здесь слишком легко заблудиться.
Он зашагал по склону, огибая холм с северной стороны, и через несколько минут привел отряд к большому скальному козырьку, торчавшему из склона горы.
Площадку под козырьком с трех сторон окружал забор из еловых стволов. Старый дровосек проскользнул внутрь ограды, остальные последовали за ним. В дальней части площадки имелся настил из тонких бревен и плотного слоя сухих листьев, а сам палисад был увешан изнутри дублеными козьими шкурами.
— Сюда приводят овец на окот, — пояснил старый дровосек. — Лучшего предложить не могу.
Ватрен положил тело мальчика на настил, а Ливия метнулась в сторону и прижалась лицом к стене, не в силах совладать с горем. Но Амброзин как будто ничего не видел и не слышал. В его памяти промелькнула давняя, почти забытая картина: маленький мальчик, умирающий в шатре посреди горного леса в Апеннинах… так много лет назад… и плачущая женщина, разрывающаяся от горя. Он никогда не предаст ее. Никогда. Амброзин погладил мальчика по голове и начал раздевать его.
— Что ты делаешь? — задохнулся Аврелий. Амброзин положил ладонь на грудь Ромула и прикрыл глаза.
— В нем еще теплится искра жизни, — спокойно ответил он. — Мы должны раздуть ее.
Аврелий недоверчиво покачал головой.
— Он мертв, разве ты не видишь? Он мертв, Амброзин!
— Он не может умереть, — уверенно возразил Амброзин. — Пророчество не может быть ошибочным.
Уже окончательно стемнело, и единственным ответом на слова старого наставника был яростный вой ветра, несшегося вдоль склона горы.
Амброзин раздел мальчика до пояса и уложил его поудобнее на сухую листву. Белую кожу видно было даже в полной тьме. Старик повернулся к Батиату.
— У тебя в теле тепла больше, чем у других, — сказал он, — потому что тебя питало солнце Африки. Обнажи грудь и прижми его к себе покрепче; пусть твое сердце бьется рядом с его сердцем, пока не разбудит его. А я попытаюсь зажечь огонь.
Батиат выполнил просьбу старика; он поднял безжизненного мальчика легко, словно тот ничего не весил, и прижал к себе. Ливия укрыла их обоих одеялами, чтобы ни капли драгоценного тепла не потерялось. Аврелий и Ватрен лишь молча качали головами, не веря в удачу и не понимая, почему старик не сдается.
Амброзин ощупью пробрался вдоль стены, шаря по земле, пока не нашел немного сухого мха, который и сложил в аккуратную кучку, добавив к ней сухих листьев. Потом он достал из своего мешка кремни и начал ударять ими друг о друга, демонстрируя немалый опыт и сноровку. Крупные искры посыпались на мох и листья, и вот уже в их глубине вспыхнула красная точка, поначалу едва различимая. Амброзин встал на колени и принялся дуть на мох. Остальные скептически наблюдали за стариком, не в силах поверить в успех его затеи, — но Амброзин продолжал дуть с такой силой, как будто надеялся именно этим вдохнуть жизнь в своего мальчика. И вдруг небольшой язычок пламени взвился в темноту, — такой тонкий, что его трудно было рассмотреть; но вскоре он окреп, мох охватило огнем, становившимся все ярче. Амброзин все дул и дул, добавляя в крошечный костер новые пучки мха и тонкие веточки, и вот, наконец, в ночи возникли настоящий огонь и свет.
Понемногу костер разогнал тьму случайного прибежища, осветив тела, сгрудившиеся в тесном пространстве, открыв взглядам и напряженное лицо Амброзина, и широко раскрытые глаза черного гиганта.
Батиат таращился в ночь, и по его широким щекам текли слезы. Слезы радости.
— Он дышит! — шепнул гигант.
Лицо Амброзина исказилось — как у человека, разбуженного посреди ночи и еще не забывшего чудовищный кошмар, только что снившийся ему…
Все собрались вокруг Ромула, и каждому хотелось обнять мальчика, каждому хотелось очутиться к нему поближе, хотя Амброзин твердил:
— Осторожнее! Осторожнее! Мальчик еще совсем без сил! Дайте ему как следует восстановить дыхание и прийти в себя!
Урсин ушел за стену, чтобы поискать сухие ветви и подбросить их в костер; потом снова завесил козьими шкурами вход, стараясь удержать холод снаружи. В замкнувшемся пространстве стало немного теплее, и Ромул протянул онемевшие руки к огню.
— Это Батиат вернул тебя к жизни, — сказал Амброзин. Ромул поднял голову, посмотрел на гиганта и прижался к нему покрепче. Батиат обнял мальчика, нежно, осторожно, как будто боялся раздавить хрупкое тело. Аврелий сказал:
— Пойду укрою коня попоной; он у нас один остался, если не считать мула Амброзина, а с мула толку не слишком много. Похоже, ночь будет очень холодной.
