Эта воровка заслуживает любого наказания, к какому бы ее ни приговорили.
Чандлер оторвал взгляд от раны на лбу девушки. Миллисент разволновалась, и щеки у нее горели. Губы были влажные и манящие. Чандлеру страшно хотелось запечатлеть поцелуй на ее пылающих щеках и соблазнительных губах. Он уже наклонил голову, собираясь сделать это, но тут карету тряхнуло, и Чандлер опомнился.
Откашлявшись, он сказал:
– Я велел кучеру заехать ко мне, чтобы я мог промыть вашу рану и осмотреть ее, прежде чем отвезти вас домой.
– Что за ерунда, – возразила Миллисент, отодвигаясь от него. – Со мной все в порядке.
– Леди Беатриса так не сказала бы, доведись ей увидеть вас в эту минуту. У вас такой вид, словно вы попали в дорожную катастрофу. Засохшая кровь на волосах, на лице и даже на платье.
Миллисент отвернулась и посмотрела в окно.
– Моя горничная в состоянии помочь мне промыть рану, а платье не имеет значения.
Чандлер завладел ее рукой, дожидаясь, чтобы она взглянула на него, и сказал:
– Все имеет значение. И я сам хочу позаботиться о вас. Откиньте голову и отдохните. Мы скоро приедем.
Но Миллисент не откинула голову, а продолжала смотреть на него в тусклом неровном свете.
– Джентльмен, – проговорила она, – предложил бы мне отдохнуть у себя на плече.
От этого предложения у него захватило дух.
– Тогда позвольте. – И Чандлер обнял ее и притянул к себе. Она положила голову ему на плечо так, словно это было для нее абсолютно привычным. Он нежно прижался щекой к ее волосам. – О да, так гораздо лучше. Хорошо, что вы мне напомнили о том, как полагается вести себя джентльмену.
– Существуют определенные сферы, в которых вас еще нужно учить.
– Я в вашем распоряжении. Учите меня, чему хотите.
– Это вызов?
– Вам по плечу эта задача.
– Да, но иногда мне очень нравится, когда вы ведете себя как повеса.
– Я знаю.
Чандлеру было приятно ощущать, как Миллисент прижалась к нему, словно ища в его объятиях убежища. Ему понравилось, как она без всякого жеманства предложила ему обнять себя и сказала, что никогда по-настоящему не сердилась на него, если он и нарушал границы приличий. Чандлер не сомневался, что сейчас Миллисент находится там, где ей и следует находиться – в его объятиях.
– Сегодня вы доказали, какая вы смелая. На меня произвело сильное впечатление то, как вы боролись с леди Хиткоут.
– Это была не столько смелость, сколько уверенность. Я не была бы так напориста, если бы не была уверена, что виконтесса под юбкой что-то прячет. Но если бы вы меня не поддержали, она просто отмахнулась бы от моих требований.
– Вы преувеличиваете важность моей поддержки.
Миллисент вздохнула, уткнувшись в тепло его фрака.
– Мне все еще трудно поверить, что леди Хиткоут оказалась светским вором. По приезде в Лондон я столько времени провела с ней.
–Очень печально, что этой женщине пришлось прибегнуть к воровству, чтобы поправить свои дела.
– А вы верите, что виконт ни о чем не догадывался, как он это угверждает?
– Думаю, что да. Когда виконтесса вынула из кармана серебряный чайник, лицо у него буквально посерело. И в конце концов, он ведь настаивал, чтобы она доказала, что ничего не прячет.
Чандлер прижал Миллисент к себе и поцеловал ее в макушку. Карета двигалась быстро. Ему хотелось повернуть девушку к себе и осыпать поцелуями и ласками, но, помня о ее ране, Чандлер вел себя спокойно.
– Надеюсь, виконтесса расскажет полиций всю правду, и вещи, которые она украла, будут найдены. Я знаю, как вам хочется вернуть своего ворона.
Но почему-то ворон уже не казался Чандлеру таким важным.
– Я уверен, что она не стала бы говорить об этих вещах, если бы их у нее не было.
– Нет, вы только представьте себе: она украла драгоценности, картину, вашего золотого ворона, а потом вдруг поняла, что не знает, как их можно продать.
Чандлер коротко рассмеялся.
– Нам повезло, что она не обратилась к ростовщикам, чтобы те нашли покупателя.
– Да.
Карета остановилась. Чандлер открыл дверцу и спрыгнул на землю. Он внимательно осмотрел обе стороны улицы и только потом помог Миллисент сойти, накинув ей на голову свой плащ, так что если бы кто-то и оказался поблизости, то не смог бы ее узнать. Он велел кучеру ждать, чтобы потом отвезти Миллисент домой.
Уинстон открыл дверь особняка, и они быстро вошли. В передней гостиной горел свет, поэтому Чандлер провел Миллисент туда и помог ей снять плащ.
– Уинстон, мисс Блэр поранилась.
Камердинер шагнул вперед.
– Что я могу сделать, сэр? Позвать врача?
