— Да, все верно, — кивнул Исидзаки. — Приказывать я тебе не могу. Я уже говорил гендиректору, что из-за нашей кадровой политики мы можем потерять таких специалистов, как ты. Насколько я знаю, до перевода сюда ты занимался чисто менеджерской работой. Фактически ты — первый в истории компании, кого наняли с улицы сразу на должность завсекцией… Хотя, конечно, удерживать тебя мы не можем.
Наверное, мне следовало поблагодарить его, но я промолчал. Со мной-то ладно. А что будет с теми, кого уволят сразу после меня? На дворе жуткий кризис, самый жестокий за всю послевоенную историю страны. А президент — всего лишь представитель своей компании. И его личное отношение ко мне не имеет ничего общего с его же обязанностями. В кабинете повисла гнетущая пауза.
— А кстати, — сменил он тему. — Вряд ли ты особенно радовался, но все же… Как ты себя ощутил, вернувшись в рекламу через столько лет?
— Поначалу — как Урасима Таро, Все вокруг перешло на цифру — печать, фото, видео. Любая мелочь контролируется компьютером… Сперва было очень не по себе.
— Что, действительно такие резкие перемены?
— Да, очень. Сам корпоративный язык изменился. Столько привычных слов умерло! «Слайды», «оптика», «гранки»… Для нынешней молодежи все эти слова — как динозавры.
— Это правда. Аналоговые технологии отжили свое… — В его голосе прозвучала едва уловимая грусть. — А тебе, кстати, сколько сейчас?
— Сорок шесть.
— Сорок шесть… Когда мы с тобой встретились, мне было столько же. Двадцать лет пролетело, а?
Его взгляд слегка затуманился, словно он переместился куда-то на пару секунд — и тут же вернулся. Да, ровно двадцать лет. Даже эти цифры он помнил точно. Похоже, наша встреча произвела впечатление и на него. Исидзаки вздохнул и вернулся к теме:
— Ладно, хватит о прошлом… Сегодня я хотел бы узнать, что вы думаете по одному вопросу. И хотя один из вас скоро уволится — на сегодняшний день он пока работает в фирме, а потому его мнение для меня очень ценно. Возможно даже, мне понадобится ваш личный совет.
— Личный совет? — выдавил потрясенный Санада. — А что значит «возможно»?
— Сначала я хочу вам кое-что показать. Одну видеозапись.
— Видеозапись?
— Да. Это частная запись. Признаюсь, домашняя съемка — мое старое хобби…
— Как же, как же! — закивал Санада. — Все сотрудники знают, что господин президент любит снимать на видео!
Я тоже читал об этом. В журнальчике нашей компании была рубрика «Мои увлечения», и однажды там напечатали фотографию президента. Стоя с видеокамерой в руках, он снимал группу светловолосых детишек на футбольном поле. Комментарий внизу рассказывал о том, как Исидзаки путешествовал в Северную Европу.
— Ну что вы! Я совсем дилетант. Уж вы-то соображаете в этом лучше меня. Так что за качество съемки строго прошу не судить…
Исидзаки поднялся с дивана и взял со стола небольшую видеокамеру.
— Хориэ! — тут же шикнул на меня Санада. Помоги, мол. Когда Исидзаки вставал, его рука легонько дернулась в мою сторону.
С проводами он обращался привычно, и за какие-то несколько секунд мы подключили камеру к телевизору. Президент вернулся на диван и поставил камеру на журнальный столик. Восьмимиллиметровая «Айва». Давно вышла из моды. По крайнем мере, на полках магазинов такой уже не увидишь.
— Это совсем недолго. Смотрите, а потом поговорим.
Исидзаки нажал на кнопку дистанционного управления, и экран телевизора ожил.
Широкая лента дороги. На обочине — светофор для пешеходов. Сейчас горит красный. Похоже на городскую улицу. Машин почти нет — видимо, раннее время суток. Полоска рассвета растекается по горизонту, отбрасывая блики на объектив. По ту сторону дороги сгрудились в кучку сонные многоэтажки. Камера не двигается. Прямо перед светофором на асфальте сидит ворона. Ранний рассвет, спокойный пейзаж. Камера наезжает. Ворона в центре кадра делается крупнее. Судя по всему, именно ворону Исидзаки выбрал для съемки.
Слева от камеры слышится крик: «Берегись!»
Перед камерой — плечи мужчины в зеленом спортивном костюме. Он перебегает дорогу на красный свет. Сбоку на бешеной скорости вылетает автомобиль, слегка задевает его и уносится прочь. Мужчина летит кубарем на землю, но тут же подымается и продолжает бег. Похоже, ушибся несильно. Он бежит дальше, чуть заметно прихрамывая. Добежав до тротуара, поворачивается к камере боком. На долю секунды нам видно его лицо. Лет тридцать с небольшим.
Ворона, захлопав крыльями, срывается с места и улетает.
«А-а!» — снова слышится чей-то крик. Похоже, самого Исидзаки.
Камера дергается, изображение дрожит. В глазок камеры больше никто не смотрит. На экране пляшет асфальт, картинка мутнеет. Все приходит в движение. В динамиках — учащенное дыхание. Непонятно с чего, но хозяин камеры тоже куда-то бежит.
Наконец объектив задирается вверх, и мы видим фрагмент одной из многоэтажек. Здание старое, но очень солидное. Видно, что денег на строительство не жалели. В центре здания, этаже на четвертом-пятом, — балкон, на котором что-то белеет. Камера наезжает.
В объективе — голова ребенка, мальчика лет двух или трех. Малыш перевесился через перила и может свалиться в любую секунду. Его захлебывающийся крик еле слышно доносит ветром. Похоже, он не может сам залезть обратно. Его ладошкам не за что зацепиться, и они болтаются, точно листья дерева на ветру. Тельце еще удерживает равновесие, но с каждой секундой это дается ему все трудней. Вот он в ужасе задерживает дыхание. Предчувствие беды наполняет кадр — и резкий крик разрывает воздух.
Ребенок слетает с балкона.
Камеру сильно трясет, картинка смазывается.
Секунду-другую объектив скользит вниз по отвесной стене, отслеживая падение. Момент, когда любой зритель хочет зажмуриться.
И тут перед камерой, словно птица, проносится чья-то тень. Тот самый бегун. Уже в следующую секунду он подхватывает выпавшего с балкона ребенка и крепко сжимает в объятиях.
Успел. В последнем рывке, за который, наверное, стоит благодарить только Господа Бога… От удара мужчина летит кувырком, но ребенка из рук не выпускает. Самое страшное позади.
В следующем кадре — мужчина, распростертый на асфальте, с ребенком в руках. Снова слышится детский плач, однако на малыше ни царапины. Он просто ревет от испуга. В глазах мужчины — неописуемое облегчение. Он поворачивает голову к камере. В капельках пота на сияющем лице переливаются искры рассвета.
На этом фильм обрывался. Вся запись не заняла и пяти минут.
— Уф-ф! — шумно выдохнул Санада. — Вот это съемка! Полный экстрим. Аж руки вспотели… Господин президент! Вы что же, сами все это сняли?!
Исидзаки молча кивнул.
— Когда?
— В прошлую субботу, утром. Еще и шести не было. Я, как обычно, гулял возле дома у себя в Хироо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78