Элли стояла в библиотеке перед одним из стеллажей и рассеянно водила пальцем по тисненным золотом корешкам книг. Она повернулась к Николасу и улыбнулась:
— На прогулку? Если я не поберегусь, то в Манхэттен вернется одна огромная веснушка!
Николас в несколько шагов пересек комнату и подошел к ней. Он стоял так близко, что Элли могла бы протянуть руку и без труда прикоснуться к нему. У нее забилось сердце, и она невольно покраснела.
— Вы так мило краснеете… и без видимой причины.
— Уж очень жарко сегодня, — отшутилась Элли и предусмотрительно сделала шаг назад, боясь что забудет приличия и все-таки погладит его по руке. Но она не осмелилась. И не потому, что это вышло бы за пределы дозволенного. Просто за все это время Николас лишь однажды — и то случайно, когда проходил мимо, — коснулся ее руки. Не было ни прикосновений, ни поцелуев, ни даже взгляда, в котором бы читалось желание.
— Жарко? — улыбнулся одними губами Николас. — Элиот, да вы порядочная лгунья. Ваше лицо выдает вас с головой. На нем можно прочесть все, что вы чувствуете. Так что дело, как мне думается, отнюдь не в жаркой погоде.
— Вот как, Дрейк? Вы, оказывается, крупный физиономист? Так какое чувство выдало сейчас мое лицо? — У нее слегка расширились глаза при мысли о том, что она только что подумала. — А впрочем, не важно. Я с удовольствием прогуляюсь.
Николас ни о чем ее не спросил, но по его глазам она видела, что он прекрасно понял, какие мысли ее только что посетили. Он просто взял ее за руку и вывел из комнаты.
И с тех пор они каждое утро подолгу прогуливались по берегу. Всякий раз Элли снимала туфли и чулки и, оставив их на каменных ступеньках лестницы, с наслаждением ступала босыми ногами по прохладному сухому песку. Каждый вечер они неторопливо ужинали на террасе при свечах, и Николас потчевал ее историями о беззаботных днях своего детства или делился мыслями о будущем. Дни были наполнены простыми радостями, а ночи — надеждами и волнующими снами. И по-прежнему он так ни разу к ней и не прикоснулся… До того вечера, когда разыскал ее в комнате на самом верху.
— Здесь я люблю бывать больше всего. Элли обернулась на звук голоса и увидела на пороге Николаса. Волосы его были мокрыми после вечернего купания. Каждый день он неизменно ходил плавать, потом быстрым шагом добирался до садового домика ополаскивался под душем и присоединялся к остальным. Благоухание трав. Теплый летний воздух. Нью-Йорк был где-то далеко-далеко.
Элли глубоко вздохнула, удивляясь тому, что она вообще может дышать. Когда Николас входил, он, казалось, заполнял собой все.
— Вам нравится здесь, верно? — полувопросительно, полуутвердительно заметил он.
Она снова окинула взглядом комнату — высокие потолки, большие широкие окна — и перевела дыхание.
— Да. Очень нравится. Здесь все какое-то… ценное… сказочное. — Она подошла к открытому окну и выглянула наружу. — Как будто находишься на вершине мира.
Идеальное место для занятий живописью, промелькнуло у нее в голове. В этой комнате она чувствовала себя удивительно легко. Царившие здесь покой и тишина дарили вдохновение. Место буквально создано для нее. Светлые стены, в углу небольшой комод красного дерева. Но самое главное — из любого окна виден уходящий за горизонт океан.
Элли почувствовала, что она как будто вернулась домой, что ее место всегда было здесь, на берегу океана, в этой комнате вместе с Николасом.
— Когда я увидел вашу комнату в Нью-Йорке, то сразу подумал про эту комнату. Мальчиком я часто поднимался сюда и подолгу стоял у окна, глядя на океан. И всегда наступало такое умиротворение. Рано утром отсюда можно видеть восход солнца, а вечером любоваться закатом. — Он помолчал и, будто вспомнив что-то, продолжил: — Я потратил год на то, чтобы выкупить этот дом у тех, кто купил его у моего отца.
— Ваш отец его продал?
— Да, — неохотно ответил Дрейк.
— А почему? — не отставала Элли.
— Потому что ему нужны были деньги, — мягко ответил он, разглядывая что-то в темнеющем вечернем небе.
Как он переменился, подумала Элли. С трудом верилось, что это тот самый человек, который рвал и метал, когда она помешала ему прибрать к рукам дома на Шестнадцатой улице. Впервые с момента их знакомства он, казалось, находился в мире с самим собой.
— А вы изменились, — вдруг вырвалось у нее. Она заметила, как Николас напрягся, но тут же расслабился. Он медленно перевел на нее взгляд, и его бездонные глаза вдруг наполнились чувством, ошибиться в котором было невозможно.