– Нет, – одновременно сказали Чандлер и Миллисент, а Чандлер добавил:
– Не думаю, что это настолько серьезно, чтобы требовалось вмешательство врача. Принесите воды, салфетку и мазь.
– Слушаю, сэр, – сказал Уинстон и сразу же отправился за медикаментами.
– Садитесь вот сюда. – Чандлер зажег лампу, стоявшую на столе у небольшого диванчика. Потом подошел к буфету и налил два бокала бренди.
Один он подал Миллисент.
– Выпейте вот это. Вам станет лучше.
– Благодарю вас. – Она взяла бокал и сделала глоток.
– Вам не холодно? Я могу развести огонь.
– Нет, мне хорошо. Право же, не было никакой необходимости привозить меня к вам в дом, но я рада, что вы это сделали. Если только это ненадолго. Мне нужно поторопиться. Мне бы очень не хотелось, чтобы рассказы о сегодняшнем вечере дошли до леди Беатрисы прежде, чем я вернусь домой.
Чандлер все еще стоял, глядя на нее.
– Я уверен, что этого не произойдет.
– Вот, сэр, – сказал Уинстон, внося серебряный поднос, на котором стояли миска с водой и баночка с мазью и лежала салфетка.
Камердинер поставил поднос на круглый столик палисандрового дерева, стоящий рядом с диванчиком.
– Благодарю вас, Уинстон.
– Да, сэр. Могу я сделать что-нибудь еще?
– Нет. Теперь я сам обо всем позабочусь. Покойной ночи.
– Очень хорошо, сэр. Покойной ночи. – И Уинстон вышел, закрыв за собой дверь.
– Он, кажется, знает свое дело, – сказала Миллисент.
– Знает. – Давным-давно Чандлер сказал Уинстону, что слова «покойной ночи» означают, что больше к нему не следует входить в этот вечер.
– Вам стало лучше после бренди? – спросил он, садясь рядом с Миллисент.
– Да. – Она улыбнулась. – В третий раз говорю вам, что я чувствую себя нормально и вполне успокоилась. Даже голова почти прошла. Не нужно больше спрашивать.
– Хорошо. Давайте промоем рану.
Чандлер окунул салфетку в холодную воду и осторожно смыл кровь с раны и с кожи вокруг нее. Его лицо было совсем рядом с лицом Миллисент, и Чандлера так и подмывало поцеловать ее, но он молча и ласково ухаживал за девушкой. Когда он спросил, не больно ли ей, она молча покачала головой и сидела смирно, пока он накладывал мазь на рану.
– Ну вот. Готово. К счастью, все не так страшно, как я думал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Чандлер оторвал взгляд от раны на лбу девушки. Миллисент разволновалась, и щеки у нее горели. Губы были влажные и манящие. Чандлеру страшно хотелось запечатлеть поцелуй на ее пылающих щеках и соблазнительных губах. Он уже наклонил голову, собираясь сделать это, но тут карету тряхнуло, и Чандлер опомнился.
Откашлявшись, он сказал:
– Я велел кучеру заехать ко мне, чтобы я мог промыть вашу рану и осмотреть ее, прежде чем отвезти вас домой.
– Что за ерунда, – возразила Миллисент, отодвигаясь от него. – Со мной все в порядке.
– Леди Беатриса так не сказала бы, доведись ей увидеть вас в эту минуту. У вас такой вид, словно вы попали в дорожную катастрофу. Засохшая кровь на волосах, на лице и даже на платье.
Миллисент отвернулась и посмотрела в окно.
– Моя горничная в состоянии помочь мне промыть рану, а платье не имеет значения.
Чандлер завладел ее рукой, дожидаясь, чтобы она взглянула на него, и сказал:
– Все имеет значение. И я сам хочу позаботиться о вас. Откиньте голову и отдохните. Мы скоро приедем.
Но Миллисент не откинула голову, а продолжала смотреть на него в тусклом неровном свете.
– Джентльмен, – проговорила она, – предложил бы мне отдохнуть у себя на плече.
От этого предложения у него захватило дух.
– Тогда позвольте. – И Чандлер обнял ее и притянул к себе. Она положила голову ему на плечо так, словно это было для нее абсолютно привычным. Он нежно прижался щекой к ее волосам. – О да, так гораздо лучше. Хорошо, что вы мне напомнили о том, как полагается вести себя джентльмену.
– Существуют определенные сферы, в которых вас еще нужно учить.
– Я в вашем распоряжении. Учите меня, чему хотите.
– Это вызов?
– Вам по плечу эта задача.
– Да, но иногда мне очень нравится, когда вы ведете себя как повеса.
– Я знаю.
Чандлеру было приятно ощущать, как Миллисент прижалась к нему, словно ища в его объятиях убежища. Ему понравилось, как она без всякого жеманства предложила ему обнять себя и сказала, что никогда по-настоящему не сердилась на него, если он и нарушал границы приличий. Чандлер не сомневался, что сейчас Миллисент находится там, где ей и следует находиться – в его объятиях.
– Сегодня вы доказали, какая вы смелая. На меня произвело сильное впечатление то, как вы боролись с леди Хиткоут.
