– Бинты сняты.
Улыбка на лице Джулиана дрогнула и потухла.
Какое-то мгновение – страшное, мучительное мгновение – он оставался неподвижен. Его черты еще хранили остатки прежнего оптимизма, а затем недоверие появилось на его лице.
Он поднес руку к глазам. Моргнул раз и еще раз. Повернулся.
– Я... не вижу. – Он закрыл ладонями глаза. – Я ничего не вижу!
Доктор показал на шторы. Ашиана проворно раздвинула их.
– Вы видите свет, милорд? Может быть, какие-то очертания, тени?
– Нет. Ничего, – с отчаянием произнес Джулиан. Доктор склонился над ним с лупой, заглядывая ему в глаза.
– Анатомических нарушений я не нахожу. Вероятно, нам просто не следовало так спешить.
– Да, Джул. – Макс был первым, кто смог заговорить. – Через пару месяцев...
– Или недель, – поправил его Саксон.
– Или никогда, – сказал Джулиан.
Его голос прозвучал глухо. Это был голос человека, говорящего из темноты.
Мари сдавила ручки кресла. Она чувствовала его боль как свою. Кто-кто, но она знает, что это такое мрак одиночества, что такое не отпускающий душу страх и сознание собственного бессилия...
Она поняла, что смотрит на Макса, только когда их взгляды встретились.
Он тоже познал это. Они оба знают, что такое чувствовать себя беспомощным и зависимым.
В эту секунду она поняла, что он не лгал, рассказывая ей о своей болезни, как не солгал ни в чем, что касалось его прошлого. Они были в глубине его глаз – тени, некогда являвшиеся ему.
Смутившись от этой неожиданно возникшей близости. Мари отвела глаза.
Доктор достал из саквояжа свежие бинты и принялся разматывать их.
– Через несколько недель, милорд, мы попробуем снова. Джулиан, вздрогнув, отпрянул, когда доктор приложил бинт к его голове.
– Уберите это, док, – приказал он.
– Но, милорд, это всего-навсего повязка. Нужно беречь глаза.
– Зачем? – засмеялся Джулиан. Его смех, прозвучавший резко и сухо, был лишен всякого веселья. – Какой в этом смысл?
– Доктор Вебстер, благодарю вас, вы свободны. – Лорд Саксон подал ему саквояж. – Мы вызовем вас, если будут какие-то изменения. Тауншенд, проводите доктора.
Доктор Вебстер выглядел немного удрученным, однако вежливо раскланялся и удалился.
Лорд Саксон, закрыв за ним дверь, прошел к брату, неподвижно сидевшему в кресле.
– Джулиан, мужайся. Я уверен, ты выстоишь. Ты и сам знаешь это. – Он потрепал его по плечу. – Нужно просто немного потерпеть.
– Потерпеть, – как эхо повторил Джулиан. – Конечно, Сакс. Я потерплю. Похоже, времени у меня теперь предостаточно. – Его голос дрогнул. – Целая жизнь... И я проживу ее на суше. Компания, конечно же... назначит... щедрую пенсию.
Мари, прикрыв ладонью рот, закрыла глаза, полные слез. Какую страшную беду принесло ее изобретение! Неважно, винит он ее или нет, но она-то знает, что виновата во всем она.
Саксон расправил плечи.
– Они не посмеют дать тебе отставку. Я свяжусь с управляющим и...
– Нет. – Джулиан вдруг поднялся. – Я сам буду разговаривать с ним. Я все улажу сам. Завтра же. А сейчас я... хочу... – Он направился к двери, шагая неловко и неуверенно, словно его ноги одеревенели я не помнили дороги. – Мне нужно... побыть одному.
Судя по испугу, мелькнувшему в глазах его родных, подобные желания он высказывал не часто.
Как замороженные сидели они на своих местах, меж тем как Джулиан стесненно пробирался к двери. Мари знала, что все испытывают одно и то же желание – броситься ему на помощь, но никто не осмеливался сделать этого.
Он вышел один, и они слушали, как звучали его шаги в холле, слышали каждый шаг, медленный и отчетливый... пока лакей не притворил дверь.
В гостиной стояла гробовая тишина.
Никто не произнес ни слова. Мари подумала, что, наверное, ей следует извиниться и удалиться к себе, но сейчас она почему-то не хотела оставаться одна.
Все молчали. Герцогиня заплакала.
– Извините, – сказала она, вытаскивая отороченный кружевами носовой платочек. – Я ни на секунду не сомневалась, что мы сегодня будем праздновать его выздоровление! Господа, как же он теперь... как он сможет... – Она встала, не в силах справиться со слезами. – Извините, дети, я оставлю вас.
Она поспешно удалилась. Ашиана, обменявшись взглядом с мужем, вышла за ней.
И Мари осталась с лордом Саксоном... и Максом. Она вдруг почувствовала себя неловко и неуютно и поднялась, чтобы уйти.
– Мадемуазель, погодите, – решительно остановил ее Макс. – Я хочу поговорить с вами.
– Милорд, – устало произнесла она, впервые обращаясь к нему после того разговора в его комнате. – Я не думаю, что у нас есть что сказать друг другу.