— Это вы меня изменили, — ответил он и нежно провел пальцем по ее щеке.
— Никто никого не может изменить, — мягко улыбнулась Элли. — Все наши изменения приходят изнутри.
— Вполне может быть. Но благодаря вам я увидел в себе то, чего не видел прежде. Я был жестким и беспощадным, потому что должен был казаться таким. Тогда это было необходимо. Сейчас я понимаю, как глупо было тратить все силы только на это. — Палец его скользнул по ее скуле и замер где-то под подбородком. — А изменили мою жизнь вы, Элиот Синклер.
Он склонился к ее губам и поцеловал. Элли даже не подумала о том, чтобы оттолкнуть его или опрометью броситься из комнаты. Были лишь его губы, нежные, требовательные, зовущие. Судьба, которую она себе избрала, в конце концов и привела ее к этому моменту чистой радости. Лунный свет играл на поверхности океана, и человек, которого она, кажется, полюбила, мягко притянул ее к себе. Да, она любит его вопреки всему. Боже мой, как же это произошло? Но как и в тот памятный дождливый день, все на время забылось.
Элли обвила шею Николаса руками и прижалась к его мускулистой груди.
— Ники, — еле слышно выдохнула она.
— Наконец ты перестала называть меня Дрейком, — усмехнулся он.
— Я не перестала, — возразила она, ловя с закрытыми глазами прикосновения его губ. — Просто сейчас я на тебя не сержусь.
Он замер и резко отодвинулся от нее. Элли не сразу сообразила, что произошло. Потом открыла глаза, несколько раз моргнула и увидела его насмешливый взгляд.
— Выходит, тебе нравится сердиться на меня?
— Дрейк, поаккуратнее.
— Элли, ты просто неподражаема! — рассмеялся Николас и тут же посерьезнел: — Вот это я в тебе и люблю.
Люблю. Пусть не «я люблю тебя», но все же… От непонятно откуда возникшего восторга у нее закружилась голова. А когда, больно царапнув, всплыла мысль, кто она на самом деле и кто ее отец, Элли прогнала ее прочь — не сейчас. А может быть, вообще никогда, впервые подумала она.
— Обними меня, — прошептала Элли. Прежде она никогда ничего у Николаса не просила, и в его глазах мелькнуло удивление, которое тут же сменилось радостью.
— Я хочу обнимать тебя вечно, — пробормотал он, заключая ее в объятия.
На этот раз поцелуй его был требователен и настойчив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
— На прогулку? Если я не поберегусь, то в Манхэттен вернется одна огромная веснушка!
Николас в несколько шагов пересек комнату и подошел к ней. Он стоял так близко, что Элли могла бы протянуть руку и без труда прикоснуться к нему. У нее забилось сердце, и она невольно покраснела.
— Вы так мило краснеете… и без видимой причины.
— Уж очень жарко сегодня, — отшутилась Элли и предусмотрительно сделала шаг назад, боясь что забудет приличия и все-таки погладит его по руке. Но она не осмелилась. И не потому, что это вышло бы за пределы дозволенного. Просто за все это время Николас лишь однажды — и то случайно, когда проходил мимо, — коснулся ее руки. Не было ни прикосновений, ни поцелуев, ни даже взгляда, в котором бы читалось желание.
— Жарко? — улыбнулся одними губами Николас. — Элиот, да вы порядочная лгунья. Ваше лицо выдает вас с головой. На нем можно прочесть все, что вы чувствуете. Так что дело, как мне думается, отнюдь не в жаркой погоде.
— Вот как, Дрейк? Вы, оказывается, крупный физиономист? Так какое чувство выдало сейчас мое лицо? — У нее слегка расширились глаза при мысли о том, что она только что подумала. — А впрочем, не важно. Я с удовольствием прогуляюсь.
Николас ни о чем ее не спросил, но по его глазам она видела, что он прекрасно понял, какие мысли ее только что посетили. Он просто взял ее за руку и вывел из комнаты.
И с тех пор они каждое утро подолгу прогуливались по берегу. Всякий раз Элли снимала туфли и чулки и, оставив их на каменных ступеньках лестницы, с наслаждением ступала босыми ногами по прохладному сухому песку. Каждый вечер они неторопливо ужинали на террасе при свечах, и Николас потчевал ее историями о беззаботных днях своего детства или делился мыслями о будущем. Дни были наполнены простыми радостями, а ночи — надеждами и волнующими снами. И по-прежнему он так ни разу к ней и не прикоснулся… До того вечера, когда разыскал ее в комнате на самом верху.
— Здесь я люблю бывать больше всего. Элли обернулась на звук голоса и увидела на пороге Николаса. Волосы его были мокрыми после вечернего купания. Каждый день он неизменно ходил плавать, потом быстрым шагом добирался до садового домика ополаскивался под душем и присоединялся к остальным. Благоухание трав. Теплый летний воздух. Нью-Йорк был где-то далеко-далеко.
