После каждого из двух порогов плоты приходилось строить заново. Они основали новые миссии на 800 километров южнее, на аргентинской земле. Мир и процветание продолжались до 1767 года, когда Карл III запретил орден во всех испанских владениях. Провинция вступила в полосу упадка, из которой выходит только сейчас.
Что касается миссий, то их величественные развалины и сегодня производят впечатление великолепной резьбой по камню, хотя джунгли мало что оставили от стен.
Я быстро проехал всю Мисьонес и сошел на последней развилке перед стыком границ с Бразилией и Парагваем. Узкое шоссе тянулось через густой субтропический лес, над которым кое-где торчали странные кроны бразильских араукарий (Araucaria angustifolia). Это единственный кусочек сельвы в Аргентине, истоптанный туристами вдоль и поперек, но всего месяц тому назад на этой самой дороге турист-гринго был убит ягуаром. Только что стемнело, и на теплый асфальт выползли детеныши змей — коричневые гремучки Crotalys и черные в серебре Bothrops. Вооружившись хворостиной, я стал сгонять ботропсят с проезжей части, но спасти удалось не всех: некоторые из этих «живых игрушек» уже были раздавлены колесами проносившихся машин.
Вскоре лес кончился. Я прошел между безмолвными корпусами турбаз, отелей и ресторанов и вышел к высокому обрыву, под которым в облаке тумана шумел водопад Игуасу.
Он шире и выше Ниагары, но меньше, чем Виктория. Водопад обрушивается со скалы высотой 72 метра и шириной в три километра, разбиваясь на десятки ветвей, между которыми торчат зеленые островки. Днем тут слишком много туристов, но ночью никого нет. По мокрым от водяной пыли дорожкам бродят здоровеннные жабы-аги (Bufo marinus), похожие на борцов сумо. Изредка встретишь зеленого агути или собирающего мусор длиннохвостого опоссума (Metachirus nudicaudatus), но больше делить удовольствие не приходится ни с кем. Белый фронт водопада в желтоватых лунных радугах таинственно проступает из черных гор, мелкие боковые ручейки журчат в скальных трещинах, стекая в озера — отличное место для усталого путешественника, который мечтает отдохуть от жары и выспаться в покое и уюте.
Утро еще лучше: столбы тумана и брызг, поднимающиеся над водопадом, становятся ярко-розовыми, целые стаи туканов и попугаев летают с берега на берег, первые колибри пронзают мокрый воздух. Большие серые стрижи Cypseloides senex, сотнями тысяч гнездящиеся на скалах за стеной падающей воды, с визгом пронзают самые страшные части водопада. Наконец выходит солнце, и тысячи радуг вспыхивают над Игуасу. Тут на тропинках, словно армии бродячих муравьев, появляются колонны туристов — день начался.
Сверху поперек реки проложены мостки, по которым можно подойти вплотную к «Глотке Дьявола» — выемке уступа, в которую падает большая часть воды. Снизу к этому ревущему белому чудовищу тоже можно подобраться, но только с бразильской стороны.
Я отправился в город Пуэрто Игуасу и стал дожидаться открытия консульства.
Вскоре за мной образовалась очередь из полусотни туристов со всего мира. Тут консульство открылось.
— Нет, мой друг, — сказал единственный из сотрудников, знавший слов десять по-английски и столько же по-испански, — ваша виза еще не пришла из Буэнос-Айреса. Приходите завтра.
Я грустно отошел в сторону. Поток туристов нахлынул на конторку и сразу же отхлынул, оставив в холле одного человека — все остальные получили визы за пять минут.
— Откуда ты, брат? — спросил я беднягу.
— Из Польши. А ты?
— Из России.
На нас напал идиотский хохот. Посмеявшись над горестной судьбой, мы разошлись, договорившись встретиться утром. Парень болтался тут в ожидании визы уже неделю.
Он изучал бразильскую литературу в Рио и возвращался с каникул.
Я вернулся к водопаду и до вечера бродил по лесу, но встретил только большое причудливое насекомое — королевскую фонарницу (Laternalia phosphores). Вечером я решил устроить большую охоту на змей и до полуночи бродил с фонарем по шоссе. Но змеенышей, десятками выползавших на асфальт днем раньше, почему-то не было.
Вместо них появились квакши Flectonotus gouldi, маскирующиеся под щепки.
Я уже нашел подходящую скамейку и хотел расстелить спальник, как вдруг заметил на дорожке нечто странное. Издали это казалось трещиной в асфальте, а вблизи — застывшей струйкой черного стекла. Но у нее был подвижный хоботок, и она медленно текла вперед, ощупывая путь. Это была наземная планария — редкий обитатель самых влажных мест.
Утром я явился за 20 километров в консульство и выслушал слово в слово тот же самый ответ.
— Надо позвонить в Буэнос-Айрес, — сказал я поляку, — и спросить, почему они не посылают по факсу наши бумаги.
Мы пошли на почту, позвонили в столицу, но там нам сказали, что все давно отправлено.
— Они давно все отправили! Наверняка бумаги уже у вас! — закричал мой новый друг, когда мы добежали до консульства (он свободно владел португальским).
— Они не могут быть у нас, — невозмутимо заявил чиновник, дружелюбно улыбаясь.
— Почему?
— Потому, что мы не могли их получить. У нас нет факса!
— Что же вы раньше не сказали?
— Вы не спрашивали.
— Так позвоните в город, пусть они вам подтвердят, что нам можно давать визы!
— У нас нет телефона. Мы только год назад въехали в этот офис, связь еще не провели.
В конце концов мы буквально силой вытащили консула на почту и за свой счет связали его с Буэнос-Айресом. Не прошло и десяти часов, как мы были на бразильской стороне. По дороге поляк сообщил мне новости, оказавшиеся малоутешительными. Во-первых, здесь тоже приравняли местную денежную единицу к доллару, и цены подскочили в несколько раз. Во-вторых, вышел специальный закон, запрещающий автостоп.
Я почувствовал, что меня загнали в угол. После оплаты визы и звонков у меня осталось всего 300 долларов. За эти деньги я бы смог, наверное, добраться до Каракаса через Рио-де Жанейро, Амазонку и Гвианское нагорье, но на самолет до Кубы нужно было еще столько же. Скрепя сердце, решил покрутиться по Бразилии и вылететь домой из Сан-Паулу.
Взяв билет на автобус, я прогулялся по бразильской стороне водопада, где бродят стаи полуручных носух и где я нашел самого красивого жука из всех, каких видел за полгода в Южной Америке. Размером он был меньше канцелярской кнопки, плоский и круглый, как все виды подсемейства щитоносок (Cassidae). Жук был такого ярко-золотого цвета, что не блестел, а словно светился, а на спине, как на мишени, были нарисованы два бархатисто-черных концентрических кольца с черной точкой в центре. Когда я протянул к нему руку, он сразу улетел. Как называлось это маленькое чудо, мне не удалось узнать до сих пор.
Чуть выше по течению можно встретить очень редкую птицу — крохаля Mergus ostosetaceus. Он живет только на тех реках, где есть водопады, потому что выше водопадов нет хищных рыб, опасных для утят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81