Она первая попросила: подбрось закрыть недостачу. Потом у меня обуви не хватило, я у нее заняла, отделалась пересортицей. И пошло… Она своим товаром мои недостачи покрывает. А время придет – мой товар к ней едет, и у нее тоже получается все в порядке… В общем, как начали, Пал Палыч… уже ревизии не боишься… А глаза разгораются…
– По-прежнему отрицаете? – задает следователь вопрос Уваровой.
Уварова отвечает после короткого молчания:
– Может, я когда и пожалела, выручила. В том статьи нет. А зачем мне ее-то было? Своего всегда хватало!
– Позвольте реплику, Пал Палыч? – сердясь, говорит Томилин. – «Ты мне – я тебе», «мое – твое». Да разве оно ваше?! Вы забыли такие слова: «народное достояние»? Они, видите ли, «занимали» и «выручали». Мысли нет, что происходило хищение!.. Извините, Пал Палыч, не вытерпел!
– Не за что, правы. Итак, Стольникова, не случись пожара – вскрылась бы недостача?
– Если б Ленка моего… то есть народного, – смешавшись, поправляется она, – не вернула… и не подбросила от себя, что обещала…
Знаменский вопросительно оборачивается к Уваровой.
– Сказать все можно! – притворно негодует та. – Тут следствие! Факты нужны!
– Факты есть. Вот Томилин пригляделся повнимательней: маркировку на ящиках сверил, даты поступления. И обнаружил у вас многое со склада Стольниковой. Это раз. Второе: эксперты, что работали на пожарище, недосчитались именно этих товаров. Третье: Константин Бугаев признал, что возил грузы со склада на склад. Достаточно?
Уваровой достаточно – молчит, нервно сплетая и расплетая пальцы.
– А теперь, Стольникова, объясните вкратце причину вашей ссоры.
– Когда вы сказали о поджоге, я сразу поняла – только она! Вторую такую злыдню поискать! – Хотя женщина, естественно, повторяет уже говоренное прежде, но опять волнуется до слез.
– Почему она? – призывает ее к точности Пал Палыч.
– Набрала целых две машины чего подороже и держит! А у нас ревизия на носу. Звоню: вези, мол, пора. Ладно, говорит, заскочу к концу дня, условимся… Мы с Женей сидим, пьем чай, является. Что вы, говорит, девочки, тревожитесь, завтра все пришлю! И зачем-то рысцой на склад. Посмотрю, говорит, что у вас есть. Сейчас-то я соображаю зачем! А тогда подумала – вот завистная!..
– В руках Уварова что-то несла?
– Сумку… такую полухозяйственную, на молнии. Мне бы глаз не спускать, да разве придет в голову?! Я во дворе тогда стояла, но видела – везде она совалась! И в тот угол тоже!
– Все врет! Все врет! – вскрикивает Уварова.
– И больше ничего не скажете?
– Ни-че-го!
Пал Палыч поочередно придвигает женщинам протокол:
– Распишитесь… Распишитесь… Николай Александрович, прошу прислать конвой за Стольниковой, – просит он Томилина.
– Хорошо. Я пойду, если не нужен.
Знаменский кивает. Томилин выходит. Спустя короткое время появляется конвойный. Стольникова поднимается.
– До свидания, Пал Палыч… Будь ты проклята! Змея! – напоследок кидает Стольникова и скрывается за дверью.
Знаменский достает отдельный бланк для допроса, заполняет «шапку».
– Давайте все же поговорим.
Уварова молчит.
– Вы систематически занимались хищениями. Это вы теперь признаете?
– Да, – мрачно отзывается Уварова. – Признаю.
– Вас ожидает лишение свободы. Это вы тоже понимаете. К чему же упорное запирательство в вопросе о поджоге?
– Хотите, чтобы я перестала бороться?
– Хочу, чтобы вы оценили цепь косвенных улик. При инвентаризации у вас выявлены немалые излишки. Их происхождение – сгоревший склад. Так что мотив поджога убедительный: присвоение товаров на весьма круглую сумму. Дальше. Кроме показаний Стольниковой, есть свидетельство одной из кладовщиц. Она заметила, как вы выходили из-за ящиков с посудой, отряхивая ладони. Именно оттуда, где возник пожар.
– Еще не доказательство, что я его устроила!
– Но даже известно, как вы это сделали, Елена Владимировна, – вкрадчиво говорит Пал Палыч. – Вы принесли в сумке бутылку с бензином и свечу. Зажгли ее с тем расчетом, чтобы разгорелось не сразу. – Знаменский не торопится и наблюдает за ее лицом, выдающим изумление и растерянность. – Потом ловко подсыпали сторожу в термос снотворного. Выждав время, приехали еще посмотреть на пожар и убедиться, что сработало!.. Видите, все правильно. Женщина вы неглупая, должны признать свое поражение.
