Аннотация
Юной и прелестной Каролине Лайтфут грозила гибель — но ее спасли от верной смерти лихие «джентльмены удачи». Однако что могла обещать судьба хрупкой девушке, ставшей пленницей пиратов? Ужасный жребий игрушки отпетых головорезов? Или счастье любви бесстрашного капитана Келлза, сумевшего силой своей страсти обратить изнеженную аристократку Нового Света в знаменитую Серебряную Русалку — пламенную возлюбленную и. отважную подругу самого мужественного из корсаров Семи морей?..
Валери Шервуд
В сладком плену
Под толстым одеялом океана,
Зарыв бушприты гордые в песок,
Морскою солью промывая раны,
Ждут каравеллы, что придет их срок.
Свершится чудо, вознесутся к волнам
И поплывут, как прежде, под луной,
Неся вино и злато в трюмах полных,
И чайка резко крикнет за кормой.
Так выпьем за людей, что в вечном море
Нашли могилу, и помянем тех,
Кто ждал на берегу, с судьбою споря.
И кто делил их боль, и соль, и грех.
Валери Шервуд
Пролог
Остров Тортуга. Лето 1688 года
— Келлз, не подходите, — сказала девушка, когда буканьер шагнул к ней.
Тот замер на месте, и лунный свет упал на его суровое лицо с прищуренными серыми глазами. Он был красив, высок, в белоснежной рубашке с широкими рукавами, расстегнутой па груди и подчеркивавшей его загар; у крепкого бедра небрежно болталась абордажная сабля, угрюмое выражение лица не сулило ничего хорошего.
— Почему же именно я остался не у дел? — вызывающе спросил Келлз. — Раз вы готовы предложить себя этим негодяям…
Девушка растерянно смотрела на буканьера, позабыв о том, что стоит перед ним в одной тонкой ночной рубашке.
— О чем вы говорите? Я никому себя не предлагала.
— Да? На кого же тогда бросали монету Череп с О'Рурком? Разве не на вас?
— Они бросили монету, чтобы решить, кому из них везти меня. — Девушка покраснела. — Вы же отказываетесь это делать.
Келлз снова шагнул к собеседнице, заставив ее испуганно попятиться. В недоброй улыбке сверкнули ровные белые зубы.
— Вы не смеете меня обвинять! Они пообещали отвезти меня куда пожелаю.
— Пообещали? И вы им поверили?
— А почему бы и нет? — спросила она, сбитая с толку угрозой, прозвучавшей в голосе буканьера.
— Вы согласились на матлотаж! — взорвался тот. — Неужели вам не известно, что это такое?
По правде говоря, она не понимала, о чем идет речь, хотя ни за что бы не согласилась признаться в своей неосведомленности.
— Конечно, известно. — Девушка вскинула голову, и лунный свет превратил ее волосы в каскад белого золота, падающего на округлые плечи. — Это… какое-то испанское слово, которое означает «делить металл». Я обещала им золото…
— Чье золото? — прервал ее Келлз.
— Доньи Эрнанды, конечно. Правда, у нее самой нет, но она может достать. — Видя, что Келлз приближается, девушка отступила за большое кресло. — А поскольку оба предложили мне помощь, то имели право делить золото, то есть металл.
По-моему, так, — неуверенно закончила она, проклиная себя за то, что сразу не выяснила у О'Рурка значение непонятного слова «матлотаж».
— Делить металл… — озадаченно пробормотал Келлз. — Но ведь «матлотаж» — французское слово, Кристабель, а не испанское. Матлотаж — это старинный обычай буканьеров, которые подолгу страдают без женщины. И они берут жену «по-матросски». Двое бросают монету, кому жениться на девушке. Проигравший в утешение получает ее первым.
Девушка чуть не схватилась за голову. Так вот что означала кривая усмешка Черепа: «Ты проиграл!» — и торжество О'Рурка, прячущего монету в карман: «Нет, черт побери, я выиграл!» Вот почему его зеленые глаза с такой жадностью оглядывали ее фигуру в шелковом платье с глубоким вырезом на груди. Боже правый! Неужели те буканьеры думали, что она согласилась выйти замуж за одного из них?
— Кажется, вы еще не все поняли, Кристабель, — холодно произнес Келлз. — Если два приятеля хотят одну женщину и она согласна на матлотаж, то один берет ее в жены и остается с ней, пока второй находится море. Во время отсутствия супруга его место занимает второй, а потом они снова меняются местами. И так далее. Второго называют по-французски matelot, то есть матрос. Это давний обычай у буканьеров.
Когда ужасный смысл ее опрометчивого поступка дошел до Кристабель, она почувствовала, что сейчас упадет. Значит, те два разбойника посмели думать… Девушка оперлась на спинку кресла.
— Господи, я не хотела… не поняла, — в ужасе бормотала она.
— Вы так спешили убежать с О'Рурком и Черепом… А он» собираются поделить вас.
— Они не посмеют!
— И кто же их остановит? — тихо спросил Келлз.
Ей хотелось закричать, но она только прошептала:
— Вы… не станете вмешиваться? О, Келлз, неужели вы отдадите меня им?
Серые глаза холодно изучали ее, и Кристабель не подозревала, какие муки испытывает суровый буканьер. «Отдать ее? Да сначала им придется меня зарезать!» — думал Келлз, понимая, что ради нее сам готов придушить кого угодно. Однако ей не следует знать о его чувствах, иначе эта заносчивая Серебряная девушка быстро осознает свою власть над ним.
Когда он заговорил, его ответ прозвучал для Кристабель пощечиной:
— Значит, вы готовы признать, что принадлежите мне?
— Нет-нет! Я не то имею в виду! Я хочу… хочу сказать, что вы могли бы притвориться…
— Я не стану притворяться. Или они, или я. Выбор за вами, Кристабель. Обещаю освободить вас от них, но только если вы добровольно придете в мою постель.
Девушка похолодела. Он и впрямь допустит такую ужасную вещь, этот матлотаж, если она не уступит!
— Я сделаю то, о чем вы просите, — наконец чуть слышно произнесла Кристабель.
Воцарилась тишина, которую нарушал только шум морского прибоя. Даже луна, древний и мудрый спутник влюбленных, деликатно скрылась за облаком, оставив их наедине в благоухающей темноте самого опасного места на свете, на Тортуге, цитадели берегового братства.
«Боже милостивый, как я могла сказать такое? — удивлялась Кристабель. — Да еще после всего, что произошло?»
Когда молодой капитан буканьеров погладил ее по обнаженному плечу, она вдруг на краткий миг словно опять стала Каролиной Лайтфут, беззаботной четырнадцатилетней девочкой, живущей в американских колониях на Восточном побережье, в Виргинии.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
КРАСАВИЦА АМЕРИКАНКА И АНГЛИЙСКИЙ ЛОРД
Платьем твоим играет бриз,
Кони несут нас в Мэрридж-Триз.
Двадцать миль из конца в конец,
Лес этот — храм влюбленных сердец!
Глава 1
Восточное побережье, Виргиния Усадьба Фарвью 1685 год
Надвигалась гроза, и Каролина помогала слугам поскорее управиться с развешанным бельем. Сделав передышку, девочка посмотрела на север, в сторону Мэрридж-Триз. Она знала, что там, за лугами, за качающимися на ветру соснами, за горизонтом, над которым ползли мохнатые тучи, была полоса вековых дубов, обозначающая границу между Виргинией и Мэрилендом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90