Посреди площади он расыпал несколько горстей зерна и выпустил из деревянного ящика голубей.
Видимо, птиц давно не кормили, и они с жадностью начали склевывать зерна. И тогда наступила очередь юноши. Он сбросил с клетки прикрывающий ее платок и открыл дверцу. Мягко ступая широкими короткими лапами, из нее вышел песчано-желтый кот с ярко-зелеными пронзительными глазами. Ленивый и медлительный, он словно не замечал собравшихся вокруг людей. И вдруг короткие уши каратала насторожились, вздыбились на них черные кисточки, а зрачки сузились, и он припал к земле.
Зачарованно смотрела Садат-бегим, как еще недавно ленивый и медлительный зверек вдруг напрягся и, прижимаясь всем телом к земле, пополз в сторону клюющих зерно птиц. Толпа замерла. Каратал, казалось, не полз, а скользил по земле, слившись с ней.
Голуби словно почувствовали приближение опасности. Они перестали клевать зерно и тревожно крутили своими точеными головками, пытаясь понять, откуда исходит угроза. Вдруг они дружно сорвались с места и, громко хлопая крыльями, попытались взмыть в небо. Но было поздно. Словно желтая молния метнулась вслед за ними. В неправдоподобно высоком прыжке каратал достал одну из птиц и вместе с ней мягко, на все четыре лапы, упал на землю…
Собравшиеся ревели от восторга. Глаза Садат-бегим горели азартом. Она смотрела, как юноша туркмен, поймав каратала, запихивал его в клетку, а тот в ярости грыз его рукавицы из толстой, грубой кожи, и ей хотелось, чтобы все повторилось снова.
Краем глаза ханум видела, как расступилась, раскололась надвое толпа на площади, пропуская каких-то всадников. Все еще находясь под впечатлением увиденного, она равнодушно скользнула по ним взглядом и… вздрогнула. Во главе отряда воинов, одетых в тускло поблескивающие кольчуги, ехал Едиге.
Садат-бегим знала, что его род кочевал, где-то в этих краях, но о встрече с батыром не думала.
По-прежнему красивым и сильным был Едиге. Мерно ступал под ним могучий конь темной масти, а сам всадник сидел в отделанном серебром седле небрежно, чуть боком и равнодушно смотрел поверх голов расступающихся перед ним горожан.
Откуда было знать ханум, что за эти годы батыр добился многого. Придя сюда только с одним своим родом, он сумел объединить вокруг себя другие, более слабые, и теперь располагал немалыми силами.
Тохтамыш, занятый подготовкой к войне с Хромым Тимуром, словно забыл об изменнике и не пытался преследовать Едиге. Он знал, что батыр тщеславен. Но не боялся ни его, ни Темир-Кутлука, так как был уверен, что они не смогут противостоять ему. Важно было победить Тимура, а потом, когда освободятся руки, с изменниками расправиться не представляло особого труда.
Едиге же не терял времени даром. Где лестью, где подкупом, где силой склонял он на свою сторону предводителей мангытских родов и уже замышлял отделить от Орды причерноморские степи и Крым и стать их единовластным хозяином. Надо было только дождаться удобного момента, а что он наступит скоро, Едиге не сомневался: Тохтамыш снова искал встречи с Тимуром, да и русские княжества могли ударить ему в спину.
И на этот раз он приехал в Кафу с умыслом. У него были добрые отношения с правителями города, и Едиге надеялся договориться с ними о союзе против Тохтамыша.
Батыр знал о том, что в Кафе находится Садат-бегим, и даже хотел приказать, чтобы воины схватили ее и привезли к нему, но в последний момент передумал — не годилось устраивать шум в городе, с которым он искал дружбы, ведь ханская жена была гостем его правителей.
Но в удовольствии унизить Садат-бегим Едиге не смог себе отказать. Именно поэтому и появился он на площади, где было устроено зрелище.
Спокойный и величественный, проехал Едиге мимо помоста, на котором сидела Садат-бегим. И то, что он сделал вид, будто не заметил ее присутствия, было выражением неуважения не только к ней, но и к самому хану Золотой Орды. Все это видели собравшиеся, и именно так расценили они поступок батыра.
Чувство унижения захлестнуло Садат-бегим. На глазах выступили злые слезы. Потребовав коня, она торопливо покинула площадь. Гулко и яростно стучало сердце: «Месть! Месть! Месть!»
В этот же день пригласив к себе Дулатбека, Садат-бегим сказала ему прямо, не скрывая своего замысла:
— Если ты принесешь мне голову Едиге, то я соглашусь на то, чего ты хочешь.
— Хорошо, — не задумываясь ответил Дулатбек. — Если бы у Едиге была не одна, а сто голов, все равно они будут лежать у твоих ног. Я клянусь в этом…
Дулатбек, охваченный страстью, верил в свою силу и хитрость. Кроме того, он знал, что Едиге — враг Тохтамыша, а значит, и хан отблагодарит его за этот поступок.