– Глупая, умная – немолодая, вот что!.. – почти шепчет Уварова. – Снова сидеть – век кончен… – Помолчав, поднимает голову, говорит жестко: – Ну, допустим, я подпалила. И что? Да гори оно хоть все ярким пламенем!
– Откуда такая озлобленность?
– А судьба меня, гражданин следователь, не ласкала, не баюкала… не то что некоторых… Хотите послушать, откуда змеи берутся? – с вызовом спрашивает она.
– Всегда стремлюсь понять.
– Вот-вот, понимайте. Была девчонка не хуже других. Кончила товароведческий, показалось – скучная работа. Устроилась в такси. Вроде жизнь наладилась: замуж вышла за трезвого, жилье получили, сына родила. – Уварова исповедуется не покаянно – ожесточенно. – А рухнуло все в один миг. Пассажир в аэропорт. «Гони, – говорит, – опаздываю! Накину тридцатку!» Тогда для меня это деньги были. Погнала. Сто, сто двадцать, пошла на обгон. Перевернулась. Он – насмерть, мне после больницы – срок. Дальше – лучше. Освободилась, приезжаю домой. Узнаю: муж со мной, с осужденной, развелся, с площади выписал, в квартире новая хозяйка. Выпихнули мне на лестницу чемоданчик с барахлом. «Ребенок?!» – спрашиваю. Простудился, говорят, умер. Как только пережила… Достала старый товароведческий диплом, пошла по объявлениям, где «требуются». Поступила на самую низовую должность. И год за годом прогрызалась в начальницы. И остервенилась, да, остервенилась. Зато прогрызлась… А на промтоварах сидеть да нитки не взять… Э-эх, гражданин следователь… жизни вы не знаете, какая она есть!..
– Я знаю, какая она должна быть, – говорит Пал Палыч после паузы. – И еще знаю: жизнь такая, какой ее делают сами люди!..
Кибрит и Знаменский встречаются на лестнице Петровки, здороваются.
– Ну, отмылась от сажи?
– Не говори! До сих пор в горле першит. Как у тебя?
– Помаленьку.
Рядом возникает Томин:
– Привет! Паша, я тебе обзвонился!
– А что?
– Начала раскручиваться вот такая, – поднимает большой палец, – криминальная история! Просто создана для нас с тобой! И Зинаиду примем, если попросит.
– Еще куча работы с пожаром, – говорит Знаменский.
– Паша, не будет тебе прощения, если откажешься!
– Ладно, созвонимся.
Знаменский направляется к себе для последней беседы с Гуторской, утерявшей ныне всю свою заносчивость.
– Стольникова созналась – очередь за мной. Этого вы ждете. И видите во мне главную преступницу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
– По-прежнему отрицаете? – задает следователь вопрос Уваровой.
Уварова отвечает после короткого молчания:
– Может, я когда и пожалела, выручила. В том статьи нет. А зачем мне ее-то было? Своего всегда хватало!
– Позвольте реплику, Пал Палыч? – сердясь, говорит Томилин. – «Ты мне – я тебе», «мое – твое». Да разве оно ваше?! Вы забыли такие слова: «народное достояние»? Они, видите ли, «занимали» и «выручали». Мысли нет, что происходило хищение!.. Извините, Пал Палыч, не вытерпел!
– Не за что, правы. Итак, Стольникова, не случись пожара – вскрылась бы недостача?
– Если б Ленка моего… то есть народного, – смешавшись, поправляется она, – не вернула… и не подбросила от себя, что обещала…
Знаменский вопросительно оборачивается к Уваровой.
– Сказать все можно! – притворно негодует та. – Тут следствие! Факты нужны!
– Факты есть. Вот Томилин пригляделся повнимательней: маркировку на ящиках сверил, даты поступления. И обнаружил у вас многое со склада Стольниковой. Это раз. Второе: эксперты, что работали на пожарище, недосчитались именно этих товаров. Третье: Константин Бугаев признал, что возил грузы со склада на склад. Достаточно?
Уваровой достаточно – молчит, нервно сплетая и расплетая пальцы.
– А теперь, Стольникова, объясните вкратце причину вашей ссоры.
– Когда вы сказали о поджоге, я сразу поняла – только она! Вторую такую злыдню поискать! – Хотя женщина, естественно, повторяет уже говоренное прежде, но опять волнуется до слез.
– Почему она? – призывает ее к точности Пал Палыч.
– Набрала целых две машины чего подороже и держит! А у нас ревизия на носу. Звоню: вези, мол, пора. Ладно, говорит, заскочу к концу дня, условимся… Мы с Женей сидим, пьем чай, является. Что вы, говорит, девочки, тревожитесь, завтра все пришлю! И зачем-то рысцой на склад. Посмотрю, говорит, что у вас есть. Сейчас-то я соображаю зачем! А тогда подумала – вот завистная!..
– В руках Уварова что-то несла?