– Есть несколько обстоятельств, которые требуют обсуждения, – с холодной официальностью возразил он. – И я прошу вас уделить мне несколько минут.
Мари не присела, оставаясь стоять у кресла.
Лорд Саксон подошел к брату и, наклонившись к нему, что-то сказал, – что именно, Мари не слышала, но похоже, он спрашивал о чем-то, поскольку Макс кивнул и ответил: «Да».
Старший брат, видно, остался недоволен ответом – нахмурившись, он бросил быстрый взгляд на Мари.
Однако спорить не стал.
– Прошу извинить меня, мадемуазель. – Он учтиво поклонился и вышел.
Дверь закрылась за ним с тихим щелчком.
Этот щелчок она прочувствовала до кончиков пальцев на ногах.
Она стояла, глядя на подлокотник кресла. Ее палец, двигаясь по нему, повторял причудливый орнамент обивки. Она ждала.
А Макс между тем молчал. Она чувствовала на себе его взгляд, он скользил по ее лицу – от узла волос на голове до верхней кромки ее изумрудно-зеленого платья. Напряжение нарастало, пока ей не показалось, что сердце выскочит у нее из груди.
– Милорд, – не выдержав, промолвила она. – Вы сказали, что хотите обсудить что-то.
– Да. Три обстоятельства. – Его голос звучал по-прежнему холодно и отчужденно. – Но сначала я хочу задать вам один вопрос. Насколько я понял, вы желаете уехать отсюда. У вас есть какие-то планы на будущее? Что вы собираетесь делать, покинув наш дом?
– Даже будь у меня какие-то планы, милорд, обсуждать их с вами я бы не стала.
– Разумеется. Я лишь хочу знать, насколько хорошо вы представляете себе ситуацию, в которой оказались. Вас разыскивают как французские, так и британские власти. Слишком много людей, для которых вы, мадемуазель, представляете ценную добычу. И они не остановятся ни перед чем, чтобы заполучить желаемое. Они будут преследовать вас до конца. Вы забудете, что такое покой.
Она смотрела на него исподлобья.
– Вы пытаетесь запугать меня, милорд, чтобы я осталась здесь?
– Я пытаюсь заставить вас осознать всю степень опасности, что угрожает вам.
Он поерзал в кресле. Несмотря на его холодный, размеренный тон, Мари заметила, что он явно страдает. Заметила – и тут же отругала себя.
– Между тем, – продолжал он, – я хотел бы предложить вам другой вариант, нежели провести остаток своих дней в бегах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Улыбка на лице Джулиана дрогнула и потухла.
Какое-то мгновение – страшное, мучительное мгновение – он оставался неподвижен. Его черты еще хранили остатки прежнего оптимизма, а затем недоверие появилось на его лице.
Он поднес руку к глазам. Моргнул раз и еще раз. Повернулся.
– Я... не вижу. – Он закрыл ладонями глаза. – Я ничего не вижу!
Доктор показал на шторы. Ашиана проворно раздвинула их.
– Вы видите свет, милорд? Может быть, какие-то очертания, тени?
– Нет. Ничего, – с отчаянием произнес Джулиан. Доктор склонился над ним с лупой, заглядывая ему в глаза.
– Анатомических нарушений я не нахожу. Вероятно, нам просто не следовало так спешить.
– Да, Джул. – Макс был первым, кто смог заговорить. – Через пару месяцев...
– Или недель, – поправил его Саксон.
– Или никогда, – сказал Джулиан.
Его голос прозвучал глухо. Это был голос человека, говорящего из темноты.
Мари сдавила ручки кресла. Она чувствовала его боль как свою. Кто-кто, но она знает, что это такое мрак одиночества, что такое не отпускающий душу страх и сознание собственного бессилия...
Она поняла, что смотрит на Макса, только когда их взгляды встретились.
Он тоже познал это. Они оба знают, что такое чувствовать себя беспомощным и зависимым.
В эту секунду она поняла, что он не лгал, рассказывая ей о своей болезни, как не солгал ни в чем, что касалось его прошлого. Они были в глубине его глаз – тени, некогда являвшиеся ему.
Смутившись от этой неожиданно возникшей близости. Мари отвела глаза.
Доктор достал из саквояжа свежие бинты и принялся разматывать их.
– Через несколько недель, милорд, мы попробуем снова. Джулиан, вздрогнув, отпрянул, когда доктор приложил бинт к его голове.
– Уберите это, док, – приказал он.
– Но, милорд, это всего-навсего повязка. Нужно беречь глаза.
– Зачем? – засмеялся Джулиан. Его смех, прозвучавший резко и сухо, был лишен всякого веселья. – Какой в этом смысл?
– Доктор Вебстер, благодарю вас, вы свободны. – Лорд Саксон подал ему саквояж. – Мы вызовем вас, если будут какие-то изменения. Тауншенд, проводите доктора.
Доктор Вебстер выглядел немного удрученным, однако вежливо раскланялся и удалился.
Лорд Саксон, закрыв за ним дверь, прошел к брату, неподвижно сидевшему в кресле.