* * *
Ловок и отважен был Дулатбек. Подобно ящерице, оставив своих воинов в степи, бесшумно пробрался в аул. Те, кому положено было охранять юрту Едиге, беспечно спали в стороне, растянувшись на еще не остывшей после дневного зноя земле. Тишина стояла над землей. Даже собаки не подавали голоса. В высоком небе перемигивались неяркие звезды, и луна, похожая на золотой щит, неподвижно висела на черном пологе ночи.
Осторожно отодвинув край кошмы, закрывающей вход, Дулатбек проскользнул в юрту и замер, сжимая в руке нож. Скоро глаза его начали различать предметы. В тусклом лунном свете, проникающем сквозь шанрак — отверстие в своде юрты, он увидел разостланную на полу постель и спящих Едиге и его молодую жену. Черные волосы женщины разметались по подушке, и оттого лицо ее казалось совсем белым. Рядом с ней, откинув с себя одеяло, спал, негромко всхрапывая Едиге.
Бесшумно ступая, Дулатбек прокрался к постели, наклонился, выставив вперед нож, — и тут же вскрикнул от неожиданости и боли. Ударом ноги Едиге выбил из его руки нож. Тонкой змейкой блеснуло другое лезвие, и Дулатбек без стона, пораженный в самое сердце, рухнул на землю.
Едиге вытер об одежду врага клинок и негромко засмеялся.
— Я ждал тебя, Дулатбек, — сказал он. — И ты пришел за своею смертью…
Едиге действительно ждал его. Еще день назад, возвращаясь из Кафы, он задержался на берегу неширокой, но бурной речки, отправив сопровождающих воинов вперед. Когда же стал переезжать реку вброд, конь замешкался на середине потока, и Едиге нечаянно оглянулся назад. Совсем близко, в негустом тальнике, стоял воин и смотрел в его сторону. Батыр легко узнал в воине Дулатбека. Он знал его по прежним походам и знал, что он верно служил Тохтамышу.
Все это было неспроста. Иначе зачем ему красться по следам? Если бы надо было убить Едиге, то лучше всего это можно сделать сейчас, когда он застрял посреди реки и не может ни ускакать, ни оказать сопротивления. Дулатбек хороший стрелок, и это не составило бы для него никакого труда — стрела не пролетела бы мимо цели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Видимо, птиц давно не кормили, и они с жадностью начали склевывать зерна. И тогда наступила очередь юноши. Он сбросил с клетки прикрывающий ее платок и открыл дверцу. Мягко ступая широкими короткими лапами, из нее вышел песчано-желтый кот с ярко-зелеными пронзительными глазами. Ленивый и медлительный, он словно не замечал собравшихся вокруг людей. И вдруг короткие уши каратала насторожились, вздыбились на них черные кисточки, а зрачки сузились, и он припал к земле.
Зачарованно смотрела Садат-бегим, как еще недавно ленивый и медлительный зверек вдруг напрягся и, прижимаясь всем телом к земле, пополз в сторону клюющих зерно птиц. Толпа замерла. Каратал, казалось, не полз, а скользил по земле, слившись с ней.
Голуби словно почувствовали приближение опасности. Они перестали клевать зерно и тревожно крутили своими точеными головками, пытаясь понять, откуда исходит угроза. Вдруг они дружно сорвались с места и, громко хлопая крыльями, попытались взмыть в небо. Но было поздно. Словно желтая молния метнулась вслед за ними. В неправдоподобно высоком прыжке каратал достал одну из птиц и вместе с ней мягко, на все четыре лапы, упал на землю…
Собравшиеся ревели от восторга. Глаза Садат-бегим горели азартом. Она смотрела, как юноша туркмен, поймав каратала, запихивал его в клетку, а тот в ярости грыз его рукавицы из толстой, грубой кожи, и ей хотелось, чтобы все повторилось снова.
Краем глаза ханум видела, как расступилась, раскололась надвое толпа на площади, пропуская каких-то всадников. Все еще находясь под впечатлением увиденного, она равнодушно скользнула по ним взглядом и… вздрогнула. Во главе отряда воинов, одетых в тускло поблескивающие кольчуги, ехал Едиге.
Садат-бегим знала, что его род кочевал, где-то в этих краях, но о встрече с батыром не думала.
По-прежнему красивым и сильным был Едиге. Мерно ступал под ним могучий конь темной масти, а сам всадник сидел в отделанном серебром седле небрежно, чуть боком и равнодушно смотрел поверх голов расступающихся перед ним горожан.
Откуда было знать ханум, что за эти годы батыр добился многого. Придя сюда только с одним своим родом, он сумел объединить вокруг себя другие, более слабые, и теперь располагал немалыми силами.