– Сумку… такую полухозяйственную, на молнии. Мне бы глаз не спускать, да разве придет в голову?! Я во дворе тогда стояла, но видела – везде она совалась! И в тот угол тоже!
– Все врет! Все врет! – вскрикивает Уварова.
– И больше ничего не скажете?
– Ни-че-го!
Пал Палыч поочередно придвигает женщинам протокол:
– Распишитесь… Распишитесь… Николай Александрович, прошу прислать конвой за Стольниковой, – просит он Томилина.
– Хорошо. Я пойду, если не нужен.
Знаменский кивает. Томилин выходит. Спустя короткое время появляется конвойный. Стольникова поднимается.
– До свидания, Пал Палыч… Будь ты проклята! Змея! – напоследок кидает Стольникова и скрывается за дверью.
Знаменский достает отдельный бланк для допроса, заполняет «шапку».
– Давайте все же поговорим.
Уварова молчит.
– Вы систематически занимались хищениями. Это вы теперь признаете?
– Да, – мрачно отзывается Уварова. – Признаю.
– Вас ожидает лишение свободы. Это вы тоже понимаете. К чему же упорное запирательство в вопросе о поджоге?
– Хотите, чтобы я перестала бороться?
– Хочу, чтобы вы оценили цепь косвенных улик. При инвентаризации у вас выявлены немалые излишки. Их происхождение – сгоревший склад. Так что мотив поджога убедительный: присвоение товаров на весьма круглую сумму. Дальше. Кроме показаний Стольниковой, есть свидетельство одной из кладовщиц. Она заметила, как вы выходили из-за ящиков с посудой, отряхивая ладони. Именно оттуда, где возник пожар.
– Еще не доказательство, что я его устроила!
– Но даже известно, как вы это сделали, Елена Владимировна, – вкрадчиво говорит Пал Палыч. – Вы принесли в сумке бутылку с бензином и свечу. Зажгли ее с тем расчетом, чтобы разгорелось не сразу. – Знаменский не торопится и наблюдает за ее лицом, выдающим изумление и растерянность. – Потом ловко подсыпали сторожу в термос снотворного. Выждав время, приехали еще посмотреть на пожар и убедиться, что сработало!.. Видите, все правильно. Женщина вы неглупая, должны признать свое поражение.
– Глупая, умная – немолодая, вот что!.. – почти шепчет Уварова. – Снова сидеть – век кончен… – Помолчав, поднимает голову, говорит жестко: – Ну, допустим, я подпалила. И что? Да гори оно хоть все ярким пламенем!
– Откуда такая озлобленность?
– А судьба меня, гражданин следователь, не ласкала, не баюкала… не то что некоторых… Хотите послушать, откуда змеи берутся? – с вызовом спрашивает она.
– Всегда стремлюсь понять.
– Вот-вот, понимайте. Была девчонка не хуже других. Кончила товароведческий, показалось – скучная работа. Устроилась в такси. Вроде жизнь наладилась: замуж вышла за трезвого, жилье получили, сына родила. – Уварова исповедуется не покаянно – ожесточенно. – А рухнуло все в один миг. Пассажир в аэропорт. «Гони, – говорит, – опаздываю! Накину тридцатку!» Тогда для меня это деньги были. Погнала. Сто, сто двадцать, пошла на обгон. Перевернулась. Он – насмерть, мне после больницы – срок. Дальше – лучше. Освободилась, приезжаю домой. Узнаю: муж со мной, с осужденной, развелся, с площади выписал, в квартире новая хозяйка. Выпихнули мне на лестницу чемоданчик с барахлом. «Ребенок?!» – спрашиваю. Простудился, говорят, умер. Как только пережила… Достала старый товароведческий диплом, пошла по объявлениям, где «требуются». Поступила на самую низовую должность. И год за годом прогрызалась в начальницы. И остервенилась, да, остервенилась. Зато прогрызлась… А на промтоварах сидеть да нитки не взять… Э-эх, гражданин следователь… жизни вы не знаете, какая она есть!..
– Я знаю, какая она должна быть, – говорит Пал Палыч после паузы. – И еще знаю: жизнь такая, какой ее делают сами люди!..
Кибрит и Знаменский встречаются на лестнице Петровки, здороваются.
– Ну, отмылась от сажи?
– Не говори! До сих пор в горле першит. Как у тебя?
– Помаленьку.
Рядом возникает Томин:
– Привет! Паша, я тебе обзвонился!
– А что?
– Начала раскручиваться вот такая, – поднимает большой палец, – криминальная история! Просто создана для нас с тобой! И Зинаиду примем, если попросит.
– Еще куча работы с пожаром, – говорит Знаменский.
– Паша, не будет тебе прощения, если откажешься!
– Ладно, созвонимся.
Знаменский направляется к себе для последней беседы с Гуторской, утерявшей ныне всю свою заносчивость.
– Стольникова созналась – очередь за мной. Этого вы ждете. И видите во мне главную преступницу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10