andinus и Ph. jamesi). Они живут здесь на высоте 4950 метров среди вечного холода и ледяного ветра такой силы, что бедные птицы боятся взлетать и на недалеко расположенные озера иногда переходят пешком. Кроме них, в озерах водится планктон, ручейники и подводные морщинистые жабы Telmatobius вроде титикакских (их здесь открыли только в 1990 году). Озера соответствуют названиям: Lago Verde ярко-зеленое, Lago Blanco белое, а Lago Colorado ярко-красное. Мы поднялись на склон соседнего вулкана, чтобы посмотреть на них сверху. Здесь я наконец увидел живых короткохвостых шиншилл (Chinchilla brevicauda) — пушистых серо-голубых зверьков. Потом выяснилось, что этот вид сохранился только здесь, на «ничейной земле» у стыка границ. К сожалению, Красное озеро к этому времени уже закрыл шлейф пыли, принесенной ветром из долины. Да и над нами небо постепенно меняло цвет с синего на желтый. На склоне и вершине виднелись полуразрушенные инкские развалины, загадочные, как всегда.
Мы проехали к Боливийско-Аргентинской границе, чтобы искупаться в горячем источнике. Там нам встретились боливийские пастухи — смуглые бичи, говорящие на странном, тягуче-медленном испанском. Видимо, в этом неторопливом мире они и думать привыкли медленно. На обратном пути у пограничного столба мы увидели забуксовавший в яме микроавтобус с парочкой гринго. Пока мы их вытаскивали, выяснилось, что ребята едут с Аляски на Огненную Землю. Взглянув сверху на гигантский солончак Salar-de-Atacama, мы скатились в поселок, где уже бушевала пыльная буря. Но мне повезло: сразу подвернулась попутка, я вернулся к морю и покатил дальше на юг.
За Антофагастой дожди на побережье бывают почти исключительно после сильных землетрясений (то есть раз в 5-15 лет). В чем причина такой связи, неизвестно, хотя подмечена закономерность еще во времена Дарвина. Поскольку очаги землетрясений здесь обычно находятся под дном океана, напрашивается мысль, что толчки вызывают перемешивание морской воды. Более теплые слои поднимаются к поверхности из-под холодного течения, резко усиливается испарение, а постоянные западные ветры гонят облака к берегу. К сожалению, ввиду отсутствия землетрясения проверить эту гипотезу мне не удалось. Благодаря дождям раньше кое-где росли рощи акаций Prosopis tamarugo, но их почти не осталось.
В продольной долине за прибрежным хребтом (продолжении Атакамы) разрабатываются гигантские залежи селитры. Вероятно, она образовалась из гуано морских птиц.
Если это так, значит, течение Гумбольдта существовало еще в начале кайнозоя, когда берег проходил восточнее.
Я пересек Южный тропик, проехал еще несколько сот километров и остановился на день в заповедничке Pan de Azucar («Сахарная Голова»), названном так по круглому островку у берега. Здесь дожди бывают почти каждый год, поэтому на склонах растет кустарник и великое множество кактусов — метровые колючие шары Echinocactus, пучки «фаллосов» Mamillaria размером с купол зонтика, колонновидные гиганты Ferrocactus и крошечные Opuntia, «составленые» из плоских лепешек размером с монетку. На обращенных к морю склонах ловят туман странные Tillandsia — словно вставший торчком бородатый лишайник. В горах мне не встретилось ничего интересного, кроме мелких птиц и старых следов гуанако (они напоминают отпечатки копыт оленя, а не верблюда, родственника гуанако). Зато на берегу я нашел следы кошачьей выдры, по валунам бегали ящерицы, а на скалах и пляжах было множество птиц.
Я прошел по берегу километров десять, высматривая пингвинов, черных куликов-сорок (Haematopus ater) и канадских кроншнепов (Numenius americanus и N.
tahitiensis). Море здесь — почти единственный источник пищи, поэтому даже мелкие певчие птицы — оляпковые дрозды (Cinclodes) и прочие — встречаются в основном у прибойной полосы.
Я уже понял, что автостоп здесь не проблема, и дальше старался не пользоваться автобусом. Насколько приятней мчаться на закате между горами и океаном, имея возможность видеть все вокруг! Чили, вытянувшееся узкой полоской вдоль западного побережья — страна закатов. Вот только мало кто их видит на пустынных берегах — ведь почти все население сосредоточено в центральной части страны, в основном в Продольной долине, отделенной от моря береговыми хребтиками.
