Максим улыбнулся:
— Кажется, мне твоя семья понравится.
— Тебе очень не хватает поездок по всему миру?
— Хочешь, чтобы я не отвлекался, а? Честно говоря, нет. По крайней мере я не скучаю по тому, чем занимался в прошлом году. Когда-то мне казалось, что моя работа будет значимой только в том случае, если она будет отражать все, что в мире происходит не так, если она будет заставлять людей замечать это и задумываться. Пусть это будет вызывать отвращение или слезы, но по крайней мере не оставит их равнодушными к горю и страданиям, которые их окружают. Теперь я понимаю, что это было наивно. Люди могут быть и выше этого, и ниже. Есть такие, которые выплачут себе глаза, глядя на труп трехлетнего ребенка на первой полосе газеты, а потом перевернут страницу и начнут ворчать на то, сколько денег мы тратим на помощь странам третьего мира. А есть и другие, множество порядочных людей, которые стараются помогать, где это возможно. Они не нацеливаются менять что-то в мировом масштабе, но мир вокруг себя они меняют. Именно их скромные дела помогают людям жить.
Джорджиана улыбнулась. Максим говорил с ней как с другом! Он говорил так, словно ему легко быть с ней откровенным.
— Ты очень хороший человек. Он нежно сжал ее колено:
— Именно поэтому ты любишь меня? Потому что мной можно крутить как хочешь?
— Я люблю тебя потому, что у тебя голова реалиста и сердце романтика.
— А ты уверена, что не наоборот?
Джорджиана пожала плечами:
— В любом случае мне это нравится. И что ты намерен делать? Тебя вынуждают оставить фотожурналистику, чтобы управлять семейным делом?
— Я уже искал повод уйти, — признался он. — И мне только жаль, что им стала смерть отца.
Она кивнула:
— Мне тоже жаль.
Он бросил на нее быстрый пытливый взгляд, который она ощутила всем телом.
— Мне все еще не верится, что ты со мной! — Его хрипловатый голос не мог скрыть его чувств. А потом он уже веселее добавил: — Тебя, похоже, не удивило, что я умею оказывать первую помощь. Хочешь узнать, как я этому научился?
Джорджиана приняла новую тональность разговора:
— Я хочу знать о тебе все!
За разговором дорога пролетела незаметно. Рассказы Максима о поездках в раздираемые войной уголки земли позволили ей увидеть ужасающие картины, которые трудно было себе представить. Но все же, помимо страданий, он видел и отвагу людей, которым приходилось выносить невыносимое.
Когда они остановились, чтобы поесть в гостинице, Джорджиана больше не могла сдерживать свой энтузиазм:
— А ты не думал о том, чтобы оформить свои рассказы в книгу? Ты так хорошо рассказываешь, Максим! Я уверена, что ты нашел бы для нее издателя. Вместе со своими фотографиями — теми, которые, как ты говоришь, откладывал, потому что они были слишком экспрессивными или забавными для информационных агентств, — ты смог бы создать убедительную и трогательную картину изнанки войны.
Он небрежно отмахнулся от этой идеи:
— Сейчас любой малограмотный готов писать книги.
— Но ты — исключение. У тебя есть опыт, ты получил журналистскую подготовку. А фотографии — это само по себе красноречивое свидетельство.
Он громко расхохотался:
— Ты же их ни разу не видела!
— Ты получил премии за свои работы. Они не могут не быть прекрасными.
— Твоя преданность меня потрясает. — Он улыбнулся и указал пальцем на стоящую перед ней рыбацкую похлебку с моллюсками. — А теперь ешь! Мне надо, чтобы этим вечером ты была сильной и отдохнувшей. У меня особые планы на твой счет.
Джорджиана принялась пережевывать нежное мясо ракушек с картошкой, с удивлением замечая, что в его обществе даже еда становится вкуснее.
— А погода тебя не тревожит?
Он посмотрел в окно, за которым кружились хлопья снега.
— Мы должны пересечь Зеленые горы в южной части штата. Это будет самый сложный отрезок пути. А потом надо будет ехать на север по дороге Наследия Новой Англии почти до Тинмута. Мой дом стоит на притоке Бобровой реки.
— Звучит чудесно, — вздохнула она.
— Там будем только мы с тобой, — предостерег он ее. — Дорогу может засыпать снегом — и тогда мы не сможем уехать.
— Ах, ты все только обещаешь! — легкомысленно бросила она, вдруг испугавшись того, какое счастье ее переполняет.
— Доедай похлебку, — приказал он. — Ехать недалеко, но погода не слишком балует. Я хочу, чтобы мы добрались до наступления темноты.
Набив желудок похлебкой и ромовым пуншем, который Максим велел ей выпить, когда она отказалась принять болеутоляющее, Джорджиана начала дремать вскоре после того, как они снова тронулись в путь.
— Джорджи? Милая! Джорджи!
Максим легко потряс ее за плечо — и она постепенно проснулась. Первое, что она увидела, — это прекрасное лицо Максима, склонившегося над ней. На ее лице появилась блаженная улыбка.
— Ты по-настоящему красивый, — тихо сказала она. Его лицо было так близко, что она увидела, как у него расширились зрачки, так что глаза стали почти черными.
— Если бы ты знала, о чем я думал, ты бы сбежала, — ответил он.
Еще не до конца проснувшись, она совершенно не испытывала смущения.
— А почему? — смело спросила она, обнимая здоровой рукой его за шею.
— Потому что я так давно тебя хочу — и наконец ты оказалась здесь и принадлежишь мне. Я хочу тебя, Джорджи. Во всем и по-всякому, как только бывает. И возможно, ты вдохновишь меня на что-то новое.
— Мм… — только и ответила она, подставляя ему губы.
В его поцелуе снова появился вкус страсти. На этот раз ничто их не остановит. Вдыхая аромат его тела, она старалась оставить хотя бы один уголок сознания не заполненным страстью. Ей хотелось запомнить все — каждое мгновение этих дней, которые они проведут вместе.
Максим почувствовал ее отступление, хотя она не шевельнулась.
— Тебе холодно?
Она открыла глаза.
— Я пыталась подобрать слова, чтобы описать твой вкус.
— Что?
— У тебя вкус, как у горячего сидра со специями: теплый, сладкий и чуть терпкий.
Максим тряхнул головой:
— А мне казалось, что это твой вкус.
— Может быть, он наш? — предположила она.
— Наверное, — согласился он, а в следующую секунду их губы снова слились. — Джорджи, — прошептал он через минуту, — Джорджи, этот рычаг скоростей так впился мне в ногу, что, по-моему, у меня все кровообращение остановилось. Может быть, пойдем в дом?
Она выпрямилась:
— Куда?
Вид, открывшийся перед ней, заставил ее задохнуться от восторга. Она была готова увидеть лед и зеленовато-голубую красу гор, но у нее не хватало слов, чтобы выразить свой восторг от зрелища, которое предстало перед ней.
Они оказались на берегу серебристо-белой реки. За ней вверх по склону шагали огромные ели, засыпанные снегом. Дальше, где деревья сливались в сплошную массу зелени, снег собрался уступами, словно хвосты горностая на огромном изумрудном плаще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51