Она прижмет его к стенке сразу, как только они вернутся домой.
Если ей это не удастся, то Ник возьмет дело в свои руки. Она поняла это по его лицу. Он принял твердое решение. Все может кончиться тем, что он посадит ее в сундук и отвезет обратно в Лондон. Что будет, если он увезет ее насильно? Дочери герцога была отвратительна мысль о том, что ее скомпрометируют, что она может потерять достоинство и доброе имя. К тому времени, когда они добрались до поместья Трешфилда, у Джорджианы разболелась голова.
Несмотря на недомогание, она сразу принялась разыскивать графа. Ник ходил за ней по пятам, но графа дома не оказалось. Он уехал на свои фермы, расположенные где-то на окраине графства, и должен был вернуться только к вечеру. Ник сказал, что граф просто прячется в парке, не желая встречаться с ним. Джорджианой и тетей Ливи. Голова ее разболелась еще сильнее, оттого что Ник ходил за ней словно сторожевой пес.
Она удалилась в свою комнату, предварительно пообещав Нику, уступив его требованию, быть бдительной. Ребекка дала ей порошок от головной боли, и Джорджиана легла в постель. Она не надеялась, что ей удастся заснуть после такого ужасного дня, но как только служанка задернула все шторы и, сев подле ее кровати, начала читать ей «Сон в летнюю ночь», Джорджиана почувствовала, что ее тело отяжелело, и через мгновение она погрузилась в сон.
Проснувшись, она обнаружила, что мышцы ее одеревенели из-за утомительного бега по улице. Переодеваясь к обеду, она выбрала очень строгое черное платье из камчатной ткани, украшенное жемчугом и бриллиантами. Если она хочет нагнать страху на Трешфилда, то ей необходимо выглядеть и чувствовать себя старше, чем она есть на самом деле. Обед оказался для Джорджианы тяжелым испытанием, хотя члены семьи вели себя тихо и были подчеркнуто учтивы. Людвиг появился лишь после того, как подали рыбное блюдо. Он принес с собой древнеегипетский папирус с медицинским текстом и продолжал изучать его даже во время еды.
Августа была чем-то расстроена и постоянно постукивала своими туфлями по гладкому полу.
— Послушайте, Джон, Веллингтон разобьет французов под Саламанкой и захватит Мадрид. — Она указала вилкой на Джорджиану. — Вы должны помешать ей выдавать наши секреты Наполеону.
— Разумеется, моя дорогая, — сказал Трешфилд, не отвлекаясь от своего любимого блюда, фрикасе из кролика. Его больше никто не любил, и поэтому одновременно подали рагу из баранины.
Джорджиана вздохнула и отрезала кусок баранины. Голова ее по-прежнему была тяжелой со сна, и ее вовсе не забавляли причуды Августы. Она подняла глаза и увидела, что Ник смотрит на нее с сочувствием. Пальцы его взяли серебряную вилку. Они были такими же красивыми, как и вся рука. Ногти аккуратные и чистые, суставы пальцев маленькие, кончики узкие. Эта рука могла сжать с силой медведя и погладить с нежностью и очарованием волшебника.
— Джорджиана, я к вам обращаюсь. — Она повернула голову:
— Простите, я не расслышала.
— Я уже целых пять минут пытаюсь привлечь ваше внимание.
Она по очереди посмотрела на лица всех сидящих за столом и в конце концов ее взгляд остановился на Нике. Его довольная улыбка сказала ей, что он точно знает, что привлекло ее внимание, и что он упивается этим знанием. Она резко повернула голову туда, где сидела Пруденс, и все оставшееся время обеда старалась не смотреть в его сторону. Когда Пруденс поднялась (это был сигнал к тому, чтобы женщины вышли из-за стола), Джорджиана встала вместе с остальными, но когда они друг за другом начали выходить из столовой, она задержалась:
— Трешфилд, я хочу поговорить с вами в библиотеке.
Граф, наблюдавший за тем, как дворецкий разливает портвейн, посмотрел на нее с беспокойством.
— Немного позднее, моя дорогая.
— Сейчас, Трешфилд.
— Разговор можно отложить, моя дорогая.
— Трешфилд, у нас с вами будет серьезный и прямой разговор, касающийся, главным образом, вашего характера и вашего отношения ко мне. Мы можем поговорить об этом здесь, в присутствии слуг и джентльменов и можем поговорить в библиотеке, наедине. Выбирайте. У вас есть одна минута, чтобы принять решение.
Ник отрывисто рассмеялся и достал из кармана жилета золотые часы.
— Я засекаю время, Трешфилд.
Граф встал со своего кресла; дряблая кожа его лица покраснела.
— Я не позволю, чтобы мной помыкали в моем собственном доме!
Джорджиана молча скрестила на груди руки и стала ждать.
— Сорок секунд, старина, — произнес Ник, посмотрев, прищурясь, на часы.