Когда после ночи в дороге начало светать, повсюду вокруг зеленела весенняя травка. 3500 километров пустыни остались позади — начинались совсем другие края.
Кто не успел, тот опоздал — мертва Романтика, ребята!
Закрыты ставки навсегда конкистадоров и пиратов.
Нам не осталось диких рек, или на картах белых пятен,
И душит нас туризма век в своих коммерческих объятьях.
Вершины поздно покорять — они за деньги отдаются;
Везде бордюрчики стоят, где можно было подскользнуться.
А риска в мире больше нет — ваш гид вам врет или блефует:
Последний страшный людоед давно открытками торгует.
Акулы все приручены, сидят все змеи на окладе,
Ко всем опасностям лесным открыт проезд по автостраде;
Вулкана кратер можно снять, и не выплевывая соски,
Но надо очередь занять, чтобы билет купить в киоске.
Детишкам вашим не читать смешного старого Жюль Верна:
Карнеги или «Word 5.5» для них полезнее, наверно.
Без приключений тихо жить придется им в столетьи новом,
И йогурт сладкий побежит у них по жилам вместо крови.
Глава восьмая. Внеочередная весна
Водитель, сбавь скорость! Ребенок, переходящий дорогу, может быть твоим сыном!
Плакат на дороге Чайтен-Кояке.
Центральное Чили — удивительный край. Горы, пустыни и холодный океан надежно изолируют его от мира. Когда-то он был связан с Антарктидой, но потом она оказалась подо льдом. Остатки антарктической флоры и фауны, прошедшие в Чили через Патагонию, эволюционировали в мягком субтропическом климате и смешались с немногочисленными выходцами из тропической Америки, а также с «северянами», попавшими сюда после долгого пути по Андам. Результат получился очень интересный. Растительность этих мест поразительно напоминает субтропики Северного полушария, хотя состоит из совершенно других видов.
Я добрался до заповедника Fray Jorje, расположенного на стыке полупустыни и субтропической степи. В Чили с севера на юг сменяются несколько природных зон, но эта полоска земли настолько узкая, что на степи, например, пришлось всего около тысячи квадратных километров. Пейзаж степной зоны напоминал весенний Узбекистан или Армению. Повсюду цвели сады, по обочинам дорог тянулись «клумбы» из ярко-оранжевых цветов, похожих на тюльпаны и маки нашего юга. В теплом влажном воздухе висел сладкий аромат молодой травки. Даже птицы на изумрудных полях виднелись примерно те же — луни, чибисы, дрозды, да еще гигантские колибри вместо щурок.
Горы заповедника были покрыты настоящим ковром из цветов. Даже кактусы цвели все поголовно — от маленьких пушистых «котят» до метровых «царь-ежей».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Мы проехали к Боливийско-Аргентинской границе, чтобы искупаться в горячем источнике. Там нам встретились боливийские пастухи — смуглые бичи, говорящие на странном, тягуче-медленном испанском. Видимо, в этом неторопливом мире они и думать привыкли медленно. На обратном пути у пограничного столба мы увидели забуксовавший в яме микроавтобус с парочкой гринго. Пока мы их вытаскивали, выяснилось, что ребята едут с Аляски на Огненную Землю. Взглянув сверху на гигантский солончак Salar-de-Atacama, мы скатились в поселок, где уже бушевала пыльная буря. Но мне повезло: сразу подвернулась попутка, я вернулся к морю и покатил дальше на юг.
За Антофагастой дожди на побережье бывают почти исключительно после сильных землетрясений (то есть раз в 5-15 лет). В чем причина такой связи, неизвестно, хотя подмечена закономерность еще во времена Дарвина. Поскольку очаги землетрясений здесь обычно находятся под дном океана, напрашивается мысль, что толчки вызывают перемешивание морской воды. Более теплые слои поднимаются к поверхности из-под холодного течения, резко усиливается испарение, а постоянные западные ветры гонят облака к берегу. К сожалению, ввиду отсутствия землетрясения проверить эту гипотезу мне не удалось. Благодаря дождям раньше кое-где росли рощи акаций Prosopis tamarugo, но их почти не осталось.
В продольной долине за прибрежным хребтом (продолжении Атакамы) разрабатываются гигантские залежи селитры. Вероятно, она образовалась из гуано морских птиц.
Если это так, значит, течение Гумбольдта существовало еще в начале кайнозоя, когда берег проходил восточнее.
