И когда оно бывало спокойным, Табита, сняв туфли и чулки, шла босиком по мокрому песку, и вода ласково плескалась вокруг ее щиколоток, а она с восторгом наблюдала за смельчаками, нырявшими в морские глубины. Облаченные в какие-то странные костюмы, они резвились, как молодые тюлени, с веселым хохотом поднимая тучу брызг. В душе Табита им завидовала.
По ночам девушка мечтала о Доминике. Вновь и вновь вспоминала каждую минуту, проведенную вместе; раннее утро на Беркли-стрит, прогулки в его коляске, посещение выставки Тернера, бал, на котором он с ней впервые танцевал… Каждое прикосновение, каждый жест, каждую улыбку она хранила в своем сердце. Вспоминала ночь, когда лежала в его объятиях, и чувствовала, как он становится частью ее самой. И нисколько не стыдилась близости с тем, кого безоглядно любила. Потому что никогда еще не была так счастлива.
Время от времени она задумывалась о том, что, возможно, носит под сердцем его ребенка. Он сам ей об этом сказал. Случись такое, о работе в пансионе придется забыть, на другую работу ее не возьмут, и скорее всего она окажется на улице с ребенком на руках. Но Табиту это не пугало. Напротив, она мечтала о ребенке. Его ребенке. И когда поняла, что не беременна, испытала горькое разочарование. Табита умела скрывать свои чувства, однако подозревала, что по ночам Камилла Норкросс слышит, как она рыдает в подушку.
Класс для рисования находился в отгороженной части чердака. Там было светло и просторно. Обычно Табита давала уроки десяти девочкам, и ее страхи, что она не справится с классом, где некоторые ученицы – ее ровесницы, оказались напрасными. Она наслаждалась возможностью передать свое умение детям. Подробно объясняла, что именно хочет запечатлеть на бумаге и как это сделать.
Табита считала своим долгом сначала научить их рисовать в обычной, общепринятой манере. Их родители платят за обучение и вправе ожидать, что дочери овладеют основами акварельной живописи.
Табита старалась не выходить за рамки уроков, однако всякий раз две-три девочки оставались в классе и смотрели, как пишет Табита.
Одна из них, Джейн Уэструтер, четырнадцатилетняя девчушка, оставалась чаще других, и кончилось тем, что они подружились.
– Вам не надоедает все время рисовать, даже после уроков? – поинтересовалась однажды Джейн.
Табита с улыбкой посмотрела на нее. Девочка чем-то напоминала ей Люси – такая же живая и непосредственная, никогда дурного слова не скажет, в то время как другие нисколько не стеснялись в выражениях, порой весьма оскорбительных. Внешнего сходства с Люси у Джейн не было. Ее темно-каштановые волосы, стянутые широкой бархатной лентой, были такими густыми, что с трудом поддавались расческе, фигура имела такие округлости, о которых Люси оставалось только мечтать.
– Нет, не надоедает, – просто ответила Табита. – Кроме того, я надеюсь, что некоторые картины мне удастся продать.
– Продать? Зачем? Разве мисс Бошан не платит вам за работу?
– Конечно, платит. – Табита всмотрелась в рисунок, добавила кистью еще немного охры. – Но этого недостаточно, чтобы скопить себе денег на старость, когда здоровье мне не позволит работать.
Несколькими точными мазками она добавила светлой краски солнечным лучам, которые пробивались сквозь облака.
– Скопить деньги на старость? – удивилась Джейн. – Но, мисс Монтекью, вы слишком молоды, чтобы думать об этом.
– Не сейчас, конечно! – рассмеялась Табита. – Но каждый год я буду откладывать небольшую сумму.
– Вы разве не выйдете замуж? Я обязательно выйду. Табита улыбнулась простодушию девочки.
– Нет, – твердо ответила она. – Замуж я не выйду.
– Но почему? Вы такая хорошенькая, все девочки об этом говорят. Только Стелла этого не признает. И все из зависти.
– Потому что не хочу. Потому что…
– Джейн Уэструтер, если я не ошибаюсь, вы сейчас должны быть на уроке у мисс Коллинз.
В комнату вошла Камилла Норкросс. Джейн вскочила со стула.
– Мисс Норкросс! – испуганно воскликнула она. Мисс Норкросс девочки считали справедливой, но знали, что спуску она не даст.
– Вы правы, мисс Норкросс. Уже иду.
– Не забудьте извиниться за опоздание.
– Обязательно, мисс Норкросс.
– Ну что, Табита, опять рисуешь?
Табита улыбнулась, продолжая дописывать облака.
– Скажи девочкам, чтобы оставили тебя в покое. Пусть не мешают тебе работать.
– Что ты, Камилла, они мне не мешают. К тому же Джейн мне нравится.
– Когда я вошла, она донимала тебя весьма неуместными вопросами.