Элли глубоко вздохнула, удивляясь тому, что она вообще может дышать. Когда Николас входил, он, казалось, заполнял собой все.
— Вам нравится здесь, верно? — полувопросительно, полуутвердительно заметил он.
Она снова окинула взглядом комнату — высокие потолки, большие широкие окна — и перевела дыхание.
— Да. Очень нравится. Здесь все какое-то… ценное… сказочное. — Она подошла к открытому окну и выглянула наружу. — Как будто находишься на вершине мира.
Идеальное место для занятий живописью, промелькнуло у нее в голове. В этой комнате она чувствовала себя удивительно легко. Царившие здесь покой и тишина дарили вдохновение. Место буквально создано для нее. Светлые стены, в углу небольшой комод красного дерева. Но самое главное — из любого окна виден уходящий за горизонт океан.
Элли почувствовала, что она как будто вернулась домой, что ее место всегда было здесь, на берегу океана, в этой комнате вместе с Николасом.
— Когда я увидел вашу комнату в Нью-Йорке, то сразу подумал про эту комнату. Мальчиком я часто поднимался сюда и подолгу стоял у окна, глядя на океан. И всегда наступало такое умиротворение. Рано утром отсюда можно видеть восход солнца, а вечером любоваться закатом. — Он помолчал и, будто вспомнив что-то, продолжил: — Я потратил год на то, чтобы выкупить этот дом у тех, кто купил его у моего отца.
— Ваш отец его продал?
— Да, — неохотно ответил Дрейк.
— А почему? — не отставала Элли.
— Потому что ему нужны были деньги, — мягко ответил он, разглядывая что-то в темнеющем вечернем небе.
Как он переменился, подумала Элли. С трудом верилось, что это тот самый человек, который рвал и метал, когда она помешала ему прибрать к рукам дома на Шестнадцатой улице. Впервые с момента их знакомства он, казалось, находился в мире с самим собой.
— А вы изменились, — вдруг вырвалось у нее. Она заметила, как Николас напрягся, но тут же расслабился. Он медленно перевел на нее взгляд, и его бездонные глаза вдруг наполнились чувством, ошибиться в котором было невозможно.
— Это вы меня изменили, — ответил он и нежно провел пальцем по ее щеке.
— Никто никого не может изменить, — мягко улыбнулась Элли. — Все наши изменения приходят изнутри.
— Вполне может быть. Но благодаря вам я увидел в себе то, чего не видел прежде. Я был жестким и беспощадным, потому что должен был казаться таким. Тогда это было необходимо. Сейчас я понимаю, как глупо было тратить все силы только на это. — Палец его скользнул по ее скуле и замер где-то под подбородком. — А изменили мою жизнь вы, Элиот Синклер.
Он склонился к ее губам и поцеловал. Элли даже не подумала о том, чтобы оттолкнуть его или опрометью броситься из комнаты. Были лишь его губы, нежные, требовательные, зовущие. Судьба, которую она себе избрала, в конце концов и привела ее к этому моменту чистой радости. Лунный свет играл на поверхности океана, и человек, которого она, кажется, полюбила, мягко притянул ее к себе. Да, она любит его вопреки всему. Боже мой, как же это произошло? Но как и в тот памятный дождливый день, все на время забылось.
Элли обвила шею Николаса руками и прижалась к его мускулистой груди.
— Ники, — еле слышно выдохнула она.
— Наконец ты перестала называть меня Дрейком, — усмехнулся он.
— Я не перестала, — возразила она, ловя с закрытыми глазами прикосновения его губ. — Просто сейчас я на тебя не сержусь.
Он замер и резко отодвинулся от нее. Элли не сразу сообразила, что произошло. Потом открыла глаза, несколько раз моргнула и увидела его насмешливый взгляд.
— Выходит, тебе нравится сердиться на меня?
— Дрейк, поаккуратнее.
— Элли, ты просто неподражаема! — рассмеялся Николас и тут же посерьезнел: — Вот это я в тебе и люблю.
Люблю. Пусть не «я люблю тебя», но все же… От непонятно откуда возникшего восторга у нее закружилась голова. А когда, больно царапнув, всплыла мысль, кто она на самом деле и кто ее отец, Элли прогнала ее прочь — не сейчас. А может быть, вообще никогда, впервые подумала она.
— Обними меня, — прошептала Элли. Прежде она никогда ничего у Николаса не просила, и в его глазах мелькнуло удивление, которое тут же сменилось радостью.
— Я хочу обнимать тебя вечно, — пробормотал он, заключая ее в объятия.
На этот раз поцелуй его был требователен и настойчив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82