Я пересек Южный тропик, проехал еще несколько сот километров и остановился на день в заповедничке Pan de Azucar («Сахарная Голова»), названном так по круглому островку у берега. Здесь дожди бывают почти каждый год, поэтому на склонах растет кустарник и великое множество кактусов — метровые колючие шары Echinocactus, пучки «фаллосов» Mamillaria размером с купол зонтика, колонновидные гиганты Ferrocactus и крошечные Opuntia, «составленые» из плоских лепешек размером с монетку. На обращенных к морю склонах ловят туман странные Tillandsia — словно вставший торчком бородатый лишайник. В горах мне не встретилось ничего интересного, кроме мелких птиц и старых следов гуанако (они напоминают отпечатки копыт оленя, а не верблюда, родственника гуанако). Зато на берегу я нашел следы кошачьей выдры, по валунам бегали ящерицы, а на скалах и пляжах было множество птиц.
Я прошел по берегу километров десять, высматривая пингвинов, черных куликов-сорок (Haematopus ater) и канадских кроншнепов (Numenius americanus и N.
tahitiensis). Море здесь — почти единственный источник пищи, поэтому даже мелкие певчие птицы — оляпковые дрозды (Cinclodes) и прочие — встречаются в основном у прибойной полосы.
Я уже понял, что автостоп здесь не проблема, и дальше старался не пользоваться автобусом. Насколько приятней мчаться на закате между горами и океаном, имея возможность видеть все вокруг! Чили, вытянувшееся узкой полоской вдоль западного побережья — страна закатов. Вот только мало кто их видит на пустынных берегах — ведь почти все население сосредоточено в центральной части страны, в основном в Продольной долине, отделенной от моря береговыми хребтиками.
Когда после ночи в дороге начало светать, повсюду вокруг зеленела весенняя травка. 3500 километров пустыни остались позади — начинались совсем другие края.
Кто не успел, тот опоздал — мертва Романтика, ребята!
Закрыты ставки навсегда конкистадоров и пиратов.
Нам не осталось диких рек, или на картах белых пятен,
И душит нас туризма век в своих коммерческих объятьях.
Вершины поздно покорять — они за деньги отдаются;
Везде бордюрчики стоят, где можно было подскользнуться.
А риска в мире больше нет — ваш гид вам врет или блефует:
Последний страшный людоед давно открытками торгует.
Акулы все приручены, сидят все змеи на окладе,
Ко всем опасностям лесным открыт проезд по автостраде;
Вулкана кратер можно снять, и не выплевывая соски,
Но надо очередь занять, чтобы билет купить в киоске.
Детишкам вашим не читать смешного старого Жюль Верна:
Карнеги или «Word 5.5» для них полезнее, наверно.
Без приключений тихо жить придется им в столетьи новом,
И йогурт сладкий побежит у них по жилам вместо крови.
Глава восьмая. Внеочередная весна
Водитель, сбавь скорость! Ребенок, переходящий дорогу, может быть твоим сыном!
Плакат на дороге Чайтен-Кояке.
Центральное Чили — удивительный край. Горы, пустыни и холодный океан надежно изолируют его от мира. Когда-то он был связан с Антарктидой, но потом она оказалась подо льдом. Остатки антарктической флоры и фауны, прошедшие в Чили через Патагонию, эволюционировали в мягком субтропическом климате и смешались с немногочисленными выходцами из тропической Америки, а также с «северянами», попавшими сюда после долгого пути по Андам. Результат получился очень интересный. Растительность этих мест поразительно напоминает субтропики Северного полушария, хотя состоит из совершенно других видов.
Я добрался до заповедника Fray Jorje, расположенного на стыке полупустыни и субтропической степи. В Чили с севера на юг сменяются несколько природных зон, но эта полоска земли настолько узкая, что на степи, например, пришлось всего около тысячи квадратных километров. Пейзаж степной зоны напоминал весенний Узбекистан или Армению. Повсюду цвели сады, по обочинам дорог тянулись «клумбы» из ярко-оранжевых цветов, похожих на тюльпаны и маки нашего юга. В теплом влажном воздухе висел сладкий аромат молодой травки. Даже птицы на изумрудных полях виднелись примерно те же — луни, чибисы, дрозды, да еще гигантские колибри вместо щурок.
Горы заповедника были покрыты настоящим ковром из цветов. Даже кактусы цвели все поголовно — от маленьких пушистых «котят» до метровых «царь-ежей».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81