– Это верно, – согласилась Табита, но вдаваться в подробности не стала.
– Я не любительница совать нос в чужие дела, – мягко продолжила Камилла, – но я знаю, как ты здесь несчастлива. Кто-то тебя сильно обидел?
– Нет, – покачала головой Табита и положила кисть, чтобы не видно было, как дрожит рука. Она давала волю чувствам только по ночам.
– Прости, я тебя расстроила…
Табита повернулась к ней, и Камилла увидела в ее глазах страдание. Девушка не сдержала слез.
Камилла усадила ее на небольшой диванчик. Табита достала носовой платок и вытерла слезы.
– Я не должна была так распускаться, – сказала Табита. – Извини. Только никому не рассказывай! Умоляю!
Она уткнулась лицом в ладони и разрыдалась. Камилла обняла ее за плечи и принялась утешать.
Когда Табита немного успокоилась, Камилла поклялась ей хранить молчание.
– Да я и не знаю ничего, – сказала она, – кроме того, что ты плакала, а для юной девушки, впервые покинувшей родной дом, это обычное дело.
Табита печально улыбнулась.
– Не совсем так, но ты, должно быть, знаешь, как мне бывает тяжело.
– Мне кажется, ты по ком-то тоскуешь, – промолвила Камилла. – И очень сильно. Но время лечит. И работа тоже.
– Я стараюсь работать до изнеможения, но все время думаю о нем. – Она опустила глаза, комкая мокрый от слез платок. – Я никогда не смогу его забыть.
Камилла промолчала. Табита сама ей все расскажет, когда пожелает.
Вскоре после своего приезда в Маргейт Табита написала и отправила несколько писем: леди Хантли, Люси, чете Морвелл и Доминику. Доминику она писала, рвала, снова писала и так несколько раз. В окончательном варианте Табита поблагодарила его за все, что он для нее сделал. Выразила сожаление, что не сделала этого перед отъездом из-за известных ему событий, а также надежду на то, что он ее простит. Написала также, что ее симпатия к нему остается прежней…
Первой ответила на письмо Люси. Табите передали послание прямо на уроке. Как только урок закончился и девочки ушли, Табита села поближе к окну и сломала сургуч.
«Дорогая Табби! – писала Люси. – Твое письмо меня успокоило, впрочем, я не сомневалась в том, что в пансионе мисс Бошан тебе будет хорошо. Но как же мы по тебе скучаем! Небезызвестный тебе Деннисон пребывает в скорби и трауре…»
Здесь Люси перешла к многословному и путаному рассказу о делах высшего света, о том, чем они занимались с Пирсом после ее отъезда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
По ночам девушка мечтала о Доминике. Вновь и вновь вспоминала каждую минуту, проведенную вместе; раннее утро на Беркли-стрит, прогулки в его коляске, посещение выставки Тернера, бал, на котором он с ней впервые танцевал… Каждое прикосновение, каждый жест, каждую улыбку она хранила в своем сердце. Вспоминала ночь, когда лежала в его объятиях, и чувствовала, как он становится частью ее самой. И нисколько не стыдилась близости с тем, кого безоглядно любила. Потому что никогда еще не была так счастлива.
Время от времени она задумывалась о том, что, возможно, носит под сердцем его ребенка. Он сам ей об этом сказал. Случись такое, о работе в пансионе придется забыть, на другую работу ее не возьмут, и скорее всего она окажется на улице с ребенком на руках. Но Табиту это не пугало. Напротив, она мечтала о ребенке. Его ребенке. И когда поняла, что не беременна, испытала горькое разочарование. Табита умела скрывать свои чувства, однако подозревала, что по ночам Камилла Норкросс слышит, как она рыдает в подушку.
Класс для рисования находился в отгороженной части чердака. Там было светло и просторно. Обычно Табита давала уроки десяти девочкам, и ее страхи, что она не справится с классом, где некоторые ученицы – ее ровесницы, оказались напрасными. Она наслаждалась возможностью передать свое умение детям. Подробно объясняла, что именно хочет запечатлеть на бумаге и как это сделать.
Табита считала своим долгом сначала научить их рисовать в обычной, общепринятой манере. Их родители платят за обучение и вправе ожидать, что дочери овладеют основами акварельной живописи.
Табита старалась не выходить за рамки уроков, однако всякий раз две-три девочки оставались в классе и смотрели, как пишет Табита.
Одна из них, Джейн Уэструтер, четырнадцатилетняя девчушка, оставалась чаще других, и кончилось тем, что они подружились.
– Вам не надоедает все время рисовать, даже после уроков? – поинтересовалась однажды Джейн.