– Это была не столько смелость, сколько уверенность. Я не была бы так напориста, если бы не была уверена, что виконтесса под юбкой что-то прячет. Но если бы вы меня не поддержали, она просто отмахнулась бы от моих требований.
– Вы преувеличиваете важность моей поддержки.
Миллисент вздохнула, уткнувшись в тепло его фрака.
– Мне все еще трудно поверить, что леди Хиткоут оказалась светским вором. По приезде в Лондон я столько времени провела с ней.
–Очень печально, что этой женщине пришлось прибегнуть к воровству, чтобы поправить свои дела.
– А вы верите, что виконт ни о чем не догадывался, как он это угверждает?
– Думаю, что да. Когда виконтесса вынула из кармана серебряный чайник, лицо у него буквально посерело. И в конце концов, он ведь настаивал, чтобы она доказала, что ничего не прячет.
Чандлер прижал Миллисент к себе и поцеловал ее в макушку. Карета двигалась быстро. Ему хотелось повернуть девушку к себе и осыпать поцелуями и ласками, но, помня о ее ране, Чандлер вел себя спокойно.
– Надеюсь, виконтесса расскажет полиций всю правду, и вещи, которые она украла, будут найдены. Я знаю, как вам хочется вернуть своего ворона.
Но почему-то ворон уже не казался Чандлеру таким важным.
– Я уверен, что она не стала бы говорить об этих вещах, если бы их у нее не было.
– Нет, вы только представьте себе: она украла драгоценности, картину, вашего золотого ворона, а потом вдруг поняла, что не знает, как их можно продать.
Чандлер коротко рассмеялся.
– Нам повезло, что она не обратилась к ростовщикам, чтобы те нашли покупателя.
– Да.
Карета остановилась. Чандлер открыл дверцу и спрыгнул на землю. Он внимательно осмотрел обе стороны улицы и только потом помог Миллисент сойти, накинув ей на голову свой плащ, так что если бы кто-то и оказался поблизости, то не смог бы ее узнать. Он велел кучеру ждать, чтобы потом отвезти Миллисент домой.
Уинстон открыл дверь особняка, и они быстро вошли. В передней гостиной горел свет, поэтому Чандлер провел Миллисент туда и помог ей снять плащ.
– Уинстон, мисс Блэр поранилась.
Камердинер шагнул вперед.
– Что я могу сделать, сэр? Позвать врача?
– Нет, – одновременно сказали Чандлер и Миллисент, а Чандлер добавил:
– Не думаю, что это настолько серьезно, чтобы требовалось вмешательство врача. Принесите воды, салфетку и мазь.
– Слушаю, сэр, – сказал Уинстон и сразу же отправился за медикаментами.
– Садитесь вот сюда. – Чандлер зажег лампу, стоявшую на столе у небольшого диванчика. Потом подошел к буфету и налил два бокала бренди.
Один он подал Миллисент.
– Выпейте вот это. Вам станет лучше.
– Благодарю вас. – Она взяла бокал и сделала глоток.
– Вам не холодно? Я могу развести огонь.
– Нет, мне хорошо. Право же, не было никакой необходимости привозить меня к вам в дом, но я рада, что вы это сделали. Если только это ненадолго. Мне нужно поторопиться. Мне бы очень не хотелось, чтобы рассказы о сегодняшнем вечере дошли до леди Беатрисы прежде, чем я вернусь домой.
Чандлер все еще стоял, глядя на нее.
– Я уверен, что этого не произойдет.
– Вот, сэр, – сказал Уинстон, внося серебряный поднос, на котором стояли миска с водой и баночка с мазью и лежала салфетка.
Камердинер поставил поднос на круглый столик палисандрового дерева, стоящий рядом с диванчиком.
– Благодарю вас, Уинстон.
– Да, сэр. Могу я сделать что-нибудь еще?
– Нет. Теперь я сам обо всем позабочусь. Покойной ночи.
– Очень хорошо, сэр. Покойной ночи. – И Уинстон вышел, закрыв за собой дверь.
– Он, кажется, знает свое дело, – сказала Миллисент.
– Знает. – Давным-давно Чандлер сказал Уинстону, что слова «покойной ночи» означают, что больше к нему не следует входить в этот вечер.
– Вам стало лучше после бренди? – спросил он, садясь рядом с Миллисент.
– Да. – Она улыбнулась. – В третий раз говорю вам, что я чувствую себя нормально и вполне успокоилась. Даже голова почти прошла. Не нужно больше спрашивать.
– Хорошо. Давайте промоем рану.
Чандлер окунул салфетку в холодную воду и осторожно смыл кровь с раны и с кожи вокруг нее. Его лицо было совсем рядом с лицом Миллисент, и Чандлера так и подмывало поцеловать ее, но он молча и ласково ухаживал за девушкой. Когда он спросил, не больно ли ей, она молча покачала головой и сидела смирно, пока он накладывал мазь на рану.
– Ну вот. Готово. К счастью, все не так страшно, как я думал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69