Тохтамыш, занятый подготовкой к войне с Хромым Тимуром, словно забыл об изменнике и не пытался преследовать Едиге. Он знал, что батыр тщеславен. Но не боялся ни его, ни Темир-Кутлука, так как был уверен, что они не смогут противостоять ему. Важно было победить Тимура, а потом, когда освободятся руки, с изменниками расправиться не представляло особого труда.
Едиге же не терял времени даром. Где лестью, где подкупом, где силой склонял он на свою сторону предводителей мангытских родов и уже замышлял отделить от Орды причерноморские степи и Крым и стать их единовластным хозяином. Надо было только дождаться удобного момента, а что он наступит скоро, Едиге не сомневался: Тохтамыш снова искал встречи с Тимуром, да и русские княжества могли ударить ему в спину.
И на этот раз он приехал в Кафу с умыслом. У него были добрые отношения с правителями города, и Едиге надеялся договориться с ними о союзе против Тохтамыша.
Батыр знал о том, что в Кафе находится Садат-бегим, и даже хотел приказать, чтобы воины схватили ее и привезли к нему, но в последний момент передумал — не годилось устраивать шум в городе, с которым он искал дружбы, ведь ханская жена была гостем его правителей.
Но в удовольствии унизить Садат-бегим Едиге не смог себе отказать. Именно поэтому и появился он на площади, где было устроено зрелище.
Спокойный и величественный, проехал Едиге мимо помоста, на котором сидела Садат-бегим. И то, что он сделал вид, будто не заметил ее присутствия, было выражением неуважения не только к ней, но и к самому хану Золотой Орды. Все это видели собравшиеся, и именно так расценили они поступок батыра.
Чувство унижения захлестнуло Садат-бегим. На глазах выступили злые слезы. Потребовав коня, она торопливо покинула площадь. Гулко и яростно стучало сердце: «Месть! Месть! Месть!»
В этот же день пригласив к себе Дулатбека, Садат-бегим сказала ему прямо, не скрывая своего замысла:
— Если ты принесешь мне голову Едиге, то я соглашусь на то, чего ты хочешь.
— Хорошо, — не задумываясь ответил Дулатбек. — Если бы у Едиге была не одна, а сто голов, все равно они будут лежать у твоих ног. Я клянусь в этом…
Дулатбек, охваченный страстью, верил в свою силу и хитрость. Кроме того, он знал, что Едиге — враг Тохтамыша, а значит, и хан отблагодарит его за этот поступок.
* * *
Ловок и отважен был Дулатбек. Подобно ящерице, оставив своих воинов в степи, бесшумно пробрался в аул. Те, кому положено было охранять юрту Едиге, беспечно спали в стороне, растянувшись на еще не остывшей после дневного зноя земле. Тишина стояла над землей. Даже собаки не подавали голоса. В высоком небе перемигивались неяркие звезды, и луна, похожая на золотой щит, неподвижно висела на черном пологе ночи.
Осторожно отодвинув край кошмы, закрывающей вход, Дулатбек проскользнул в юрту и замер, сжимая в руке нож. Скоро глаза его начали различать предметы. В тусклом лунном свете, проникающем сквозь шанрак — отверстие в своде юрты, он увидел разостланную на полу постель и спящих Едиге и его молодую жену. Черные волосы женщины разметались по подушке, и оттого лицо ее казалось совсем белым. Рядом с ней, откинув с себя одеяло, спал, негромко всхрапывая Едиге.
Бесшумно ступая, Дулатбек прокрался к постели, наклонился, выставив вперед нож, — и тут же вскрикнул от неожиданости и боли. Ударом ноги Едиге выбил из его руки нож. Тонкой змейкой блеснуло другое лезвие, и Дулатбек без стона, пораженный в самое сердце, рухнул на землю.
Едиге вытер об одежду врага клинок и негромко засмеялся.
— Я ждал тебя, Дулатбек, — сказал он. — И ты пришел за своею смертью…
Едиге действительно ждал его. Еще день назад, возвращаясь из Кафы, он задержался на берегу неширокой, но бурной речки, отправив сопровождающих воинов вперед. Когда же стал переезжать реку вброд, конь замешкался на середине потока, и Едиге нечаянно оглянулся назад. Совсем близко, в негустом тальнике, стоял воин и смотрел в его сторону. Батыр легко узнал в воине Дулатбека. Он знал его по прежним походам и знал, что он верно служил Тохтамышу.
Все это было неспроста. Иначе зачем ему красться по следам? Если бы надо было убить Едиге, то лучше всего это можно сделать сейчас, когда он застрял посреди реки и не может ни ускакать, ни оказать сопротивления. Дулатбек хороший стрелок, и это не составило бы для него никакого труда — стрела не пролетела бы мимо цели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64