Эвелин бросил свою салфетку.
— Право, Джорджиана, ваше поведение с каждым днем становится все более эксцентричным. — Он с гордым видом покинул столовую.
— Двадцать секунд, — сообщил Ник.
— Рандалл, Рандалл, я сейчас же удаляюсь в свои покои!
Ник захлопнул крышку часов, встал между дворецким и графом и улыбнулся. Улыбки этой оказалось достаточно для того, чтобы дворецкий остановился. Ник повернулся к графу.
— Лучше идите с ней в библиотеку, сэр, — сказал он спокойно. — В противном случае я сам доставлю вас туда.
Трешфилд стукнул тростью по полу:
— Я позову слуг и велю выгнать вас из моего дома.
— Вы не сделаете этого, — сказала Джорджиана. — Сейчас вы сделаете то, что вам говорят, или я расторгну нашу помолвку.
— Что? Это будет нарушением обязательства.
— Чем бы это ни было, вы больше не сможете терроризировать ваших близких предстоящим браком, если я расторгну ее.
Ник обошел вокруг кресла-каталки и взялся за ручки.
— Поехали. Вы свое отпели. Пора платить по счетам.
Когда они добрались до библиотеки, Джорджиана хотела попросить Ника оставить их с графом наедине. В конце концов, тема ее разговора с Трешфилдом была довольно дели-ка гной. Ник подкатил кресло графа к камину. Она остановилась на пороге и открыла было рот, когда он выпрямился и бросил на нее суровый взгляд.
— Забудьте об этом, — сказал он и прислонился плечом к каминной доске из итальянского мрамора.
Сжав губы, она захлопнула дверь и решительно подошла к графу. Старик встал, опершись на трость и улыбаясь ей своими водянистыми глазами.
— Наш разговор не займет много времени, — сказала она.
— Вы всегда обворожительно лаконичны, моя дорогая. Это одно из самых привлекательных ваших качеств.
— Не пытайтесь умаслить меня, Трешфилд. То, что вы совершили, непростительно. Никто не обвинит меня в том, что я откажусь выйти за вас, и если вы сейчас же не заберете назад свою отвратительную ложь, то я откажу вам. Вы знаете, что вы наделали? Из-за вашей лжи теперь кто-то пытается заставить меня уехать.
— О да. Я что-то слышал об этом. — Джорджиана вскинула руки:
— Что-то? Вы говорите гак, как будто речь идет о мелких хлопотах. Кто-то, возможно, пытался меня убить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Если ей это не удастся, то Ник возьмет дело в свои руки. Она поняла это по его лицу. Он принял твердое решение. Все может кончиться тем, что он посадит ее в сундук и отвезет обратно в Лондон. Что будет, если он увезет ее насильно? Дочери герцога была отвратительна мысль о том, что ее скомпрометируют, что она может потерять достоинство и доброе имя. К тому времени, когда они добрались до поместья Трешфилда, у Джорджианы разболелась голова.
Несмотря на недомогание, она сразу принялась разыскивать графа. Ник ходил за ней по пятам, но графа дома не оказалось. Он уехал на свои фермы, расположенные где-то на окраине графства, и должен был вернуться только к вечеру. Ник сказал, что граф просто прячется в парке, не желая встречаться с ним. Джорджианой и тетей Ливи. Голова ее разболелась еще сильнее, оттого что Ник ходил за ней словно сторожевой пес.
Она удалилась в свою комнату, предварительно пообещав Нику, уступив его требованию, быть бдительной. Ребекка дала ей порошок от головной боли, и Джорджиана легла в постель. Она не надеялась, что ей удастся заснуть после такого ужасного дня, но как только служанка задернула все шторы и, сев подле ее кровати, начала читать ей «Сон в летнюю ночь», Джорджиана почувствовала, что ее тело отяжелело, и через мгновение она погрузилась в сон.
Проснувшись, она обнаружила, что мышцы ее одеревенели из-за утомительного бега по улице. Переодеваясь к обеду, она выбрала очень строгое черное платье из камчатной ткани, украшенное жемчугом и бриллиантами. Если она хочет нагнать страху на Трешфилда, то ей необходимо выглядеть и чувствовать себя старше, чем она есть на самом деле. Обед оказался для Джорджианы тяжелым испытанием, хотя члены семьи вели себя тихо и были подчеркнуто учтивы. Людвиг появился лишь после того, как подали рыбное блюдо. Он принес с собой древнеегипетский папирус с медицинским текстом и продолжал изучать его даже во время еды.
Августа была чем-то расстроена и постоянно постукивала своими туфлями по гладкому полу.
— Послушайте, Джон, Веллингтон разобьет французов под Саламанкой и захватит Мадрид. — Она указала вилкой на Джорджиану. — Вы должны помешать ей выдавать наши секреты Наполеону.
