на людей у него есть, тут уж не поспоришь. Фактически он назначил заведовать всем нашим дизайном самую талантливую из оставшихся. Да и с упразднением нашей секции я в общем согласен. В конце концов, сегодня не встретишь ни одной фирмы, где дизайном занималась бы целая секция. Хотя, конечно, теперь Охаре придется несладко: в ее подчинении окажется сразу несколько мужчин гораздо старше ее. Впрочем, я уверен: кто-кто, а эта девочка не растеряется.
Все эти мысли окончательно растопили мои мозги. Но, слава богу, я уже прибыл к цели. Свернув с тротуара, я направился к дверям новенького трехэтажного здания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78