– Джулиан, мужайся. Я уверен, ты выстоишь. Ты и сам знаешь это. – Он потрепал его по плечу. – Нужно просто немного потерпеть.
– Потерпеть, – как эхо повторил Джулиан. – Конечно, Сакс. Я потерплю. Похоже, времени у меня теперь предостаточно. – Его голос дрогнул. – Целая жизнь... И я проживу ее на суше. Компания, конечно же... назначит... щедрую пенсию.
Мари, прикрыв ладонью рот, закрыла глаза, полные слез. Какую страшную беду принесло ее изобретение! Неважно, винит он ее или нет, но она-то знает, что виновата во всем она.
Саксон расправил плечи.
– Они не посмеют дать тебе отставку. Я свяжусь с управляющим и...
– Нет. – Джулиан вдруг поднялся. – Я сам буду разговаривать с ним. Я все улажу сам. Завтра же. А сейчас я... хочу... – Он направился к двери, шагая неловко и неуверенно, словно его ноги одеревенели я не помнили дороги. – Мне нужно... побыть одному.
Судя по испугу, мелькнувшему в глазах его родных, подобные желания он высказывал не часто.
Как замороженные сидели они на своих местах, меж тем как Джулиан стесненно пробирался к двери. Мари знала, что все испытывают одно и то же желание – броситься ему на помощь, но никто не осмеливался сделать этого.
Он вышел один, и они слушали, как звучали его шаги в холле, слышали каждый шаг, медленный и отчетливый... пока лакей не притворил дверь.
В гостиной стояла гробовая тишина.
Никто не произнес ни слова. Мари подумала, что, наверное, ей следует извиниться и удалиться к себе, но сейчас она почему-то не хотела оставаться одна.
Все молчали. Герцогиня заплакала.
– Извините, – сказала она, вытаскивая отороченный кружевами носовой платочек. – Я ни на секунду не сомневалась, что мы сегодня будем праздновать его выздоровление! Господа, как же он теперь... как он сможет... – Она встала, не в силах справиться со слезами. – Извините, дети, я оставлю вас.
Она поспешно удалилась. Ашиана, обменявшись взглядом с мужем, вышла за ней.
И Мари осталась с лордом Саксоном... и Максом. Она вдруг почувствовала себя неловко и неуютно и поднялась, чтобы уйти.
– Мадемуазель, погодите, – решительно остановил ее Макс. – Я хочу поговорить с вами.
– Милорд, – устало произнесла она, впервые обращаясь к нему после того разговора в его комнате. – Я не думаю, что у нас есть что сказать друг другу.
– Есть несколько обстоятельств, которые требуют обсуждения, – с холодной официальностью возразил он. – И я прошу вас уделить мне несколько минут.
Мари не присела, оставаясь стоять у кресла.
Лорд Саксон подошел к брату и, наклонившись к нему, что-то сказал, – что именно, Мари не слышала, но похоже, он спрашивал о чем-то, поскольку Макс кивнул и ответил: «Да».
Старший брат, видно, остался недоволен ответом – нахмурившись, он бросил быстрый взгляд на Мари.
Однако спорить не стал.
– Прошу извинить меня, мадемуазель. – Он учтиво поклонился и вышел.
Дверь закрылась за ним с тихим щелчком.
Этот щелчок она прочувствовала до кончиков пальцев на ногах.
Она стояла, глядя на подлокотник кресла. Ее палец, двигаясь по нему, повторял причудливый орнамент обивки. Она ждала.
А Макс между тем молчал. Она чувствовала на себе его взгляд, он скользил по ее лицу – от узла волос на голове до верхней кромки ее изумрудно-зеленого платья. Напряжение нарастало, пока ей не показалось, что сердце выскочит у нее из груди.
– Милорд, – не выдержав, промолвила она. – Вы сказали, что хотите обсудить что-то.
– Да. Три обстоятельства. – Его голос звучал по-прежнему холодно и отчужденно. – Но сначала я хочу задать вам один вопрос. Насколько я понял, вы желаете уехать отсюда. У вас есть какие-то планы на будущее? Что вы собираетесь делать, покинув наш дом?
– Даже будь у меня какие-то планы, милорд, обсуждать их с вами я бы не стала.
– Разумеется. Я лишь хочу знать, насколько хорошо вы представляете себе ситуацию, в которой оказались. Вас разыскивают как французские, так и британские власти. Слишком много людей, для которых вы, мадемуазель, представляете ценную добычу. И они не остановятся ни перед чем, чтобы заполучить желаемое. Они будут преследовать вас до конца. Вы забудете, что такое покой.
Она смотрела на него исподлобья.
– Вы пытаетесь запугать меня, милорд, чтобы я осталась здесь?
– Я пытаюсь заставить вас осознать всю степень опасности, что угрожает вам.
Он поерзал в кресле. Несмотря на его холодный, размеренный тон, Мари заметила, что он явно страдает. Заметила – и тут же отругала себя.
– Между тем, – продолжал он, – я хотел бы предложить вам другой вариант, нежели провести остаток своих дней в бегах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104