— Разумеется, моя дорогая, — сказал Трешфилд, не отвлекаясь от своего любимого блюда, фрикасе из кролика. Его больше никто не любил, и поэтому одновременно подали рагу из баранины.
Джорджиана вздохнула и отрезала кусок баранины. Голова ее по-прежнему была тяжелой со сна, и ее вовсе не забавляли причуды Августы. Она подняла глаза и увидела, что Ник смотрит на нее с сочувствием. Пальцы его взяли серебряную вилку. Они были такими же красивыми, как и вся рука. Ногти аккуратные и чистые, суставы пальцев маленькие, кончики узкие. Эта рука могла сжать с силой медведя и погладить с нежностью и очарованием волшебника.
— Джорджиана, я к вам обращаюсь. — Она повернула голову:
— Простите, я не расслышала.
— Я уже целых пять минут пытаюсь привлечь ваше внимание.
Она по очереди посмотрела на лица всех сидящих за столом и в конце концов ее взгляд остановился на Нике. Его довольная улыбка сказала ей, что он точно знает, что привлекло ее внимание, и что он упивается этим знанием. Она резко повернула голову туда, где сидела Пруденс, и все оставшееся время обеда старалась не смотреть в его сторону. Когда Пруденс поднялась (это был сигнал к тому, чтобы женщины вышли из-за стола), Джорджиана встала вместе с остальными, но когда они друг за другом начали выходить из столовой, она задержалась:
— Трешфилд, я хочу поговорить с вами в библиотеке.
Граф, наблюдавший за тем, как дворецкий разливает портвейн, посмотрел на нее с беспокойством.
— Немного позднее, моя дорогая.
— Сейчас, Трешфилд.
— Разговор можно отложить, моя дорогая.
— Трешфилд, у нас с вами будет серьезный и прямой разговор, касающийся, главным образом, вашего характера и вашего отношения ко мне. Мы можем поговорить об этом здесь, в присутствии слуг и джентльменов и можем поговорить в библиотеке, наедине. Выбирайте. У вас есть одна минута, чтобы принять решение.
Ник отрывисто рассмеялся и достал из кармана жилета золотые часы.
— Я засекаю время, Трешфилд.
Граф встал со своего кресла; дряблая кожа его лица покраснела.
— Я не позволю, чтобы мной помыкали в моем собственном доме!
Джорджиана молча скрестила на груди руки и стала ждать.
— Сорок секунд, старина, — произнес Ник, посмотрев, прищурясь, на часы.
Эвелин бросил свою салфетку.
— Право, Джорджиана, ваше поведение с каждым днем становится все более эксцентричным. — Он с гордым видом покинул столовую.
— Двадцать секунд, — сообщил Ник.
— Рандалл, Рандалл, я сейчас же удаляюсь в свои покои!
Ник захлопнул крышку часов, встал между дворецким и графом и улыбнулся. Улыбки этой оказалось достаточно для того, чтобы дворецкий остановился. Ник повернулся к графу.
— Лучше идите с ней в библиотеку, сэр, — сказал он спокойно. — В противном случае я сам доставлю вас туда.
Трешфилд стукнул тростью по полу:
— Я позову слуг и велю выгнать вас из моего дома.
— Вы не сделаете этого, — сказала Джорджиана. — Сейчас вы сделаете то, что вам говорят, или я расторгну нашу помолвку.
— Что? Это будет нарушением обязательства.
— Чем бы это ни было, вы больше не сможете терроризировать ваших близких предстоящим браком, если я расторгну ее.
Ник обошел вокруг кресла-каталки и взялся за ручки.
— Поехали. Вы свое отпели. Пора платить по счетам.
Когда они добрались до библиотеки, Джорджиана хотела попросить Ника оставить их с графом наедине. В конце концов, тема ее разговора с Трешфилдом была довольно дели-ка гной. Ник подкатил кресло графа к камину. Она остановилась на пороге и открыла было рот, когда он выпрямился и бросил на нее суровый взгляд.
— Забудьте об этом, — сказал он и прислонился плечом к каминной доске из итальянского мрамора.
Сжав губы, она захлопнула дверь и решительно подошла к графу. Старик встал, опершись на трость и улыбаясь ей своими водянистыми глазами.
— Наш разговор не займет много времени, — сказала она.
— Вы всегда обворожительно лаконичны, моя дорогая. Это одно из самых привлекательных ваших качеств.
— Не пытайтесь умаслить меня, Трешфилд. То, что вы совершили, непростительно. Никто не обвинит меня в том, что я откажусь выйти за вас, и если вы сейчас же не заберете назад свою отвратительную ложь, то я откажу вам. Вы знаете, что вы наделали? Из-за вашей лжи теперь кто-то пытается заставить меня уехать.
— О да. Я что-то слышал об этом. — Джорджиана вскинула руки:
— Что-то? Вы говорите гак, как будто речь идет о мелких хлопотах. Кто-то, возможно, пытался меня убить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63