Амброзин заметил, что взгляд Аврелия был печальным, в отличие от остальных. Он выждал немного, а потом накинул на плечи плащ:
— Пойду-ка и я, сам присмотрю за своим мулом.
Он нашел Аврелия рядом с Юбой. Легионер стоял неподвижно, завернувшись в плащ. Казалось, он смотрит вниз, в долину, погрузившись в мысли… и он вздрогнул, когда рядом с ним прозвучал голос старого наставника.
— Две истины. Две противоположные версии твоего прошлого: версия Ливии и версия Вульфилы. Кому верить?
Аврелий даже не обернулся. Он лишь плотнее запахнул плащ, как будто холод пробирал его до глубины души.
— Ты знаешь оба варианта. Почему бы не сказать мне, чему веришь ты?
— Да, действительно, я слышал слова варвара, но ты хочешь слишком многого от простого учителя. Из твоего прошлого возникло видение, и оно заставило тебя увидеть некое пятно, о существовании которого ты даже не подозревал. — Аврелий промолчал. — Я знаю, это причиняет боль, — продолжил Амброзин. — Но лучше, когда все выплывает наружу. Тайная болезнь пожирает нас медленно, и от нее не бывает лекарства, и в какой-то момент она прорывается наружу, застав нас врасплох. Но ты теперь, по крайней мере, знаешь о ее существовании.
— Я ничего не знаю.
— Такое невозможно. Ты должен что-то помнить.
Аврелий вздохнул. Ему очень хотелось поговорить, довериться кому-то такому, кто мог бы снять камень, давивший на его сердце.
— Это просто бессвязные обрывки, — пробормотал он. — Да ночные кошмары, что мучают меня.
— Какие именно кошмары? — спросил Амброзин. Голос Аврелия дрогнул.
— Ночь. Два старых человека, висящие на кольях. Они связаны друг с другом за запястья. Их тела чудовищно изуродованы, и потом… — Легионер умолк.
— Продолжай, ты должен продолжить…
— А потом… к ним подходит какой-то варвар с обнаженным мечом, и пронзает их… сначала одного, потом другого. — Аврелий содрогнулся всем телом, как будто последние слова стоили ему невероятных усилий.
— Кто они таковы? — спросил Амброзин. — Возможно, именно в них кроется тайна твоего происхождения.
— Я не знаю, — ответил Аврелий, прикрывая глаза ладонью. — Я просто не знаю.
Амброзин понял страдание, терзавшее душу легионера, и положил руку на плечо солдата
— Не позволяй всему этому так мучить тебя, — сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Он зашагал по склону, огибая холм с северной стороны, и через несколько минут привел отряд к большому скальному козырьку, торчавшему из склона горы.
Площадку под козырьком с трех сторон окружал забор из еловых стволов. Старый дровосек проскользнул внутрь ограды, остальные последовали за ним. В дальней части площадки имелся настил из тонких бревен и плотного слоя сухих листьев, а сам палисад был увешан изнутри дублеными козьими шкурами.
— Сюда приводят овец на окот, — пояснил старый дровосек. — Лучшего предложить не могу.
Ватрен положил тело мальчика на настил, а Ливия метнулась в сторону и прижалась лицом к стене, не в силах совладать с горем. Но Амброзин как будто ничего не видел и не слышал. В его памяти промелькнула давняя, почти забытая картина: маленький мальчик, умирающий в шатре посреди горного леса в Апеннинах… так много лет назад… и плачущая женщина, разрывающаяся от горя. Он никогда не предаст ее. Никогда. Амброзин погладил мальчика по голове и начал раздевать его.
— Что ты делаешь? — задохнулся Аврелий. Амброзин положил ладонь на грудь Ромула и прикрыл глаза.
— В нем еще теплится искра жизни, — спокойно ответил он. — Мы должны раздуть ее.
Аврелий недоверчиво покачал головой.
— Он мертв, разве ты не видишь? Он мертв, Амброзин!
— Он не может умереть, — уверенно возразил Амброзин. — Пророчество не может быть ошибочным.
Уже окончательно стемнело, и единственным ответом на слова старого наставника был яростный вой ветра, несшегося вдоль склона горы.
Амброзин раздел мальчика до пояса и уложил его поудобнее на сухую листву. Белую кожу видно было даже в полной тьме. Старик повернулся к Батиату.
— У тебя в теле тепла больше, чем у других, — сказал он, — потому что тебя питало солнце Африки. Обнажи грудь и прижми его к себе покрепче; пусть твое сердце бьется рядом с его сердцем, пока не разбудит его. А я попытаюсь зажечь огонь.
Батиат выполнил просьбу старика; он поднял безжизненного мальчика легко, словно тот ничего не весил, и прижал к себе. Ливия укрыла их обоих одеялами, чтобы ни капли драгоценного тепла не потерялось. Аврелий и Ватрен лишь молча качали головами, не веря в удачу и не понимая, почему старик не сдается.