Табита с улыбкой посмотрела на нее. Девочка чем-то напоминала ей Люси – такая же живая и непосредственная, никогда дурного слова не скажет, в то время как другие нисколько не стеснялись в выражениях, порой весьма оскорбительных. Внешнего сходства с Люси у Джейн не было. Ее темно-каштановые волосы, стянутые широкой бархатной лентой, были такими густыми, что с трудом поддавались расческе, фигура имела такие округлости, о которых Люси оставалось только мечтать.
– Нет, не надоедает, – просто ответила Табита. – Кроме того, я надеюсь, что некоторые картины мне удастся продать.
– Продать? Зачем? Разве мисс Бошан не платит вам за работу?
– Конечно, платит. – Табита всмотрелась в рисунок, добавила кистью еще немного охры. – Но этого недостаточно, чтобы скопить себе денег на старость, когда здоровье мне не позволит работать.
Несколькими точными мазками она добавила светлой краски солнечным лучам, которые пробивались сквозь облака.
– Скопить деньги на старость? – удивилась Джейн. – Но, мисс Монтекью, вы слишком молоды, чтобы думать об этом.
– Не сейчас, конечно! – рассмеялась Табита. – Но каждый год я буду откладывать небольшую сумму.
– Вы разве не выйдете замуж? Я обязательно выйду. Табита улыбнулась простодушию девочки.
– Нет, – твердо ответила она. – Замуж я не выйду.
– Но почему? Вы такая хорошенькая, все девочки об этом говорят. Только Стелла этого не признает. И все из зависти.
– Потому что не хочу. Потому что…
– Джейн Уэструтер, если я не ошибаюсь, вы сейчас должны быть на уроке у мисс Коллинз.
В комнату вошла Камилла Норкросс. Джейн вскочила со стула.
– Мисс Норкросс! – испуганно воскликнула она. Мисс Норкросс девочки считали справедливой, но знали, что спуску она не даст.
– Вы правы, мисс Норкросс. Уже иду.
– Не забудьте извиниться за опоздание.
– Обязательно, мисс Норкросс.
– Ну что, Табита, опять рисуешь?
Табита улыбнулась, продолжая дописывать облака.
– Скажи девочкам, чтобы оставили тебя в покое. Пусть не мешают тебе работать.
– Что ты, Камилла, они мне не мешают. К тому же Джейн мне нравится.
– Когда я вошла, она донимала тебя весьма неуместными вопросами.
– Это верно, – согласилась Табита, но вдаваться в подробности не стала.
– Я не любительница совать нос в чужие дела, – мягко продолжила Камилла, – но я знаю, как ты здесь несчастлива. Кто-то тебя сильно обидел?
– Нет, – покачала головой Табита и положила кисть, чтобы не видно было, как дрожит рука. Она давала волю чувствам только по ночам.
– Прости, я тебя расстроила…
Табита повернулась к ней, и Камилла увидела в ее глазах страдание. Девушка не сдержала слез.
Камилла усадила ее на небольшой диванчик. Табита достала носовой платок и вытерла слезы.
– Я не должна была так распускаться, – сказала Табита. – Извини. Только никому не рассказывай! Умоляю!
Она уткнулась лицом в ладони и разрыдалась. Камилла обняла ее за плечи и принялась утешать.
Когда Табита немного успокоилась, Камилла поклялась ей хранить молчание.
– Да я и не знаю ничего, – сказала она, – кроме того, что ты плакала, а для юной девушки, впервые покинувшей родной дом, это обычное дело.
Табита печально улыбнулась.
– Не совсем так, но ты, должно быть, знаешь, как мне бывает тяжело.
– Мне кажется, ты по ком-то тоскуешь, – промолвила Камилла. – И очень сильно. Но время лечит. И работа тоже.
– Я стараюсь работать до изнеможения, но все время думаю о нем. – Она опустила глаза, комкая мокрый от слез платок. – Я никогда не смогу его забыть.
Камилла промолчала. Табита сама ей все расскажет, когда пожелает.
Вскоре после своего приезда в Маргейт Табита написала и отправила несколько писем: леди Хантли, Люси, чете Морвелл и Доминику. Доминику она писала, рвала, снова писала и так несколько раз. В окончательном варианте Табита поблагодарила его за все, что он для нее сделал. Выразила сожаление, что не сделала этого перед отъездом из-за известных ему событий, а также надежду на то, что он ее простит. Написала также, что ее симпатия к нему остается прежней…
Первой ответила на письмо Люси. Табите передали послание прямо на уроке. Как только урок закончился и девочки ушли, Табита села поближе к окну и сломала сургуч.
«Дорогая Табби! – писала Люси. – Твое письмо меня успокоило, впрочем, я не сомневалась в том, что в пансионе мисс Бошан тебе будет хорошо. Но как же мы по тебе скучаем! Небезызвестный тебе Деннисон пребывает в скорби и трауре…»
Здесь Люси перешла к многословному и путаному рассказу о делах высшего света, о том, чем они занимались с Пирсом после ее отъезда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59