Амброзин ощупью пробрался вдоль стены, шаря по земле, пока не нашел немного сухого мха, который и сложил в аккуратную кучку, добавив к ней сухих листьев. Потом он достал из своего мешка кремни и начал ударять ими друг о друга, демонстрируя немалый опыт и сноровку. Крупные искры посыпались на мох и листья, и вот уже в их глубине вспыхнула красная точка, поначалу едва различимая. Амброзин встал на колени и принялся дуть на мох. Остальные скептически наблюдали за стариком, не в силах поверить в успех его затеи, — но Амброзин продолжал дуть с такой силой, как будто надеялся именно этим вдохнуть жизнь в своего мальчика. И вдруг небольшой язычок пламени взвился в темноту, — такой тонкий, что его трудно было рассмотреть; но вскоре он окреп, мох охватило огнем, становившимся все ярче. Амброзин все дул и дул, добавляя в крошечный костер новые пучки мха и тонкие веточки, и вот, наконец, в ночи возникли настоящий огонь и свет.
Понемногу костер разогнал тьму случайного прибежища, осветив тела, сгрудившиеся в тесном пространстве, открыв взглядам и напряженное лицо Амброзина, и широко раскрытые глаза черного гиганта.
Батиат таращился в ночь, и по его широким щекам текли слезы. Слезы радости.
— Он дышит! — шепнул гигант.
Лицо Амброзина исказилось — как у человека, разбуженного посреди ночи и еще не забывшего чудовищный кошмар, только что снившийся ему…
Все собрались вокруг Ромула, и каждому хотелось обнять мальчика, каждому хотелось очутиться к нему поближе, хотя Амброзин твердил:
— Осторожнее! Осторожнее! Мальчик еще совсем без сил! Дайте ему как следует восстановить дыхание и прийти в себя!
Урсин ушел за стену, чтобы поискать сухие ветви и подбросить их в костер; потом снова завесил козьими шкурами вход, стараясь удержать холод снаружи. В замкнувшемся пространстве стало немного теплее, и Ромул протянул онемевшие руки к огню.
— Это Батиат вернул тебя к жизни, — сказал Амброзин. Ромул поднял голову, посмотрел на гиганта и прижался к нему покрепче. Батиат обнял мальчика, нежно, осторожно, как будто боялся раздавить хрупкое тело. Аврелий сказал:
— Пойду укрою коня попоной; он у нас один остался, если не считать мула Амброзина, а с мула толку не слишком много. Похоже, ночь будет очень холодной.
Амброзин заметил, что взгляд Аврелия был печальным, в отличие от остальных. Он выждал немного, а потом накинул на плечи плащ:
— Пойду-ка и я, сам присмотрю за своим мулом.
Он нашел Аврелия рядом с Юбой. Легионер стоял неподвижно, завернувшись в плащ. Казалось, он смотрит вниз, в долину, погрузившись в мысли… и он вздрогнул, когда рядом с ним прозвучал голос старого наставника.
— Две истины. Две противоположные версии твоего прошлого: версия Ливии и версия Вульфилы. Кому верить?
Аврелий даже не обернулся. Он лишь плотнее запахнул плащ, как будто холод пробирал его до глубины души.
— Ты знаешь оба варианта. Почему бы не сказать мне, чему веришь ты?
— Да, действительно, я слышал слова варвара, но ты хочешь слишком многого от простого учителя. Из твоего прошлого возникло видение, и оно заставило тебя увидеть некое пятно, о существовании которого ты даже не подозревал. — Аврелий промолчал. — Я знаю, это причиняет боль, — продолжил Амброзин. — Но лучше, когда все выплывает наружу. Тайная болезнь пожирает нас медленно, и от нее не бывает лекарства, и в какой-то момент она прорывается наружу, застав нас врасплох. Но ты теперь, по крайней мере, знаешь о ее существовании.
— Я ничего не знаю.
— Такое невозможно. Ты должен что-то помнить.
Аврелий вздохнул. Ему очень хотелось поговорить, довериться кому-то такому, кто мог бы снять камень, давивший на его сердце.
— Это просто бессвязные обрывки, — пробормотал он. — Да ночные кошмары, что мучают меня.
— Какие именно кошмары? — спросил Амброзин. Голос Аврелия дрогнул.
— Ночь. Два старых человека, висящие на кольях. Они связаны друг с другом за запястья. Их тела чудовищно изуродованы, и потом… — Легионер умолк.
— Продолжай, ты должен продолжить…
— А потом… к ним подходит какой-то варвар с обнаженным мечом, и пронзает их… сначала одного, потом другого. — Аврелий содрогнулся всем телом, как будто последние слова стоили ему невероятных усилий.
— Кто они таковы? — спросил Амброзин. — Возможно, именно в них кроется тайна твоего происхождения.
— Я не знаю, — ответил Аврелий, прикрывая глаза ладонью. — Я просто не знаю.
Амброзин понял страдание, терзавшее душу легионера, и положил руку на плечо солдата
— Не позволяй всему этому так мучить тебя, — сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127